Крещенский апельсин - Басманова Елена - Страница 23

– Кто здесь? Ты чей дух?

Похолодевший Самсон с трудом узнал грудной голос баронессы. Воркование в нем исчезло напрочь.

– Я император Калиостро, – сдавленный мужской голос звучал откуда-то сверху. – Спрашивайте.

– Спасет ли наша любовь Россию?

– Россия погибнет.

Самсон со всех сил вцепился в неизвестные ладони.

– В чем наша миссия? – Голос баронессы звучал глухо и трагически.

– Пить из чаши Грааля.

Самсон впал в паническое состояние. До сих пор он мало интересовался судьбой России, и уж никогда он не задумывался о чаше Грааля. Теперь он судорожно соображал, где находится дух Калиостро: в раю или в аду?

– А что случилось с Эльзой? – поспешно выдохнул несчастный тайный супруг.

– Путь женщины – через чистилище в Рай, – ответил незримый дух Калиостро и совсем слабо прошелестел: – Прощайте, прощайте, прощайте…

Воцарилась полная, глухая тишина. Комнату пронзали морозные токи, будто действительно, приоткрыв дверцу в бездну потустороннего холода, отлетал некий дух.

Но вот неизвестные руки разомкнулись, и магия общего таинства растаяла. Скрипнул отодвигаемый стул, раздался едва уловимый, легкий звук удаляющихся от стола шагов. Дверь приоткрылась, портьера отодвинулась, и баронесса Карабич позвала своим грудным голосом:

– Прошу вас, дорогие мои, в кабинет.

Самсон потянулся за остальными в библиотеку. Света там прибавилось: был зажжен торшер у дивана, а на столике рядом стоял поднос с золотистым вином в хрустальном графине, бокалами, фруктами, конфетами.

Молчаливое сообщество расселось, кто на диван, кто на стулья, и баронесса продолжила:

– Предлагаю выпить за нового члена нашего капитула. Самсон Васильевич Шалопаев – прирожденный медиум. Надеюсь видеть его гостем наших понедельников. Как было сказано древними, много званых, да мало избранных.

– Этому счастливому случаю было предзнаменование, – подал голос господин Горбатов, – я уже встречался с господином Шалопаевым. Позвольте представить наших дам. Мадемуазель Голицына, Вера Хрисанфовна.

– Очень приятно, – отозвалась бледная девушка с пухлыми бесцветными губами. – Я вас видела, Самсон Васильевич, вчера в Дворянском собрании. Рядом с эффектной дамой.

– Это его тетя, – поспешил вмешаться Фа-лалей.

– Но господин Шалопаев говорил моей жене, что у него родственников в столице нет, – недоуменно выкатил глаза Горбатов.

– Проездом, проездом тетушка остановилась в столице. Из-за границы возвращалась, в гостинице и встретились случайно, – объяснил Фалалей.

– С медиумами такое часто бывает, – вязким контральто подтвердила вторая барышня, маленькая и смуглявая, – случайные совпадения их буквально преследуют.

– Мадемуазель Жеремковская знает это по собственному опыту, – подтвердила баронесса.

Фалалей, опрокинув в рот рюмку хереса, внезапно вскочил и беспокойно забегал по библиотеке.

– Случайности я тоже не оставляю без внимания, – говорил он торопливо, – и эта моя позиция приносит мне удачу в делах. Хотите, расскажу анекдот? Однажды приходит больной к доктору. И говорит: «Доктор, у меня болит голова». А доктор спрашивает: «Почему же повязка у вас на ноге? » А больной отвечает: «А сползла, доктор, случайно сползла… » Ха-ха-ха…

– Насчет повязки очень смешно. Я знаю одну такую смешную историю из жизни, но она грустно закончилась. – Мадемуазель Голицына смутилась и покраснела. – Рассказать?

– Прошу вас, Вера Хрисанфовна, прошу. Баронесса взяла из вазы неочищенный апельсин и протянула Самсону. Он, не решившись отказаться, принял золотистый шар и стал катать его между ладоней.

– Мне дедушка рассказывал. Однажды – уже давно – на одном благотворительном маскараде какой-то шутник из его компании, его протеже, задумал разыграть известную тогда балерину Пьерину Леньяни. Она исполняла роль цветочницы. Озорник предстал перед ней на костылях с забинтованной ногой, будто одноногий. Танцовщица испугалась, убежала. А через день сломала на сцене ногу. Так и закончилась ее карьера…

– Это было еще до нашей эры! – Фалалей рассмеялся. – А как здоровье вашего резвого дедушки?

