Наши космические пути - Коллектив авторов - Страница 38

Можно ли ко всему этому добавить что-либо новое? Существуют ли факты, способные обогатить наши представления о человеке, чьи труды открыли человечеству космическую эру? Такие вопросы возникли у меня, когда я начал собирать материал для книги о Циолковском.

Старые газеты и журналы, сотни страниц документов, встречи и переписка с людьми, знавшими Циолковского, либо изучавшими его творчество... Увы, не часто баловала эта напряженная работа крупицами нового. Но, тем не менее, день ото дня этих крупиц становилось все больше.

В своих розысках я был не одинок. Многие пытались стереть белые пятна с биографии Циолковского, вытащить из забвения некоторые его интересные работы. Несколько таких историй о разных находках вы сейчас прочитаете.

Как учился Циолковский?

Принимаясь за свои розыски, Василий Георгиевич Пленков, краевед из города Кирова, вовсе не собирался отвечать на этот вопрос. Задача, которую он перед собой поставил, была гораздо скромнее: уточнить и расширить сведения о пребывании в Вятке семьи Циолковских. Эти сведения были крайне скудны. Они исчерпывались детскими впечатлениями Константина Эдуардовича, описанными в его автобиографии.

Прежде всего Пленков решил просмотреть адрес-календари Вятской губернии, своеобразные справочники, рассказывающие о местных чиновниках. В адрес-календаре за 1871 год нашлось несколько строк об отце ученого — столоначальнике лесного отделения управления государственными имуществамй Эдуарде Игнатьевиче Циолковском. Такого же рода сведения сообщил и адрес-календарь за 1875 год.

Находка была скромной, но она побудила Пленкова к дальнейшим поискам. Терпеливо, страницу за страницей, перелистал он за[многие годы комплекты «Вятских губернских ведомостей». И в номере газеты от 21 декабря 1868 года под рубрикой «Перемещение чиновников по службе» прочитал, что 14 ноября 1868 года на место столоначальника лесного отделения «определен согласно прошению учитель землемерно-таксаторских классов при рязанской гимназии, титулярный советник Эдуард Циолковский».

Йопробуем поразмыслить над этой короткой заметкой. Прежде всего она свидетельствует о бедности семьи.

Интересна и такая деталь — Эдуарда Игнатьевича газета называет не лесничим, а учителем землемерно-таксаторских классов при Рязанской гимназии. Значит, он приехал в Вятку не из села Ижевского, как полагали биографы Циолковского, а из Рязани. По когда и как попал он в Рязань? Об этом нигде, никогда и никем не было сказано ни слова...

Чуть позднее мы вернемся к этому вопросу, который стал сейчас несколько яснее, а теперь продолжим рассказ о неутомимом краеведе из города Кирова...

Проштудировав газеты, В. Г. Пленков обратился к документам архива. Ему пришлось провести огромную работу. Как пишет сам исследователь, количество просмотренных документов можно измерять пудами. И снова настойчивость привела к успеху. В фондах Вятской мужской гимназии встретились имена двух Циолковских сразу — Константина и его брата Игнатия.

Вот это была находка! Ведь Циолковский называл себя самоучкой чистых кровей. Нет ли в обнаруженных материалах какой-нибудь ошибки? Исследователь вчитывается в новые документы. И сомнения исчезают. Речь действительно идет о Константине Эдуардовиче Циолковском. Об этом свидетельствуют протоколы педагогического совета, где говорится о переводе Константина Циолковского из первого класса во второй, об освобождении его от платы за обучение, отчеты классных наставников и другие бумаги.

Результаты своих поисков Пленков опубликовал в газете «Кировская правда». Я буквально подпрыгнул от неожиданности, когда узнал из его статьи в газете о книге М. Г. Васильева «История Вятской гимназии за сто лет ее существования». В этой книге был опубликован список учеников, выбывших до окончания курса.

Нужно ли говорить, что я немедленно ринулся в библиотеку имени Ленина. Через час книга Васильева лежала у меня на столе. Черным по белому в ней было напечатано то, о чем сообщал В. Г. Пленков: имя Константина Циолковского фигурировало среди имен десяти его одноклассников, выбывших в 1873 году одновременно с ним из третьего класса гимназии.

