Закат их любви (СИ) - Богуславская Марина Андреевна - Страница 6

– Ну что ты, моя Роза, она же в век цвести будет... – придерживая бледную руку возлюбленной, Султан улыбается. Ему страшно слышать её слова, но он улыбается, дабы Гюльбахар не переживала лишний раз.

– А я помню... Помню, как сейчас, хотя прошло почти восемь лет... – улыбка Султанши немного померкла, и её тихий голос разрывал сердце Султана, пока он слушал её слова:

«В те времена, когда ты только-только стал наместником санджака Сарухана, санджака наследника престола, меня, тогда ещё столь юную и невинную, отправили как подарок. Я хорошо помню то волнение, которое испытала тогда, увидев могучие стены дворца Манисы, что завораживали своим величием. Я и представить не могла, что буду там жить, что полюблю тебя и рожу нашего сына.

Твоя матушка, Айше Хафса Султан, встретила меня тёплой приветливой улыбкой и лукавым прищуром тёмных глаз – ах, если бы я знала, как сложиться моя судьба! Вечно угрюмые евнухи провели меня к моей комнате – отделённой от комнат гарема, личной, что меня удивило, ведь мне говорили, что наложницы спят в общей комнате. А там меня встретила весёлая, улыбчивая Айше калфа, что объяснила мне непонятные тогда порядки общества и гарема.

Она же и отвела меня к Валиде Султан, что сказала, что женой тебе первой не буду, ибо кроме меня есть и Фюлане Султан, и Гюльфем Султан. Я, честно сказать, не очень и расстроилась, просто неприятно было осознавать, что я – младшая жена, понимаешь?

Многое мне рассказала та калфа, с вечной улыбкой на алых губах. Как оказалось, ей подарили свободу, и выдадут замуж за пашу. Её слова я помню и ныне:

«Ты совсем невинная, Бахарай хатун, как же ты тут одна... Тебе стоит помнить – у Господина шехзаде уже есть две жены! Первая – несравнимая Фюлане Султан, статная красавица и его первая возлюбленная, мать шехзаде Махмуда. Тяжко тебе будет бороться, пока рядом она! А вторая – Гюльфем Султан, мать шехзаде Мурада. Добрая и не злопамятная, но именно она держит Врата Рая шехзаде... Вот только первой жены его тебе следует опасаться – говорят, не раз из-за ревности ранила она Госпожу Гюльфем!

Но ты будь осторожна – гарем не место для слабости, каждая наложница мечтает попасть на твоё место и будет яро плести интриги!»

Я тогда была удивлена, ведь считала, что и сама теперь – рабыня, а значит – бесправная жительница гарема. Но калфа мне объяснила, что вольная я, не сравнить твоих жён со мною.

«Нет, ты выше их... Валиде Султан разве не говорила тебе? Сейчас ты – фаворитка шехзаде, но вскоре – его законная жена! Ведь содержать в гареме свободную женщину запрещено, а значит, у вас с шехзаде состоится никях! А там, глядишь, и ребёночка родишь – шехзаде или маленькую Госпожу, укрепишь свою позицию! В любом случае, тебе стоит помнить – ты выше остальных рабынь-наложниц, фавориток... А скоро станешь выше даже Фюлане Султан и Гюльфем Султан! Они ведь куплены на невольничьем рынке, а значит, не смогут стать законными женами!»

Именно Айше калфа стала моей подругой в то время, когда я не знала никого и была растеряна и запугана. Без неё, наверное, я бы и не выжила в гареме, средь сплетен да интриг.

В тот же день я впервые увидела Фюлане Султан, и была удивлена – она отнюдь не казалась мне злобной ведьмой, коей и описывала её Айше. К моему удивлению она подошла ко мне, а вскоре пошла вместе со мной к Валиде Султан. Тогда я и увидела подтверждение словам калфы – почерневшее от злобы лицо, открытую зависть в синих глазах и затаённую в их глубине обиду. Хафса Султан подтвердила слова калфы, что было для меня большой радостью, ведь терять свободу я не хотела, и с княжны становится рабыней – тоже.

В тот день я впервые встретила тебя, мой Падишах, и была пленена синевой твоих глаз. Ты был так прекрасен. Моей радости не было предела, когда меня позвали на хальвет. Тогда, в ту ночь, нашу первую ночь, я познала любовь. В ту ночь я закрыла за собой Врата Рая тогда ещё шехзаде Сулеймана, в роковую ночь четверга, когда расцвела роза нашей любви...»

– А сейчас, Падишах сердца моего, ты сидишь подле моего ложе, и держишь мою руку... В очередную ночь четверга... – голос Весенней Розы ослаб, а на глаза накатила пелена слёз. Отчего-то хотелось просто поплакать и излить душу.

– Ну же, моя Махидевран, не плачь. Ты скоро поправишься! – Султан с нежностью смотрит на бледное лицо Хасеки Султан, стирая слёзы с её щёк. Он и сам лелеет надежду, что она поправится, восстановит силы и вновь станет той прекрасной Султаной, что была подле столько лет, незримо поддерживая его и молясь Аллаху за его здоровье и благополучие в походах.

– Я так и не смогла окончательно затворить Врата твоего Рая, мой Сулейман. Сейчас, когда Фюлане и Гюльфем больше нет... Даже сейчас я не единственная Госпожа твоего сердца, и от этого мне больно. Я понимаю, что это однажды должно было произойти. На смену Фюлане пришла Гюльфем, на смену которой пришла я… Хюррем хатун – очередная драгоценная женщина, да? Я не обижаюсь на тебя, просто пообещай, что не забудешь меня даже тогда, когда она, несомненно, родит твоего сына… – медленно, растягивая слова, произносит Махидевран Султан, проваливаясь в царство Морфея.

Уснув, изнеможенная Султана так и не услышала тихое «Обещаю» Повелителя, но не смотря на это, на её душе стало спокойней.

  Когда становится легче, когда укрепляется власть

Гарем, как и всегда, шумел. Наложницы, выбранные для Повелителя и прошедшие обучение, вели беседы, казалось, обо всём на свете. Рассказы об их вольном прошлом, тёплые воспоминания и о семье – это всё, что они имели на память о своей свободе. Красавицы, то и дело, посмеиваясь, говорили о своих мечтах – свободе или вознесению в Султанши. Они могли лишь мечтать, ведь Падишах уже которую неделю предпочитает проводить время с любимой фавориткой или Султаншей, но не с наложницами.

Одна из них, бывшая в прошлом, наверное, принцессой, улыбаясь, говорила о том, насколько бесполезны женщины, что стоят подле Султанского трона. Её славянка ранее не видела во дворце, и на законных основательствах могла посчитать, что та, скорее всего, прибыла недавно. Её бледную кожу, казалось, не касались лучи Солнца, а длинные тёмные волосы блестели, показывая своё хорошее состояние. Даже в её карих глазах, что напоминали опалую листву поздней осенью, было что-то, напоминающее отблески уже утраченной воли, но не погасшей надежды. Даже простенькая, как и любой другой обычной наложницы, одежда, состоящая из бежевой блузы и коричневого платья без рукавов, не мешала ей чувствовать себя аристократкой, и вести себя подобно избалованной девице. Рабыни, что сидели рядом, все как одна были облачены точь в точь в такие же платья, и, казалось, более этому смущены не были – привыкли, понимая, что это и есть их удел – нынешний, а, возможно, и вечный.