Хедин, враг мой. Том 1. «Кто не с нами…» - Перумов Ник - Страница 5

Хедин-великан, Хедин-распростёртый видел всё это. Видел и отмечал с лёгким интересном, как нечто не слишком обычное, но не более. Он видел наступающие отряды, видел изготовившихся защитников. Он с некоторым – хотя, опять же, лёгким, наилегчайшим – беспокойством отметил, что иные свойства Межреальности вокруг Обетованного изменились, до странного напоминая его собственные чары, предназначенные творить новую пустоту для скармливания Неназываемому.

Тех, кто посылал отряды на штурм его жилища, он не видел даже сейчас. Слишком хорошо они подготовились, и Хедин-гигант на какое-то время озаботил себя попытками понять, как именно им это удалось, – так, небезлюбопытная задачка, позволяющая с приятностью провести время. Ведь, в конце концов, разве не является он полным хозяином положения? Разве не видит он наступающие длинные колонны быкоглавцев? Разве не уверен он в своих собственных заклинаниях? Всё, что требуется, – чтобы его подданные, его подмастерья в точности исполнили бы его указания. Больше ничего.

Хедин-второй, Хедин, двигавшийся к точке объединения всех трёх своих ипостасей, не испытывал ничего, кроме раздражения и злости. Такой прекрасный План! Всё настолько продумано, просчитано, надёжно! И вот, пожалуйста, сбой по причине, предугадать которую не смог бы даже сам Великий Орлангур!..

Лишённый тела и сам обращённый сейчас в призрака, Хедин ясно и остро ощущал судороги пространства, окружающего Обетованное. Четвёртый Источник заключал его сейчас в кокон непроницаемой завесы, завесы из такой же новосотворённой пустоты.

Ловко, не мог не отметить он со всевозрастающим раздражением. Ловко. Такого против него не пускал в ход ещё никто. За все эоны, пока работал механизм защиты Упорядоченного от засевшего в его сердце Неназываемого, ни один из врагов Нового Бога Хедина не догадался повернуть против него его же собственное оружие.

Они заслуживали, по крайней мере, известного уважения.

Хотя достаточно несложные умозаключения требовали их немедленного и как можно более быстрого исключения из числа действующих в Упорядоченном.

Просто потому, что такие не остановятся на полпути.

И, быть может, как раз и идут, чтобы положить конец их с Ракотом власти.

«Мы пленники на невесть сколько тысячелетий…» – сказал он когда-то названому брату.

Тысячелетия истекли?

Нет! – поднимался в груди гнев. Какие-то… заклинатели, похитившие его собственные чары и извратившие их, – как можно им вручать власть над Упорядоченным?! Нет! Всё, что у них за душой, это фокусы и уловки; нет – они не пройдут! Не пройдут! Он повергнет их, опрокинет, ведь Упорядоченное достойно куда большего!

Он знал, что это не его мысли. Не его-подлинного. Лишь фрагменты их, ничтожная их часть. Знал и понимал умом – и постепенно сквозь всё остальное пробивался ужас – сколько ж ему, оказывается, пришлось оставить там, в логове Неназываемого!

Сколько его-истинного, его-настоящего. Искреннего, заботящегося, охраняющего, сберегающего. Нагие мысли-приводы, мысли-действия, подобные тягловому скоту, нужны лишь для свершений по приказу и побуждению истинного его естества – сейчас становились поневоле главенствующими.

Словно из человеческого тела исторгли душу, оставив лишь самое простое. Двигаться, есть, пить, размножаться.

Но ещё оставалась жуткая пустота, осознание утраты.

И это единственное, что удерживало его от безумия и распада.

Тени настоящего, им предстояло продержаться, пока это настоящее не вернётся.

Память и пустота – против ложной полноты.

Он надеялся, что, когда ему удастся собрать по крайней мере две ипостаси из трёх, станет легче. Но даже ему, сбросившему плоть, пробиваться к Урду становилось всё труднее. Бестелесный, он должен был бы пронзить потоки пустоты, однако ощущение было такое, что он, нагибаясь и выставив плечо, пытается удержаться против накатывающихся морских волн.

