Косяк - Щупов Андрей Олегович - Страница 6

– Мы что, играем в шпионов? – Генри плюхнулся на скамью рядом с Барнером. Тот сидел, нахохлившись, натянув на лоб широкополую шляпу.

– Я думал, вас это позабавит, – Барнер стянул с головы шляпу и виновато улыбнулся.

– Разве мы не могли побеседовать по телефону?

– Разумеется, могли. Но, честно говоря, не люблю подобных бесед. Телефон – это что-то вроде звукового телеграфа. Он требует лаконичности, а наш разговор, по-моему, не из таких. Или я ошибаюсь?

Генри промолчал.

– Уверен, вы только что подумали о женщинах, – Барнер приподнял руки. – Согласен. Они действительно захватили изобретение мистера Белла, но первоначально телефон принадлежал не им. Он был создан исключительно для деловых людей…

– Это вы и хотели мне сообщить?

– Да нет же – наоборот, я хотел послушать вас! – Барнер изобразил на лице удивление. – Что, черт побери, с вами стряслось? Поссорились дома? Или я не угодил вам статьей?

Генри смутился.

– Извините. Просто иногда находит… А за статью я, конечно, благодарен.

– Вы отказались дать интервью, поэтому я не предлагаю гонорар.

– Мне это и не нужно.

– Хорошо, тогда приступим к делу. – Барнер закинул ногу на ногу и обхватил колено руками. – Вы сообщили мне, что вас посетил работник службы безопасности. Я правильно понял?

– Мне показалось… – Генри опустил глаза. Черт возьми, он снова угодил впросак! Только сейчас ему пришло в голову, что в отношении мистера Дэмпси он вполне мог и ошибаться. С чего он взял, что «океанолог» работает на службу безопасности? Слепая догадка?… Но ведь Барнер ждет от него другого.

– Не знаю. Возможно, это и не так, но он показался мне подозрительным.

– Он был без оружия?

– Я не заметил.

– Но он показывал вам какие-нибудь документы? Права, удостоверение?

– Только визитную карточку.

– Понятно… – Барнер произнес это таким тоном, что Генри тотчас разозлился.

– Может быть, я недотепа, – пусть! Но своим глазам я пока еще верю. Он не был тем, за кого себя выдавал.

– Почему вы так решили?

– Разные несущественные детали. Блеск глаз, манеры… В отличие от большинства людей я придаю им куда большее значение. Как человек встал, поздоровался, задал вопрос… Кстати сказать, вопросы этого человека практически не касались океанологии, хотя он и старался придать им некую специальную окраску. Кроме того, у него отвратительные глаза, неприятная мимика – словом, он совершенно не походит на ученого.

Барнер задумчиво покачивал головой.

– Мистер Больсен, – вкрадчиво спросил он, – вы считаете себя наблюдательным человеком?

Генри стиснул зубы. С таким же успехом его могли спросить, считает ли он себя дураком. Этот Барнер был не просто говорлив, он умел выворачивать людей наизнанку.

– Да, я считаю себя наблюдательным человеком, – с вызовом ответил Генри.

– Прекрасно, – журналист улыбнулся. – Вероятно, я понимаю, что вы имеете в виду. Жесты, мимика, манера беседовать… Отчасти и мне это знакомо. Господа из службы безопасности не умеют беседовать. Обычно они спрашивают, а допрос и беседа – это далеко не одно и то же.

Барнер угодил в точку. Обдумав сказанное, Генри вынужден был кивнуть.

– Возможно, эту разницу я и ощутил.

– Скорее всего… Что-то затевается на океанских просторах, – тихо проговорил Барнер. – Что-то более серьезное, нежели обычная шумиха вокруг думающих рыб. Теперь я почти не сомневаюсь, что здесь задействованы и военные.

– Военные?

– Да. Я пробовал что-нибудь разузнать о сбитых вертолетах, но информация действительно секретная. Я чуть было не попался.

– Во что же это все выльется?

– Детский вопрос, – Барнер усмехнулся. – И как на всякий детский вопрос, на него нет вразумительного ответа.

– Но вы что-нибудь предпримите?… То есть, я хотел сказать, что был бы признателен, если бы вы держали меня в курсе событий.

– Любопытно?

Генри насупился.

– Скажем так: эта история интересует меня. В конце концов, я тоже оказался замешанным в ней.

– Не спорю, – Барнер оглядел пустынную аллею. – А теперь признайтесь-ка, мистер Больсен, вы ведь что-то скрываете от меня?

Генри поджался.

– О чем вы?

