Убить Ланселота - Басирин Андрей - Страница 16

– Очень приятно. К сожалению, не могу ответить вам тем же, сударь. Я инкогнито. Путешествую переодетой и под чужим именем.

Гилтамас озадачился. Сама идея, что, путешествуя в чайнике, можно сохранять инкогнито, была для него нова и необычна. Но тему следовало поддержать.

– Вы пытаетесь слиться с толпой? – предположил он. – Стать незаметной на фоне засилья ростизма?

– О да, – вздохнула Маггара. – Вы меня понимаете, сударь. Так сложно прятать свою индивидуальность среди всей этой серости, дюжинности… Шестифутовости. Вы проездом в этих краях?

– Я прислуживаю госпоже Летиции Ляменто. А в данный момент разыскиваю некую Инцери с вестями от Дамаэнура.

Тут в зал вошел новый посетитель – в потёртом коричневом плаще, с котомкой за плечами и мечом на поясе.

– Приветствую честную компанию, – объявил он. – Не ждали?

Разговоры приутихли. Завсегдатаи «Чушки» переглянулись.

– Это ты, Гури?

– Ах, господи! – Горацио метеором вынесся из кухонного чада. – Гил-Ллиу? У нас в гостях! Победитель чудищ! Место господину Гури!

– К нам! К нам, Гури! – закричали маги и мастеровые, рыцари и воры. – Сюда!

Человек в плаще уже вышагивал важно через весь трактир, держа в каждой руке по кружке пива.

– Кто он такой? – спросила Маггара у Гилтамаса.

– Король без королевства, – с горечью отозвался сильф. – Вечный авантюрист и проходимец. Ллиу-родства-не-помнящий.

– Вы его так не любите?

– Да. Он говорит, что ищет свое королевство… Не верьте. Не найдет никогда. Гури из тех, о ком вздыхают глупцы: «Нынешний король плох. Вот если бы нашим королем был Гил-Ллиу…» Их счастье, что он не будет править. Ему так удобнее.

Фея с уважением посмотрела на гостя. Была, была у нее черта: любила Маггара все яркое, броское, шумное – даже если приходилось после раскаиваться. А уж яркости и шума в незнакомце хватало.

Вот он сбросил плащ и оказался в алом камзоле.

– Китарок мне! Я при деньгах нынче, братья!

– Что такое? – зашумели завсегдатаи, – Ты стал повелителем варваров, Гури?

– Бери выше. Шарлатан пригласил меня на коронацию ланселотничать. Буду сражаться со зверем великим. – Гури подкрутил колки и ударил по струнам.

запел он.

Завсегдатаи подхватили:

Взвизгнула веснушчатая служанка. Гури успел мимоходом ее ущипнуть, а сам продолжал:

Лицо его посерьезнело.

– Шарлатан не похвалит тебя за такие песни, Гури, – хохотнул кто-то из завсегдатаев.

– Чего ему бояться? У него же зверь великий.

– Да, но пророчество… Я бы на месте Фероче остерегся.

– Ах, как чудесно! – умильно щебетал Кантабиле. – И вы, и Ляменто – все под моим кровом!

При этих словах Гури встрепенулся, как спаниель при виде бекаса:

– Что, и старушка в «Свинку» заглянула? Ну так не говорите ей, что я здесь. Пусть это будет сюрпризом. И пришлите ей корзину роз от моего имени.

Хоакин рыскал по коридору. Все двери были заперты, постояльцы сидели в общем зале. Инцери ерзала и хныкала в табакерке, и Хоакин ее успокаивал как мог:

– Сейчас, сейчас, потерпи. В крайнем случае на улицу выйдем.

Инцери на улицу не хотела. Дела ее не терпели отлагательств, но, к счастью, Хоакину удалось отыскать комнату, в которой кто-то был. Из-за двери доносились приглушенные голоса:

– …по третьесортным гостиницам. Буайбес – пересолен.