Как ловко. Как хитро. Они провернули это у него под носом, а он – он! Новый Бог! – ничего не заметил, не почувствовал. Они привели в действие ловушку и всю систему тщательно замаскированных чар в тот единственный момент, когда могли на самом деле помешать.

Им наплевать на Упорядоченное. Они хотят властвовать, пусть даже на краткий миг. Они настолько ненавидят его, Хедина, что готовы принести в жертву весь мир, всё сущее.

Он должен устранить эту угрозу. Как можно быстрее и как можно более действенно.

Действенно – вот ключевое слово.

Всё прочее вторично. Мораль прекрасна и замечательна, когда остаются те, что смогут его осуждать. Его задача – дать им такой шанс.

Дотянуться до Урда.

Собрать двоих. Для начала. Сделать грязную работу – о, да, она будет грязной, подсказывала память, но разум оставался равнодушен.

Но для этого его подмастерья должны продержаться – и они, и возведённые им на подмогу конструкты.

Хедин Познавший Тьму, Хедин-истинный, Хедин, добровольно исторгнувший самую свою суть, пребывал сейчас в самом сердце этой самой Тьмы. Если, конечно, принимать за неё полное отсутствие света.

Нечто сильнее всепожирающей пасти Неназываемого по-прежнему соединяло его с двумя остальными ипостасями.

Три Хедина.

Один – Наблюдающий.

Другой – Действующий, если его так можно назвать, хотя сам он пока ничего ещё не совершил. Но готов, готов в любой миг и без особых колебаний. Надо, значит надо.

И он сам, истинный. Чувствующий? Жалеющий? Сострадающий?

Или просто – живой?

Так или иначе – отсюда надо убираться.

И – отсюда убираться нельзя.

Потому что сюда во множестве рушатся души, души из вдребезги разнесённых «царств мёртвых». Из обителей мёртвых, которые они с Ракотом оставили «в покое», попросту говоря – махнув на них рукой. Не разобравшись, что с ними и как, бросив на произвол судьбы. И вот вам, пожалуйста, результат – козлоногие. Сейчас не скажешь, которые из них сотворены посредством душ, захваченных Неназываемым, пока они с Ракотом не остановили его продвижение, а которые попали к нему уже в не столь давнем прошлом.

«Что, если потоки нашей пустоты, которую я считал такой пустой, ничто не задевающей, ничего за собой не увлекающей, на самом деле тащили к пропасти заблудшие, сбившиеся с пути души? Души погибших миров. Души тех, кто сделался призраками, аппарантами, фантомами?

Что, если именно из них и строилась гвардия Неназываемого?

Строилась и строилась, пока мы разводили руками и гадали, откуда у всеуничтожающей сущности взялись этакие слуги.

Слепцы».

Память пламени сильна в нём, память о белом пламени.

Память о Джибулистане, о Голубом Городе. О любви и гордости. Об ошибках и заблуждениях. Обо всём том, что не давало ему превратиться в очередного Бога Горы.

Нельзя не остаться. Нельзя остаться.

Задачка, достойная Познавшего Тьму, не так ли?

Впрочем, если все остальные будут выполнять План, неважно, по доброй воле или против оной, немного времени у него будет. Хотя, конечно, неведомо, как именно течёт время в этом про́клятом месте относительно остального Упорядоченного…

Он чувствовал две других ипостаси всё время, но не мог им приказывать. Не мог с ними говорить. Просто видел точно со стороны, глядел частично их глазами, частично воспринимал мир их чувствами.

«Если это я, – думал он, – то, великий Творец, как же Си меня терпела и не убила гораздо раньше? Надеялась на моё «исправление»?

Но это я. Это не одежда и даже не тело, что можно поменять по желанию».

Впрочем, о Си он подумает после. После – потому что в утробу Неназываемого обрушился очередной сонм душ.

Хедин не имел тела, не имел, похоже, вообще ничего, кроме воли, сжатой в микроскопическую, незримую, неощутимую частицу. Здесь не сработали бы никакие привычные заклятия. Сила Неназываемого разрушала всё упорядоченное, всё выстроенное, всё структурированное.

Всё возведённое.

Вот они, души. Единое целое, созданное гением Творца. Неделимое. И это, похоже, не может уничтожить до конца даже сам Неназываемый.