Львица - Скоулс Кэтрин - Страница 4

В какой-то момент Энджел заметила, что дыхание Лауры становится все более поверхностным. Судорожные глотки воздуха сменились легким, почти неуловимым шелестом.

Энджел замерла. Ее пальцы все еще были в волосах Лауры, спутанных и влажных от пота. Затаив дыхание, она прислушалась. Но слышно было лишь шорох ветра в кустах и крик ворона вдалеке.

Энджел опустила голову и прижалась щекой к маминой груди. Закрыв глаза, она старалась услышать биение сердца. Но было тихо. Тишина, и больше ничего.

Ветер рванул самодельный навес, высвободив тот самый конец китенге, который был придавлен камнями. Однако Энджел успела схватить его. Она крепко прижала к себе ткань, стараясь уловить знакомый аромат ладана — это был запах Лауры. Энджел знала, что должна отвести Маму Киту и Матату к вождю маньяты, пока солнце еще высоко. Но идти никуда не хотелось. У нее снова возникло чувство, что если она останется здесь, то время тоже остановится и мир, который ей хорошо знаком, никуда не исчезнет.

Девочка достала из кармана туники паспорт. Она знала, что записано внутри этой маленькой книжечки, — время от времени мама разрешала ей полистать ее. Обычно она сразу же открывала страницу, на которой была приклеена маленькая фотография Лауры. Было забавно видеть ее в таком необычном виде — с чистыми волосами, короткой стрижкой, с помадой на губах и ожерельем на шее. На этой фотографии мама выглядела как одна из тех женщин, которые приезжают сюда на сафари. Но теперь Энджел лишь мельком взглянула на фотографию и множество пестрых печатей и сразу открыла паспорт на самой последней странице, где Лаура своей рукой написала несколько слов: Джеймс Келли, 26, Брейдинг-авеню, Саутси, Гемпшир, Англия.

Энджел знала, что Джеймс — мамин брат. Он никогда не был в Африке, и поэтому Энджел ни разу с ним не встречалась. Тем не менее однажды он прислал ей в подарок куклу, такую красивую и хрупкую, что никто не осмеливался с ней играть. Как-то Лаура завела разговор о дяде. Энджел была тогда помладше, но, несмотря на это, ей очень хорошо запомнился тот случай. Они сидели на бетонной террасе в доме сестер милосердия, ожидая, когда им вынесут медикаменты.

— Он не женат, и у него нет детей, — сказала Лаура. — Он живет в большом доме на берегу моря.

Лицо ее вдруг стало очень серьезным. Почувствовав легкую тревогу, Энджел спросила:

— А почему ты мне рассказываешь о нем?

— Если со мной что-нибудь случится, то о тебе станет заботиться Джеймс. Он мне обещал. Ведь у тебя нет ни баба, ни биби, ни папы, ни бабушки.

Энджел притихла. Ее голова наполнилась тягостными мыслями и образами.

— Если с тобой что-то случится, — промолвила она наконец, — я сама о себе позабочусь. Я буду как Зури.

— С белыми детьми все не так просто, — ответила Лаура.

Ее голос звучал нежно, но твердо. Она открыла рот, чтобы продолжить свою мысль, но Энджел резко встала и повернулась к ней спиной. Ей было больно и страшно, и в то же время она злилась на мать за ее слова. Она не хотела даже думать, что с ее мамой может что-то случиться, а тем более представлять, что будет с ней самой, если это все-таки произойдет. Энджел отошла на несколько шагов в сторону, и тут ей вспомнилась одна поговорка, которую она услышала однажды в деревне. Девочка подошла к матери и сказала:

— У несчастья острый слух. Если будешь вспоминать о нем, то оно придет.

После этого случая Лаура никогда больше не заводила об этом речь.

Энджел крепко сжала паспорт в руках, вчитываясь в надпись, сделанную рукой Лауры. Ее взгляд был прикован к последнему слову, написанному черными жирными чернилами. Англия. Лаура рассказывала ей об Англии. Это страна, где у всех много денег, а дети сидят дома и играют в игрушки. Люди там живут в городах, где есть хорошие больницы, но почти все они не знакомы друг с другом, и лишь немногие из них — твои друзья. А вместо верблюдов — машины.

