Наши космические пути - Коллектив авторов - Страница 44

«Позвольте, — вправе спросить читатель. — Так почему же понадобилось идти столь кружным путем к фотографии, лежавшей в хранилищах библиотеки и, следовательно, доступной любому? Почему же не удалось раньше узнать о том, что Жуковский и Циолковский фигурировали на одном снимке?» Вопрос законный, а ответ предельно прост: при публикации в журнале фотография была сильно уменьшена, так что просто невозможно было ее прочитать. Уменьшение сделало снимок слепым, а потому и недоступным.

Итак, установлен новый факт, еще более интересный, чем первый. Теперь мы не только можем видеть Жуковского и Циолковского снятых вместе. Мы знаем, что Циолковский принимал в августе 1904 года участие в работе Международной воздухоплавательной комиссии. А об этом нигде не написано ни строчки. Таким образом, один факт привел к установлению другого, еще более интересного.

И все-таки точку нельзя еще поставить. Многое остается неизвестным. Был ли приезд на это собрание единственной причиной, побудившей Циолковского покинуть Калугу? Думается, что нет, так как вскоре журнал «Воздухоплаватель» начал публиковать большой труд Циолковского «Аэростат и аэроплан», печатавшийся в нем до 1908 года. Нельзя не отметить и другого — председателем организационного комитета, готовившего эту международную конференцию воздухоплавателей, был академик М. А. Рыкачев. А ведь именно Рыкачев давал заключение по большому исследованию Циолковского, заложившему в нашей стране основы экспериментальной аэродинамики. Не он ли пригласил на этот съезд скромного калужского учителя?

Одним словом, гипотез можно выдвинуть много. Предполагать, разумеется, гораздо легче, чем доказывать. И сейчас трудно еще сказать, к чему приведет следствие, которое так упорно ведет Вадим Борисович Шавров. Это следствие еще не окончено, как не окончены и многие другие розыски, пополняющие наши представления о человеке, которым интересуется весь мир.

Эстафета поколений

За три года до столетия со дня рождения Константина Эдуардовича в сентябре 1954 года Президиум Академии наук СССР принял постановление № 532. Когданибудь историки звездоплавания с величайшим уважением будут рассматривать этот короткий, академически суховатый документ. Постановлением № 532 штаб советской науки учредил медаль имени К. Э. Циолковского для того, чтобы награждать советских и иностранных ученых за выдающиеся работы в области межпланетных сообщений.

Межпланетных! Я подчеркиваю это слово, так как в те дни, когда принималось постановление о медали Циолковского, еще ни одно земное тело не достигло даже первой космической скорости,

В Положении о медали — несколько пунктов. Мы узнаем: присуждать ее можно один раз в три года. Кандидатов на награждение отбирает Комиссия по межпланетным сообщениям Академии наук СССР. Присуждение ее, если найдется достойный, происходит в день рождения Константина Эдуардовича — 17 сентября.

Однако в 1961 году это правило было нарушено дважды. И все же думаю, что даже самый закоренелый формалист не упрекнет Академию наук в том, что присуждение медали состоялось не в сентябре, а в апреле и августе. Все равно в эти дни Циолковский был именинником.

Медаль присуждается «за оригинальные работы, имеющие крупное значение для развития астронавтики». Соискатели — Юрий Гагарин и Герман Титов вполне удовлетворяли высоким требованиям Академии наук. Их полет — это поистине оригинальная работа, не имеющая даже отдаленного прецедента в истории человечества.

Красива и символична эта медаль. Украшенная профилем и автографом Циолковского, она содержит надпись: «За выдающиеся работы в области межпланетных сообщений».

Вчитываясь в эти слова, видишь космопорты, воздвигнутые на планетах солнечной системы, представляешь себе грандиозные космические корабли, управляемые людьми самой молодой в мире профессии — летчиками-космонавтами.

После запуска первого советского искусственного спутника Земли почтальоны жаловались: у них прибавилось работы. Это понятно. Поток писем, выражавших жгучее желание полететь в космос огромен. Но едва ли большинству авторов этих писем было известно, что первый претендент на участие в космическом полете опередил их на добрых три десятка лет. В 1927 году семнадцатилетняя ростовская комсомолка Ольга Винницкая уже просила Циолковского похлопотать, чтобы ее взяли в первый космический рейс.

