ХОЛОД МАЛИОГОНТА - Щупов Андрей Олегович - Страница 26

Сан-Саныч вновь причмокнул губами. Высокий лоб его покрыли бороздки озабоченности.

– Если бы вы объяснили подробнее, с кем имеете дело…

– Я уже сказал: не знаю. Здесь намешено столько всего, что я просто затрудняюсь описать их возможности. Но скорее всего они могут очень и очень многое: убивать, становиться невидимыми, влиять на время и пространство.

Сан-Саныч ласково улыбнулся и успокаивающе положил свою кисть поверх руки следователя.

– Как вы уже поняли, к числу непробиваемых скептиков я не отношусь, – промурлыкал он. – За свою жизнь я повидал немало сильных энергетиков. Кто-то из них читал мысли и передвигал коробки, кто-то умел останавливать часы и вызывать головную боль. Однако, все это укладывалось в некоторые рамки, было, так сказать, в общем и целом обозримо, и то, о чем вы тут говорите, представляется мне абсолютно невозможным. Даже появись такой силы энергетик в городе, мои экстрасенсы давно бы его учуяли. Живые существа не способны капсулировать энергию. Они излучают ее, как радиоактивные металлы.

– Увы, на этот раз ваши экстрасенсы дали маху. Случай, о котором я вам толкую, выпадает из общего ряда. Это не местный полтергейст и не два-три сбрендивших иллюзиониста. Тут нечто более значимое. Думаю, вам следует быть в курсе: несколько человек уже погибло, кое-кто пропал без вести. Причем обстоятельства случившегося явно указывают на то, что обычной уголовщиной здесь не пахнет. Не пахнет и гипнозом. А потому повторяю вопрос. Допустите существование загадочных сил. Добавлю – сил враждебных человеку. И попытайтесь ответить: можно ли с НИМИ реально бороться? Скажу сразу, стрелковое оружие себя не оправдывает. Иных же средств в нашем арсенале попросту не имеется. Но как насчет вашего?

На секунду-другую Сан-Саныч склонил лобастую голову, словно бычок, намеревающийся ринуться в атаку.

– Переговоры, – с медлительной напевностью произнес он. – Самый разумный из существующих вариантов. Зачем сразу стрелять? Попытайтесь вступить с оппонентами в дружелюбный контакт.

– Увы, они в этом просто не нуждаются. По-моему, все и началось как раз с того, что некто возжелал переговорить с ними по душам.

– И этот некто жестоко пострадал, – тихо закончил Сан-Саныч.

– Верно. А затем последовали другие жертвы, хотя, надо признать, действия наших противников совершенно непредсказуемы. Иногда это смертельный исход, иногда – легкое предупреждение.

– Интересно, каким образом они предупреждают? Галлюцинации, болевые ощущения, сны?

– Сны? – Александра передернуло. Он вспомнил о ночном видении, о растаявшей Регине-Снегурочке, о том, как трещал и разваливался под ногами пол. Волнение собеседника не ускользнуло от внимания Сан-Саныча.

– Значит, что-то было и у вас?

Качнув головой, Александр пригладил на затылке волосы.

– Я не совсем уверен, но… кое-что мне действительно сегодня снилось.

Поднявшись, он прошел по комнате взад-вперед, некстати подумал, что точно так же делает Митрофанушка. В минуты душевного трепета и озноба. Александр раздраженно похрустел пальцами. Настроение испортилось. Собственно говоря, оно и раньше было не ахти каким, но сейчас ко всему прочему добавилось скверное ощущение обреченности.

– Пожалуй, я зря впутываю вас в эту историю, – пробормотал он.

– Отчего же? Меня она успела заинтересовать. Хотя я не знаю подробностей…

– Вы их и не узнаете, – следователь остро взглянул на Сан-Саныча.

– Значит, помощь вам уже не нужна?

Александр прикусил губу.

– Наверное, об одной малости я все-таки вас попрошу.

– Смелее, товарищ следователь!

– Хорошо… – Александр колебался недолго. – Вы рассказывали, что в вашем штате имеются довольно сильные экстрасенсы. Это в самом деле так?

– Можете мне верить. А что, вы хотите подбросить им какую-нибудь задачку?

– Да. Не очень сложную. Попросите кого-нибудь из ваших ребят прогуляться вокруг гостиницы «Центральная». Возможно, этого окажется достаточно. Заходить внутрь не рекомендую. Да и снаружи пусть проявляют максимальную осторожность. И никакой ответной агрессии, потому что… – Александр споткнулся. – Словом, как только что-нибудь выяснится, немедленно свяжитесь со мной. Буду благодарен даже за самую малость.

