Актриса - Минчин Александр - Страница 41

— Вы еще и фотограф?! Скажите, а что вы не умеете делать?

— Все остальное.

Великому понравился ответ.

— Как вы хотите: чтобы я сел, встал, один или с дамами?

— Все перечисленное выше.

Я быстро отщелкал кадров двадцать — милой семьи — и в следующий раз обещал подарить. Я был уверен, что будет следующий раз и будет семья.

Жена актера угостила нас каким-то очень вкусным пирогом, самому — пришлось довольствоваться европейскими диабетическими сладостями, и к двенадцати ночи мы стали прощаться. Договорившись, что завтра вечером мы встречаемся с великим папой-актером и идем смотреть актрису-дочь.

Потом мы перешли из одного подъезда с Таей в другой и пили до четырех с половиной утра.

— Глупо было бы не выпить в сложившейся ситуации, — говорила Тая.

Я жду его у подъезда в выходном костюме и модном галстуке.

Он вышел минута в минуту.

— Добрый вечер, господин Буаш.

— Добрый вечер, Алеша.

Он был в великолепном, на заказ сшитом пиджаке.

— Хотите прогуляться, здесь минут десять? Я не вызывал машину.

— С вами — на край света!

Мы шли мимо Булгаковских прудов, и я вспоминал лед, танцы, ломание льда и «ралли» в прохладных дворах.

Мы шли достаточно бодро. Нас уже ждали у входа — главный администратор театра. Сразу сообщившая, что сможет задержать спектакль, пока сам будет готов пройти в зал. В семь ноль семь, подождав, когда огни погаснут, нас провели на наши места. В пятом ряду — это был лучший ряд. Сцена открылась, и в середине ее стояла Тая.

Одним глазом я наблюдал за ней, одним глазом — за ним. Наблюдение за наблюдаемым — мне было очень интересно. Тая волновалась, я чувствовал это по ее голосу. Два человека, которые, видимо, что-то значили в ее жизни, смотрели на сцену. Она играла…

В антракте я сначала не понял шума и шороха, пронесшегося, как вспышка бикфордова шнура, по рядам. Все смотрели и шептались — о великом актере. Он пропустил меня вежливо вперед и шел следом, не обращая внимания.

Главный администратор не знала, куда нас посадить и чем потчевать. Из мельхиорового самовара разливался чай, предлагались какие-то вкусные печенья. Но народному недиабетические сладости были категорически запрещены.

Еще не смолкли аплодисменты после второго акта, как нас вывели через служебный ход из театра. Буквально минуту спустя показалась улыбающаяся Тая (будто она сбросила большой груз с души) и сразу села за руль своей машины. Из актрисы в шофера перевоплощение было моментальным — мне это очень понравилось. Я подарил ей красные розы, купленные у театра.

— Куда, мои главнокомандующие?

— Домой, мама ждет нас с ужином. Если наш американский гость не возражает?

— Я бы возразил, но кто меня послушает.

Тая нервно засмеялась.

Актер вздохнул и сказал:

— Тая, мне понравилась твоя игра, играла роль уверенно, с подъемом и знанием образа.

Я молчал. Мы крутились по старым, милым, извилистым переулкам. Опять у Булгаковского пруда. Да что ж это за наваждение такое…

— А почему Алексей молчит, ему не понравилось? — спросил Эрос Буаш.

— Нет, мне понравилось.

Первый раз Тая поразила меня в этой роли, она играла на голову выше всех, действительно передавая нравы и эпоху. В этот раз присутствовали какая-то наигранность, жеманство, пародия прежнего рисунка роли, и мне — не понравилось.

— Папуля, у тебя остался джин, а то я зайду к себе домой и принесу?

— Конечно остался. Я не пью один.

Александра Александровна открыла нам дверь, и первый вопрос был:

— Как прошел спектакль?

— Удивительно, — сказала Тая. — Мой учитель и критик сидели в зале.

— Тайка, — сказала мама, — ты нервничаешь?

— Что ты, мамуля, никогда!..

Все стали говорить о всякой всячине, пока на стол ставилась всякая всячина.

Мы сидим в столовой, и он ест немецкую конфету.

— Знаете, все время хочется сладкого.

— А мне соленого.