— Однажды в журнале «Вокруг света», — вспоминает Ольга Всеволодовна, — запоем прочла научно-фантастическую повесть о полете людей в космос. И с тех пор потеряла покой. Я уже видела себя в ракете среди остальных членов экипажа... Как-то до меня дошли слухи о готовящемся полете на Луну и другие планеты. Тут же отправила письмо в Калугу Циолковскому...

«Многоуважаемый профессор! — писала Винницкая Циолковскому. — Я прочла в журнале «Огонек», что немецкий летчик Макс Валье собирается лететь на Луну. Моей давнишней мечтой было полететь на Луну, и потому я увлекалась Жюлем Верном. Теперь, прочтя некоторые Ваши книжки, я решила, что в полете на Луну нет ничего невозможного. И вот я рискую попросить Вас — может быть, Вы можете попросить Макса Валье, чтобы он взял меня с собой?.. Или мне подождать, пока полетят русские, со своими как-то лучше...»

Добрую улыбку вызвало это письмо у старого ученого. Его радовал энтузиазм юности, пылкая вера в грядущее. И Константин Эдуардович отвечал девушке:

«Газеты, журналы и изобретатели много фантазируют. Вы напрасно увлекаетесь. Хорошо, если мы с Вами дождемся хоть полетов за атмосферу...»

Переписка Константина Эдуардовича с Ольгой Винницкой не единственная ниточка связей патриарха космонавтики с новым поколением, поколением молодых советских людей, стремившихся взнуздать будущее. В тиши архива мною обнаружено немало писем тех, кто сегодня потрясает мир своими удивительными достижениями. И хотя еще не пришло время назвать имена этих людей, ничто не мешает нам рассказать об их взаимоотношениях с Циолковским.

«Мы уверены, — писали в 1934 году молодые инженеры Циолковскому, — в блестящих перспективах развития реактивного летания в нашей стране. Наши советские ракеты должны летать выше и далрлне, чем ракеты какой-либо другой страны в мире... При помощи реактивных моторов будут успешно решаться многие задачи, связанные с созданием советских стратонавтов, что подготовит почву для осуществления самой смелой идеи, над которой Вы много лет успешно работаете, — идеи межпланетных сообщений».

Письмо, наполненное такой безудержной верой в завтрашний день, прислали Циолковскому делегаты Всесоюзной конференции по изучению стратосферы. Молодое поколение будущих покорителей космоса удостоило своего духовного наставника и высокой чести быть делегатом конференции, вручив ему пригласительный билет № 1.

К сожалению, Циолковский не смог воспользоваться этим приглашением и присутствовать на конференции — болезнь помешала ему отправиться в дальнюю дорогу из Калуги в Москву. Но ученый был очень горд оказанным ему вниманием. Бережно хранил Константин Эдуардович этот пригласительный билет. Он лежит сейчас в архиве, и невольно испытываешь чувство волнения, взяв его в руки. Ведь среди имен тех, кто выступал на конференции с докладами, на нем обозначено сообщение главного конструктора корабля «Восток»!

До самой смерти Циолковский был главным советчиком и доверенным лицом инженеров, стремившихся воплотить в материал его замечательные идеи. Сохранились письма одного из видных советских ракетостройтелей, полученные Циолковским незадолго до смерти летом 1935 года. Их автор спешит поделиться с Константином Эдуардовичем радостной вестью: наконец-то его ракетные двигатели перестали сгорать и держат проектную тягу в течение расчетного времени. «Я часто думаю, как было бы хорошо, если бы Вы жили в Москве», — читаем мы в этом письме. Да, Циолковский был очень нужен плеяде молодых, ищущих путей в космос инженеров! Работая над первыми ракетными двигателями, они преодолевали неслыханные трудности.

«Тяжело работать, Константин Эдуардович, — говорится в другом письме того же автора, присланном месяц спустя, — иногда прямо руки опускаются, но вспомнишь Вас, Вашу жизнь — и с утроенной энергией начинаешь грызть работу...»