С этими мыслями Энджел закрыла паспорт. Он лежал на открытой ладони, как будто она пыталась оценить его вес. Затем она изо всей силы швырнула его в сторону, и он упал между двух камней — маленькое темно-красное пятно на фоне серого песка.

Подобрав ноги, девочка обхватила руками колени и опустила голову. Она чувствовала себя уставшей и опустошенной, словно кто-то высосал из ее тела всю жизненную силу.

Она представила, что навсегда останется жить здесь, среди пустыни, вместе с Мамой Киту и Мататой. Они теперь ее единственная семья.

Тут неожиданно послышалось хлопанье крыльев. Шорох, который издает большая птица, отряхивая перья. Не успела Энджел поднять голову, как рядом уже приземлилась вторая птица.

Стервятники. Уродливые птицы с кривыми клювами и тяжелыми веками. Из-за скудного оперения они всегда выглядят больными. Кажется, что поедание падали в качестве основной пищи плохо отражается на здоровье всего вида.

Резко вскочив, Энджел бросилась на них с криками:

— Нендени! Нендени мбали! Убирайтесь прочь!

Обе птицы расправили свои огромные крылья и поднялись в воздух. Но тут же опустились на землю немного поодаль.

Энджел посмотрела на лежащую на земле Лауру. Она понимала, что скоро сюда прилетит еще больше стервятников и она не сможет отогнать их. Девочка перевела взгляд на верблюдов. Если бы только она могла каким-то образом положить Лауру на спину верблюдицы, она бы отвезла ее в маньяту. Но только вот от птиц спасения все равно не будет. Они будут бросаться вниз на Маму Киту, и, какой бы спокойной та ни была, у нее начнется паника и она побежит, не разбирая дороги.

Пока Энджел размышляла, прилетел третий стервятник и сел прямо на грудь Лауры. Энджел бросилась на него, размахивая руками. Но, как и первые два его собрата, он лишь отлетел и сел на ближайший большой камень.

Энджел быстро накрыла Лауру китенге, обернув один конец вокруг ног, а другой — натянув почти до подбородка. Перед тем как закрыть тканью лицо, она замерла и свободной рукой убрала прядь волос, прилипшую к щеке Лауры. Из глаз девочки скатилась слеза и упала прямо на бледную кожу матери. Наконец Энджел все-таки закрыла лицо платком, аккуратно разгладив при этом ткань. Затем она начала собирать камни, покрывая ими обмотанное в самодельный саван тело.

Жара постепенно начала спадать. Несмотря на то что вокруг было много камней, работа продвигалась тяжело. Грубые, вулканического происхождения камни на ощупь были как наждачная бумага. Перед тем как взять в руки камень, ей приходилось внимательно смотреть, нет ли там скорпионов или змей. Вокруг нее громко кричали стервятники, бочком подбираясь к импровизированной могиле. Но вскоре последние куски разноцветной материи, которая так нравилась Энджел, скрылись под грудой камней. Сверху Энджел набросала еще камней, чтобы уж точно никакой зверь не смог докопаться до могилы.

Издавая жуткие крики, стервятники возмущенно захлопали крыльями — казалось, поведение Энджел привело их в бешенство. Тут девочка похолодела от страха: были случаи, когда стервятники нападали на людей. Быть может, взрослому человеку, сильному и крепкому, бояться нечего. Но ведь она еще совсем ребенок и не вполне может за себя постоять…

«Успокойся. Ты уже не маленькая, — упрямо сказала она самой себе. — Ты старше Зури, а он один управляется со всем стадом. Ты даже сильнее его. Во всех ваших потасовках побеждаешь всегда ты».

Взяв в руку камень, Энджел повернулась в сторону стервятников.

Но они смотрели куда-то в сторону. Их крючконосые головы были направлены куда-то вправо. Энджел перевела взгляд и обомлела от страха, увидев, что именно завладело их вниманием.

Фиси. Гиены.

Их была целая стая. Пока еще они находились сравнительно далеко, но уже направлялись сюда своей странной неровной рысью. Вожак стаи завыл, и его вой был похож на безумный хохот.

Матата, стоявший возле колючего кустарника, жалобно замычал. Встревожившись, Мама Киту высоко подняла голову. Энджел переводила взгляд от гиен к верблюдам, думая, не побежать ли ей к ним. Мама Киту их мигом всех раскидает.