Я приношу пакет и дарю ему две книги. Я прошу его подписать мне что-нибудь на память. Актер приносит свою знаменитую кинооткрытку и подписывает: «Американскому писателю Алеше, дружески. Э. Буаш. 5.4.92».

— Как долго вы пробудете у нас?

— Еще неделю.

— Надеюсь увидеть вас в гостях.

Мы просыпаемся в объятиях друг друга — с актрисой — в десять утра. Хотя я знаю, что она обычно не спит с шести. А слушает мое дыхание. Как говорит актриса.

Тая купает меня в ванне и предлагает сказочный завтрак и в довершение — себя. Ни от того, ни от другого я не отказываюсь.

Потом.

— Алешенька, какие у вас планы?

— Сегодня — великий день, обед у Издателя. Хотите пойти со мной?

— Зачем? Я вам буду мешать. У вас — деловые переговоры: я буду лучше ждать — с нетерпением.

— С большим?

— С очень большим, — говорит она серьезно. — Вы едете сегодня на кладбище?

— Как всегда.

— Возьмите, пожалуйста, машину. У меня щемит внутри, когда я думаю, что вам на углах нужно ловить такси.

Я целую ее в щеку. И сажусь на телефон, пытаясь выловить Ядовика Артамона, чтобы выяснить, что же происходит с книгой. Но это невозможно! Он неуловим, а мне, несмотря на все послания, не перезванивает. Я начинаю уставать.

Сначала я еду на кладбище поклониться папе, потом к живой (слава Богу) маме, выслушать серию обид и недовольств, а потом — в валютный, к предстоящему приему. Выхожу с тремя набитыми пакетами — для жены, для мужа, для дочки.

К шести вечера я подъезжаю к дому на набережной. Я еще не знал, какой забавный день мне предстоял завтра.

Дверь открыла дама, но не успела еще сказать приветствия, как я услышал:

— Это моя жена Ната, — сказал Джордж. И представил: — Это американский писатель А. Сирин. Книгу которого ты читала всю ночь.

Я вежливо улыбнулся и пожал пухлую протянутую руку. Она была крепко сбитая, ладно скроенная, но слегка перевешивала весы. Джордж был без пиджака, но в рубашке и с бабочкой. Это было трогательно, так как бабочек я не видел в Империи с начала века, сразу после 17-го. Бабочек всех выловили. И замуровали — для коллекции.

— Как нашел нас? — спросил внимательно Джордж.

— Легко, — ответил я и замер.

— Расслабься, чувствуй себя как дома и заходи. Буду тебя знакомить со своими домочадцами.

У Джорджа была большая квартира в высотном доме, с видом на реку. Пейзаж был красивый, дом — знаменитый, где жил реестр звезд, от всеизвестных поэтов до народно обожаемых певиц.

— Это моя дочь — Танька. Это ее гувернантка — Ду́ша. Тоже с недавнего времени твоя поклонница. У нас народ любит читать! — говорит он и улыбается.

Дочке было лет пять, девушке — лет девятнадцать. У девушки был немного шалавый вид, но с оттенками классицизма.

Я вручил Джорджу пакеты, и он радостно загудел:

— Ната, смотри, что американский писатель привез с собой. Это хорошие манеры классического воспитания — приходить с подарками.

Я воспитанно улыбнулся.

— А пока жена накрывает на стол, мы можем развлечься светской беседой.

Вокруг стояли недорогие книжные шкафы, набитые книгами от Рождества Христова до нашего времени. Лучшим, что было издано в Империи.

— Джордж, — не удержался я, — а как можно купить книги, которые выходили за последние пять лет в «Отечественной литературе»?

— Составь список, я все улажу. Только придется заплатить.

— В долларах. За книги — жизнь отдам.

— Что-то наша общая знакомая мне уже неделю не звонит. Я думал, она ваш литературный агент.

— …Джордж, а долго займет собрать все книги?

— Когда ты уезжаешь?

— Через несколько дней.

— Дам команду, чтобы успели. Вот тебе каталоги этого и прошлого года, выбери.

Я не мог поверить, что смогу выбрать любые книги в лучшем издательстве Империи. Сам Издатель обещал!

— С кем флиртуешь? — спросил Джордж.

— Ни с кем, — сказал я, почему-то подсознательно держа имя Тая в бухте. (Не выводя его в открытое море.)