– Да все о том же. Полагаю, если мы действительно единомышленники, то в этом деле между нами должна соблюдаться полная ясность. Служба безопасности не очень-то жалует конкурентов. Если мы будем что-либо скрывать друг от друга…

– Я ничего не скрываю.

– Тогда вам, должно быть, есть что сказать о гипотезе психоконтакта. Дэмпси доверия не заслуживал – это понятно, но возможно, заслуживаю я?

– Господи, до чего вы все похожи!.. Я ведь уже сказал: мне нечего скрывать. Все мои мысли давно стали достоянием гласности, и покончим с этим.

– Покончим, так покончим… Признаться, я надеялся вытянуть из вас чуть больше.

Генри порывисто поднялся.

– Я буду ждать вашего звонка. Если вам удастся что-либо разузнать… В общем вы поняли.

Барнер усмехнулся.

– Хорошо, хорошо. Будем считать, что договор заключен. Я беру вас в связку, хотя, убей меня Бог, не знаю, есть ли в этом какой-нибудь смысл.

– До свидания, – повернувшись, Генри зашагал по аллее.

– Спрашивается, за каким чертом мы оба приперлись сюда? – донеслось ему вслед. Генри не удержался от улыбки. Кажется, Барнер снова начинал ему нравиться.

Если чужая душа – потемки, то что можно сказать о своей собственной? Разве не то же самое?… Где тот свет, что помогает людям разобраться в себе и своих сокровенных помыслах, позволяет отгадать, кто же они на самом деле – в прошлом, настоящем и будущем?…

Наблюдая за реставрацией экспонатов, Генри то и дело отвлекался. Работа не клеилась. Голоса сослуживцев раздавались где-то вовне, не сразу пробиваясь к его заполненному дымом раздумий сознанию. В сущности и Дэмпси, и Барнер были в чем-то правы. Он не рассказал им всей правды, но не потому что хотел что-либо скрыть, а по той простой причине, что и сам едва догадывался о реальном положении вещей, сомневаясь в собственных ощущениях, не доверяя выводу разума. Спросите человека, за ЧТО он любит то или иное живое существо, и вы наверняка поставите его в тупик. То есть, если он на самом деле любит. И ваше «за что» останется без ответа, несмотря на всю кажущуюся свою простоту. Лишь в мелочах человек ощущает себя хозяином, в вопросах более многослойных он неизменно теряется. Прислушиваясь к себе, Генри отыскивал тот заковыристый пунктик, что не позволял ему забыть случившемся, и крохотный этот нюанс был подобен болту, удерживающему дверь запертой. Следовало подобрать к нему ключ, с силой повернуть в нужную сторону.

Что испытывает потерпевший к спасшим его от гибели? Сердечную привязанность? Формальную благодарность? Или неприязнь за вынужденность долга?… А если в роли спасателей выступают рыбы? Можно ли испытывать все перечисленное по отношению к ним?

И по сию пору Генри видел во снах, как трепещущая серебристая масса окутывает голову акулы, как смыкаются раз за разом тяжелые челюсти, как мутно парят в воде багровые останки маленьких существ.

Когда человека спасают обстоятельства, он склонен возносить хвалу судьбе и небесам. В данном случае адресата Генри просто не знал. Угодившие в засаду волки начинают огрызаться. Но может ли преследуемый по пятам косяк обнаруживать способности серых хищников? Опрошенные Барнером биологи неохотно и вразнобой подтверждали такую догадку. Вероятно, у них не было иного выхода. Их поставили лицом перед фактом. А кроме того они не подрывали научных основ. Все вновь объяснялось инстинктами – этими сложнейшими микропрограммами, повелевающими животным миром на протяжении веков и тысячелетий. Иного этому миру не было дано, и отклик на боль, осмысленное поведение – извините – всегда оставалось привилегией «гомо сапиенс» и никого более… Генри с лихвой поплатился за первое свое интервью. Сейчас он предпочитал помалкивать. Одно дело – обосновать выношенную годами мысль, совсем другое – выказать робкое и неоформившееся чувство, поддержки которому нет ни в себе самом, ни среди окружающих. Он уже знал, как поступают с порывами откровенности, какой бурей смеха встречают оголенную искренность, наперебой и побольней стараясь ее расклевать. Сторонники седых догм никогда не стеснялись в выборе средств. Это ведь только додуматься до такого! Разум в селедочных головах!?… Что за нелепое предположение, что за бредовая блажь!.. Вы поглядите на их невыразительные малоподвижные глаза! Какой, к чертям, разум? Покажите нам хоть одного человека, что мог бы уверовать в подобную глупость!..