Актриса - Минчин Александр - Страница 45

Я думал, что они одумаются в «СО» и позвонят. Неисправимый мечтатель. После разговора с мамой я вешаю трубку и слышу голос актрисы:

— Мы должны это отпраздновать, немедленно!

— Хотите пойти в Дом литераторов? Я как бы теперь становлюсь имперским писателем — тоже.

— Мой писатель, у меня уже все накрыто на столе. И шампанское заморожено.

Я смотрю удивленно на подошедшую актрису. Она никогда не пила вина или шампанское. Она ничего не пила, кроме джина и водки — ради меня.

— Я предчувствовала. Я знала, что у вас все получится. Что придет ваш час.

Она открывает бутылку и наливает полные фужеры, которые я видел в доме у родителей. Меня трогает эта забота и деталь.

— За вас, мое солнышко, за вас, мой мальчик, чтобы у вас все всегда сбывалось!

Мы пьем до дна, она целует меня в губы. У нее очень мягкие губы.

— Можно подавать водку, мой господин? — спрашивает она с театральными интонациями.

— Если это поможет голове — после вчерашнего.

— Еще как поможет! У нас есть такое необычное слово — опохмеляться.

На столе стоят всевозможные весенние салаты.

— Мне это еще никогда не помогало, наоборот, вызывало дополнительную головную боль и жжение в желудке.

— А хотите я вас поцелую в ушко, и все пройдет?

Я благосклонно подставил голову.

— Алешенька, а почему я вам пришлась? — вдруг спрашивает Тая.

— Квартира в центре, машина и плюс — девушка.

— Значит, девушка на третьем месте?

— На четвертом.

— А на третьем?

— Знаменитый папа.

— А, это, конечно, существенно, — сказала она, подумав. И неожиданно рассмеялась. — Мой мальчик, что вам положить, я хочу, чтобы вы поели? Вы носитесь целые дни, без остановки, а потом вас поят водкой.

Она положила мне салаты, один из них — оливье из крабов.

— Я все думаю, вдруг дождусь… похвалы. Но думаю, напрасно думаю… — ответила она сама себе.

Я взял ее руку и медленно поцеловал.

— С хорошим человеком и поговорить приятно!..

— Сегодня должен быть торжественный вечер. Вечер торжеств. Я включу музыку? Моего любимого Синатру, которого вы подарили.

Она уходит и возвращается.

— Вы хотите поехать после обеда на набережную?

— С вами — на край света.

— Я серьезно.

— И я не менее. Когда я вас теперь увижу?..

— Вы меня видите. Вот он я!

— Вы уезжаете через два дня, и я не хочу быть мелодраматичной в такой особенный для вас день.

— Когда у вас заканчивается сезон в театре?

— В июне.

— А что летом?

— Не представляю.

— А что делали прошлым летом?

— Была с одним очаровательным мальчиком на море. Все вспоминается, как сказка.

Шампанское, второй бокал, ударило в голову.

— Хотите опять?..

— С превеликим удовольствием.

— Я не про море. Приехать в Америку…

— Да, мое солнышко, если вы меня приглашаете?

— Приглашаю.

Она бросилась мне на шею.

— А билет? Сейчас всё…

— Об этом я позабочусь.

— Вы мой замечательный мальчик… — Она приникла мягкими губами к моей щеке.

Потом мы гуляли и катались час на набережной, совсем пустой и пустынной, без людей. Она держала меня под руку. А я все никак не мог понять своего отношения к ней. Кроме того, что мне нужна была ее поддержка. И близость, но не половая, а — нахождение рядом. Секс с ней меня никогда особо не волновал.

Вообще я запутанный человек. И не пытаюсь в себе разобраться.

Вернувшись, мы допили шампанское. К водке я не прикасался.

Перед отъездом я звоню Джорджу, который просит забрать письма и книги некой даме.

— Слушай, — говорит он, — тут жена жалуется, что у ребенка на осень нет сапожек и плаща. Не сочти за труд, у вас там все есть. Я с тобой потом книгами рассчитаюсь.

Тая не плачет в аэропорту, а ведет себя мужественно.

— Алешенька, вы боитесь?

— Лететь? Всегда боюсь.

— Как вы летите?

— Через Брюссель.

Едва я долетаю до Брюсселя, я мчусь, как ненормальный, в клуб и звоню ей по кредитной карточке в Империю.

— Я так счастлива слышать ваш голос. Вы где?

— На седьмом небе.

— Вас так хорошо слышно, как будто на земле. Вы из самолета звоните?

Я совсем раскис.

— Я скоро приеду и вам во всем, во всем помогу. Держитесь, мой мальчик. И никогда не сдавайтесь.

У меня торчит ком в горле. В Нью-Йорке меня ожидали суды, «пиявка», долги, проблемы, суета. Все это называется жизнью.

И это называется жизнь?

Возвращение в Нью-Йорк всегда поражает — цветом. Глаз после имперской серятины не верит собственной сетчатке. Улицы, считающиеся самыми неубранными в Америке, кажутся наичистейшими по сравнению с имперской грязью.

Консьерж-ливрейный дает туго набитый пакет — почтой, письмами. Живой лифтер везет на седьмой этаж, спрашивая о поездке. Открываешь пакет и, как двадцатиголовая гидра, на тебя выпрыгивают счета, долги, повестки в суд, иски «любимой». В общем, житейские радости.

До Таиного приезда оставалось пару месяцев, и мы начали писать друг другу письма. В сумме от нее пришло не больше пятнадцати посланий. В них было большое количество ошибок, — видимо, она давно не касалась языка, пользуясь только устным, но не письменным. Я невольно редактировал эти ошибки…

Из письма:

Я писал ей большие письма. Мне нужен был собеседник, мне нужно было выговориться, излиться. Я был совершенно одинок, в клетке, под колпаком. Квартира уже была не оплачена год. «Пиявка» затягивала петлю все туже и душила во всех судах штата. Выливая на меня такое количество грязи, лжи, помоев… Кредиторам я был должен миллион с четвертью (я владел четырьмя квартирами, домом и прочим). Приближалась розовая, в дымке, черта банкротства. Я знаю — черта не приближается.

Но она — приближалась.

К вечеру я сидел и писал актрисе очередное письмо, которые она настойчиво требовала в своих посланиях.

Так продолжалось пару месяцев, и я предложил это назвать:

«Переписка Актрисы и Писателя».

(Попытка интимной прозы.)

Пару раз я звонил ей поздно вечером, но никто не брал трубку. Видимо, спектакли. Но они кончались к десяти…

Актриса прилетела 15 июля в безумно жаркий день. Выглядела она ужасно, в укороченных расклешенных брюках, ядовитого цвета салатной майке. Несвежая помада на изломанных губах. И большой красный прыщ в середине щеки. Я вообще ненавижу прыщи… Органически.

— Что с вами случилось? — не удержался я.

— А что такое, Алешенька?

— Вы странно выглядите…