Пятьдесят лет лежала книга М. Васильева на полках Ленинской библиотеки. Но ни один из знатоков творчества Циолковского не сумел разыскать ее, чтобы прочесть то, что открыл нам трудолюбивый исследователь из Кирова.

Находка В. Г. Пленкова — несомненная удача, свидетельство большой вдумчивой работы. Но в то же самое время она свидетельствует и о том, что комментарии к текстам Циолковского далеко не всегда правильны. Так, еще в 1940 году была процитирована фраза из автобиографической рукописи Циолковского: «Учителей не слышал или слышал одни неясные звуки». По существу, эта фраза — свидетельство того, что Циолковский учился в школе (невозможно слышать даже неясные звуки голосов учителей, не переступив порога класса). Однако, как правило, этой фразой пытались подтвердить, что Циолковский был самоучкой и никогда не сидел за школьной партой. Иными словами, тот, кто цитировал эту фразу, расписался в своем неумении правильно толковать текст Циолковского.

Сейчас на здании мужской гимназии, где учился Константин Эдуардович, установлена мемориальная доска.

Вознесенская улица, дом Климина

Сообщение в «Вятских губернских ведомостях», найденное Пленковым, не выходило у меня из головы. Жил ли Циолковский перед переездом в Вятку в Рязани? И вот в архиве Академии наук СССР я читаю документы, позволяющие уверенно сказать: да, жил примерно около пяти лет...

В июле 1926 года Циолковский, которому было тогда 69 лет, получил письмо от другого старика — Петра Васильевича Белопольского, племянника известного русского астронома. Несколько строк этого письма проливали свет на интересовавший меня вопрос:

«Я помню, — писал Белопольский, — что, когда мне было лет девять, я жил в Рязани на Вознесенской улице в доме Климина и в этом же доме жили Циолковские два брата, немногим старше меня. Если это были Вы, то, конечно, мне было бы очень интересно об этом знать...»

Судя по следующему письму, в котором официальное «Вы» сменилось дружеским «ты», Константин Эдуардович подтвердил этот факт. И, предавшись воспоминаниям, Белопольский писал Циолковскому: «Из нашей жизни детской я особенно помню один эпизод. Помню, как-то я, мой брат Вася, ты и твой брат залезли в чужой сад полакомиться малиной и на нас пожаловались. Нас отец высек, а вас поставил на колени богу молиться. Когда после сечения мы выскочили во двор побегать, то вы из окна говорили нам: «Вас высекли, и вы уже играете, а мы еще должны стоять целый час на коленях». Потом помню, вы куда-то из Рязани уехали...»

Письма Белопольского позволили вычитать кое-что новое из автобиографической рукописи «Фатум». Написанная в 1919 году на листах бумаги, вырванных из какой-то конторской книги, эта еще неопубликованная рукопись содержит несколько весьма неразборчивых строк. Попытки прочесть их не имели успеха, так как у тех, кто эти попытки делал, не было ключа. У меня же таких ключей оказалось два: сообщение из «Вятских губернских ведомостей» и письмо Белопольского.

На последних страницах рукописи Циолковский набросал ряд коротких конспективных заметок, нечто вроде плана своей развернутой автобиографии, которую он так и не собрался написать. В них-то, написанных особенно неясно, и содержатся сведения, подтверждающие жизнь семьи в Рязани, куда она переехала из Ижевского, чтобы спустя несколько лет переселиться в Вятку.

Вот некоторые из этих заметок, датированные разными годами. 1863 год: «Продажа дома и квартира на большой улице». 1864 год: «Деревянный флигель Калеминой» (Белопольский называет его домом Климина). Следующая заметка, датированная 1867 — 1868 годами: «Переезд в другое отделение дома. На нашем месте Белопольские».

А вот еше один документ, никогда не видевший света, — нотариальная копия с «аттестата». Так официально назывался послужной список Эдуарда Игнатьевича, отца ученого. Из этого документа явствует, что семья Циолковских переехала из Ижевского в Рязань 3 мая 1860 года, когда Константину Эдуардовичу было всего лишь два с половиной года.