– …но, милочка, – отвечал старушечий голос – Бу-бу-бу… буайбес.

– … и еще эти розы!

Стрелок постучал. Дверь распахнулась; на Хоакина обрушился водопад, смешанный с колючими стеблями и ароматными лепестками. К счастью, цветы срезали недавно, и они не успели завянуть, а вода – испортиться.

– Торт ваш… Ой!

Хоакин стряхнул с уха розу. Достал платок и обтер лицо.

– Добрый день, – сказал он. – У моей саламандры нездоровая страсть к поджигательству. Иногда накатывает, просто спасу нет. У вас есть камин?… На худой конец свеча сгодится… Мы потом все потушим, обещаю. Иначе она устроит пожар.

– Милочка, – рассудительно заметила старушка, – это не Гил-Ллиу. Немедленно извинись перед молодым человеком.

– Боже мой! – ахнула девушка. – Простите, пожалуйста. Я вас перепутала с одним негодяем.

– Я похож на негодяя?

– Нисколько. Вы входите, входите. И камзол снимайте, я почищу.

Комната Летиции досталась более чем скромная. Две кровати, столик, шкаф. На столе стояли фарфоровые тарелки с супом и бутылка вина. К обеду путешественницы еще не притронулись.

– Ты неосторожна, милочка. – Старшая захлопнула за Хоакином дверь, едва не прищемив полу камзола. – Он мог прятаться в коридоре.

– Оставьте, госпожа настоятельница… Лучше помогите привести в порядок костюм гостя.

Они помогли стрелку снять камзол. Табакерку Хоакин положил на стол.

– Простите. Простите, простите, – повторяла девушка, орудуя щеткой. – Это все мерзавец Гил-Ллиу. Он повсюду меня преследует!

– Нас, милочка, нас, – поджала губы старушонка. – Не забывай!

– Да, госпожа настоятельница. Конечно же нас.

Девушка вытерла Хоакину волосы полотенцем.

– Он ужасный пошляк, – вздохнула она. – Могу я попросить вас об одном одолжении?…

– Конечно, сударыня. Все что уго…

– Вызовите его на дуэль. На шпагах или луках.

– О нет, – встряла настоятельница. – Дуэль – это слишком аристократично. Сочините на него памфлет. Или пасквиль.

– Хорошо, хорошо. Памфлет, потом дуэль. Или наоборот…

Насупленная саламандра выглянула из табакерки и огляделась. На столе стоял подсвечник. Слава богу! Затрещал первый огонечек, затем второй. Инцери вскарабкалась на полку и дунула на фитиль третьей свечки. Та пыхнула желтеньким язычком пламени.

– Кто это? – вскинула брови девушка.

– Моя саламандра. Я о ней рассказывал.

– Какая красавица! – Девушка присела и провела пальцем по саламандровой спинке. Инцери блаженно выгнулась. – Умница, красавица! Самая красивая из всех, кого я видела. Это правда, что они питаются каменным маслом?

Инцери фыркнула.

– А правда, что вы питаетесь чесноком? – ядовито осведомилась она.

Когда Хоакин спустился в общий зал, Гилтамас успел улететь. Фея скучала в одиночестве.

– Хорошие новости, – сообщил стрелок, усаживаясь – Я только что разговаривал с Ляменто.

– То-то ты мокрый такой. Вы вместе принимали ванну?

– Вовсе нет. Она бросила в меня вазу с цветами.

– Прекрасное знакомство. – Фея воодушевилась. – Я же говорила, что она к тебе неравнодушна. На, выпей. А то простудишься, расчихаешься.

Хок послушно налил себе вина.

– А еще она говорит, что ее принесут в жертву Бахамоту. Во время коронации Фероче.

– Бахамот – это тримегистийский зверь? – уточнила Маггара. – Всегда их путала. Рух – в Шахинпаде, Базплиск – в Доннельфаме. Повезло девчонке, ничего не скажешь.