Капитал в XXI веке - Пикетти Томас - Страница 80

Подчеркнем еще раз, что ключевой вопрос в намного большей степени касается оправдания неравенства, а не его масштабов как такового. Именно поэтому так важно исследовать структуру неравенства. С этой точки зрения главный вывод, который можно извлечь из таблиц 7.1–7.3, безусловно, заключается в том, что общество может достичь сильного неравенства в общем доходе (когда на верхнюю дециль приходится около 50 % общего дохода, а на верхнюю центиль — порядка 20 %) двумя способами, сильно отличающимися друг от друга.

Во-первых, — и в данном случае речь идет о классической схеме, — такое неравенство может явиться следствием «гиперимущественного» общества (или «общества рантье»), т. е. такого общества, в котором имущество в своей совокупности имеет большое значение, а его концентрация достигает крайних значений (верхняя дециль владеет 90 % общего имущества, а верхняя центиль — 50 %). В иерархии распределения общего дохода доминируют очень высокие доходы с капитала, в первую очередь доходы с наследственного капитала. Эту схему с достаточно ограниченными вариациями относительно общих характеристик мы наблюдаем в обществах Старого режима и в Европе Прекрасной эпохи. Нам следует понять условия, обеспечившие появление и сохранение таких структур собственности и неравенства, и выяснить, характерны ли они лишь для прошлого или же могут вновь сложиться в XXI веке.

Во-вторых, мы имеем дело с новой концепцией, которая была сформулирована по большей части в Соединенных Штатах в течение последних десятилетий и согласно которой очень сильное неравенство в общем доходе может быть следствием «гипермеритократического общества» (или, по крайней мере, люди, находящиеся на вершине иерархии, любят представлять ее таковой). Также можно говорить об «обществе суперзвезд» (или, скорее, «обществе топ-менеджеров», что несколько отличается: мы увидим, какое из этих определений более оправдано), т. е. обществе с очень высоким уровнем неравенства, в котором тем не менее на вершине иерархии доходов доминируют очень высокие трудовые, а не наследственные доходы. Сразу же уточним, что на данном этапе мы не высказываем своей точки зрения о том, действительно ли можно определять такое общество как «гипермеритократическое». Нет ничего удивительного в том, что люди, добившиеся успеха в таком обществе, предпочитают именно таким образом описывать социальную иерархию и иногда даже умудряются убедить в этом часть проигравших. Однако для нас речь должна идти о возможном выводе — априори столь же вероятном, как и противоположный, — а не о гипотезе.

Мы увидим, насколько рост неравенства в трудовых доходах в Соединенных Штатах следует «меритократической» логике (и насколько возможно ответить на этот сложный нормативный вопрос).

На данном этапе мы лишь ограничимся замечанием о том, что полное противопоставление между двумя типами гипернеэгалитарных обществ — между «обществом рантье» и обществом «топ-менеджеров» — наивно и чрезмерно. Два вида неравенства прекрасно сочетаются: ничто не мешает быть одновременно рантье и относиться к числу топ-менеджеров, как показывает тот факт, что сегодня концентрация имущества в Соединенных Штатах заметно выше, чем в Европе. И, разумеется, ничто не мешает детям топ-менеджеров становиться рантье. На практике во всех обществах эти две логики всегда смешиваются. Тем не менее есть много способов достижения такого уровня неравенства, и Соединенные Штаты отличаются прежде всего рекордным неравенством в трудовых доходах (оно выше, чем во всех обществах в истории и в пространстве, в том числе и в тех, которые отличаются очень большим разбросом в уровне квалификации), тогда как имущественное неравенство там не столь велико, как в традиционных обществах или в Европе 1900-1910-х годов. Поэтому важно понять условия развития, присущие обеим этим логикам, не забывая при этом, что в XXI веке они вполне могут дополнять друг друга, а не замещать одна другую, что может привести к новому миру, в котором неравенство окажется еще большим, чем в первых двух[236].

Прежде чем переходить к подробному изучению исторической эволюции, наблюдавшейся в различных странах, и попытаться ответить на эти вопросы, нужно также уточнить некоторые методологические моменты. Так, в таблицах 7.1–7.3 мы указали коэффициенты Джини, соответствующие различным видам распределения. Коэффициент Джини, который получил свое название по имени итальянского статистика Коррадо Джини, писавшего в начале XX века и в межвоенный период, является одним из обобщающих показателей неравенства, чаще всего используемых в официальных докладах и в общественных дебатах. Он всегда колеблется от нуля до единицы: он равен нулю в случае полного равенства и единице в случае полного неравенства, т. е. если одна бесконечно малая группа владеет всеми имеющимися ресурсами.

Можно констатировать, что коэффициент Джини колеблется приблизительно от 0,2 до 0,4, когда речь идет о распределении трудовых доходов, наблюдаемом в различных обществах, от 0,6 до 0,9, когда дело касается распределения собственности на капитал, и от 0,3 до 0,5 при рассмотрении общего неравенства в доходах. Коэффициент Джини, составлявший в Скандинавских странах в 1970-1980-е годы 0,19, был недалек от полного равенства, тогда как коэффициент Джини, равный 0,85, показывает, что распределение имущества в Европе в Прекрасную эпоху было близко к полному неравенству[237].

Такие коэффициенты — а существуют и другие, например индекс Тейла, — иногда бывают полезны, но создают множество проблем. Они претендуют на то, чтобы одним-единственным числовым показателем полностью отразить неравенство распределения: как неравенство, отделяющее нижнюю часть иерархии от середины, так и то, что отделяет середину от верха или верх от самого верха пирамиды; на первый взгляд такой подход кажется очень простым и привлекательным, однако неизбежно является иллюзией. На самом деле невозможно выразить многомерную реальность при помощи одного одномерного показателя без максимального упрощения этой реальности и смешивания вещей, которые смешивать нельзя. Социальная реальность и экономическое и политическое значение неравенства различаются в зависимости от уровня распределения, поэтому важно анализировать их по отдельности. Кроме того, в коэффициенте Джини и других обобщающих показателях также прослеживается тенденция к смешению неравенства в труде и в капитале, хотя в каждом из этих случаев вступают в действие различные экономические механизмы, равно как и разные аппараты нормативного оправдания неравенства. По всем этим причинам нам представляется предпочтительным исследовать неравенство на основе таблиц распределения, в которых указывается доля различных децилей и центилей в общем доходе и в общем имуществе, а не использовать обобщающие показатели вроде коэффициента Джини.

Еще одним достоинством таблиц распределения является то, что они показывают уровень доходов и имущества различных социальных групп, из которых состоят иерархии, в звонкой монете (или в процентном соотношении к средним доходам и имуществу в данной стране), а не в фиктивной статистической единице, трудной для понимания. Таблицы распределения позволяют составить более конкретное и живое представление об общественном неравенстве, а также осознать реалии и ограниченность данных, которыми мы располагаем для изучения этих вопросов. Обобщающие статистические показатели вроде коэффициента Джини, напротив, создают абстрактное и стерильное представление о неравенстве, которое не только не дает возможности соотнести себя с существующей иерархией (что всегда полезно, особенно когда человек входит в состав верхней центили распределения и склонен об этом забывать, как это часто случается с экономистами), но и порой мешает осознать, что скрывающиеся за ними данные отражают аномалии, или что они плохо друг с другом связаны, или же что их некорректно сравнивать во времени или между разными странами (например, потому, что верхняя доля распределения отсекается, или потому, что доходы с капитала опускаются для одних стран и учитываются для других). Составление таблиц распределения требует большей связности и прозрачности.