Мадемуазель Голицына потупилась и скорбно поджала губы.

– Мсье Черепанов, – укорила его мадемуазель Жеремковская, – вы нанесли Верочке душевную рану. Нельзя же быть таким бестактным. А еще мечтаете приобщиться к чаше Грааля!

– А что я такого сказал? – Фалалей расстроился. – Простите, если зарапортовался, не вхож в высшие сферы.

– Дорогой Фалалей, – поспешила ему на помощь баронесса, – вы не виноваты. Хотя интуиция могла бы вам подсказать, что граф Темняев уже второй год лежит в параличе.

– Какой Темняев? – встрепенулся Самсон.

– Не младший же, – разъяснила терпеливо баронесса, – младший – это дядя Верочкин. А старший – дедушка, отец ее матери. О параличе газеты писали два года назад…

Самсон и Фалалей молчали.

– Если уж мы заговорили о родственных связях, – продолжила вкрадчиво баронесса, – не поясните ли нам, дорогой Самсон Васильевич, о какой Эльзе вы спрашивали дух Калиостро? – Самсон открыл было рот, но, встретив агрессивный взгляд госпожи Карабич, осекся. – Эльза тоже ваша тетя?

Самсон покраснел, как гимназист, застигнутый на экзамене со шпаргалкой.

Но на помощь ему пришел верный Фалалей. Он выхватил из рук Самсона апельсин и принялся им жонглировать.

– Прошу внимания! – возвестил он. – Фокус-покус!

Он опустил в карман апельсин, хитро подмигнул мадемуазель Голицыной и тут же вынул апельсин очищенным!

– Ну как?

Шутку приветствовали хлипкими аплодисментами.

– Раскрываю вам маленькую тайну, – расплылся в улыбке Фалалей, – я заморочил Самсону голову некоей погибшей развратницей Эльзой. Наш журнал собирается публиковать ее жизнеописание. Страдалицей оказалась. Смерть ее таинственна, вот впечатлительному юноше и запала в душу трагедия падшего создания.

– Печально, – вздохнула с видимым облегчением баронесса. – Впрочем, из ответа духа и следовало, что несчастная находится по пути в Рай. Если трактовать слова духа прямо, а не метафорически.

– А я и Эльзой ее называю метафорически, – подхватил Фалалей, – вообще-то ее звали Елизавета.

Самсон слушал друга, боясь сказать что-нибудь лишнее. Он понимал, что по какой-то причине его коллега не считает нужным сообщать капитулу баронессы Карабич о журналистской деятельности Самсона, видимо, боясь, как бы несмышленый Самсон не испортил расследование о графе Темняеве и мещанке. Самсон верил в опытность наставника и не обижался.

– Женщины создания эфирные, – подтвердил молчащий доселе господин Горбатов. – Они требуют милосердия, понимания и прощения. По своей супруге сужу.

– А как здоровье Натальи Аполлоновны? – спохватился Самсон, вспомнив о долге вежливости и желая отвлечь внимание публики от своей персоны.

– Наталья Аполлоновна с трудом переносит столичный климат, – поморщился господин Горбатов. – Да и я не сразу привык. Любому организму требуется время приспособиться к этим гнилым условиям. Время, время и время… И очень важно, чтобы рядом были хорошие знакомые, родственные души. А если таких нет, то одолевает хандра.

– Почему же вы не привезете супругу к нам? – ласково поинтересовалась баронесса, пристально разглядывая Самсона.

– Супруга еще дичится, избегает общества. Верно, боится, что наряды моде не соответствуют.

– Так пришлите к ней господина Черепанова! – посоветовала госпожа Карабич. – Он служит в журнале «Флирт», а этот журнал – законодатель передовых мод.

– Я знаю, – вздохнул господин Горбатов. – Сегодня днем уже один сотрудник журнала к нам наведывался. Меня он не застал. Но супруга говорит, что человек весьма представительный, весьма элегантный. Да и настырный очень. Уж не агент ли по продажам? Добился, чтобы барыне доложили о его визите.

– И Наталья Аполлоновна его приняла? – в мыслях Самсона мелькнул образ Эдмунда Либида.

– Приняла, голубушка, не устояла, – сознался господин Горбатов. – Судя по ее отчету, ей было скучно.