Милый и уютный председатель центра аномальных явлений проводил его до двери. На пороге они долго трясли друг другу руки. Искренность для Сан-Саныча являлась естественной вещью, и, может быть, потому следователю особенно тяжело было глядеть в его добрые, часто мигающие глаза. Людей вроде Сан-Саныча грешно звать на драку. А он взял и позвал…

Глава 11

Из дневника Льва Антоновича Борейко

29 день

Подумать только! Еще сутки, и за плечами – месяц одиночества! Я уже давно с бородой и усами. Похожу на купца николаевских времен. Где ни появлюсь, начинаю петь. Дважды в неделю посещаю баню. Пища… О ней, пожалуй, не стоит. В этом смысле обеспечен на долгие-долгие десятилетия. Открыл удивительное свойство – здесь ничто не портится. Хлеб не сохнет, мясо не тухнет, молоко не скисает. Порчусь, если можно так выразиться, только я сам. Для всего прочего – времени в этом городе не существует.

По-прежнему брожу по квартирам. Стал специалистом не только по замкам, но и по альпинистских кульбитам. Обзавелся соответствующим снаряжением. Временами прихожу в ужас от той легкости, с коей овладеваю профессией домушника. Замки, двери из стали – все ни к чему, если имеются балконы и окна. Даже жутко становится, до чего все мы беззащитны. Впрочем, почему мы? О множественных местоимениях следует забыть. Забыть и покрепче. В этом городе, в этом времени и под этим солнцем я вынужден прозябать в полном одиночестве!

Один… Гулкая мысль. Какая-то абстрактная и немая. Может, оттого и не могу избавиться от своих игр с псевдопартнерами. Стреляю в собственную тень, записываю на магнитофоны отрывистые монологи и сам с собой спорю. Иногда пытаюсь достать из самоходного орудия здание химкомбината. Оно за рекой, почти у горизонта. Дымливый крематорий, который всегда вызывал у меня раздражение. Что-то там иногда вспыхивает и горит, значит попадаю.

Да! Еще одно событие! Потихоньку пробую писать стихи. Как-то так получилось само собой. Сначала только пел, а затем перешел на декламацию. Чудно! Раньше я стихи называл рифмовочками, а теперь не только читаю, но и пишу. Завел для них особую тетрадь, толстую, с коленкоровым переплетом. Началось же все с того, что набрел в одной запущенной квартирке на библиотечку поэзии. Сперва, понятно, и смотреть не стал, но скука – вещь когтистая. Полистал, полистал и втянулся. В точности, как с Робинзоном и его приключениями. Должно быть, литература – вирус зубастый. Стоит только пообщаться – и порядок! – болезнь гарантирована. Сначала, разумеется, взялся за Есенина, Лебедева-Кумача. Там ведь песни голимые. И узнаваемо все. Ну а после пошло-поехало: Цветаева, Визбор, Пастернак, Ахматова, Евтушенко… Самое смешное, что каждый третий стих – про одиночество. То есть про меня. Так что, дорогие мои ребятушки, даже и не передать, как зацепила ссыльного майора вся эта стихотворщина. И сны пошли необычные, про поэзию. Вроде как сочиняю что-то и сам себе умиляюсь. То есть плывет, значит, мимо меня шрифт – строка за строкой, а голос за кадром читает вслух. И, черт возьми, отлично понимаю, что автор не кто иной, как я сам! Слушаю и восхищаюсь. Такой складный и ровный стих идет. Хоть смейся, хоть плачь… Раньше-то сны у меня забывались, а тут иначе стало получаться. Вчера вот спросонья успел-таки выцепить четверостишье. Поднатужившись, вытянул и еще парочку. Тут же и переписал набело. Первые свои стихи!..

С того самого утра сознание и дрогнуло. Стала потеть голова, а на карандаши набрасываюсь, как заправский бобр. Заодно и ногтям достается. Крючусь за столом, пока спина позволяет, а потом лежу перечитываю. Кто его знает, хорошо это или плохо. Но ведь пишется! Само пишется! Разумеется, с размером и прочими премудростями – полный пас, но чувство вроде бы есть. Или нет?… Дать бы прочесть Димке Губину или Сашке. Они о таких вещах любили потрепаться. Пушкина там, то-се… Может, что путное и присоветовали.