И солнце снова в небе - Фадеева Маргарита Андреевна - Страница 6

Мясник приподнял шляпу на голове, улыбнулся полными губами, и стоявшие в очереди расступились, пропуская его вперед. Мы вошли в помещение. И первое, что бросилось мне в глаза, — это сутулая спина огородника Стручка, моего товарища по санитарной армии.

«Вот кто мне поможет», — обрадовался я.

Судья потряхивал лысой головой и, скрестив на животе руки, слушал жалобы родного брата огородника, очень похожего на Стручка тем, что у него тоже был отвислый нос.

— У нас умер отец, — говорил брат, — и огород мы хотим поделить. Нас у отца было двое. Я считаю, что и огород нужно поделить поровну — шаг на шаг, метр на метр. Мы ведь родные братья, и наследство у нас должно быть равное.

— Разве это справедливо? — чуть нагнулся вперед Стручок. — У брата двое детей, да и те взрослые, уж работают, а у меня пятеро, мал мала меньше. Разве мне прокормить их со своей половины огорода?

— Так ты говоришь вас больше, — судья выставил лысину, как будто собирался боднуть кого-то. — Тогда неси семьей беритесь за лопаты. Сколько кто успеет вскопать, тому столько земли и будет принадлежать.

— Помилуйте, судья. — Стручок весь как-то устремился вперед и даже приподнялся на цыпочки. — Так мне еще меньше земли достанется. Брат сам с женой выйдет на работу, да еще взрослые дети-не успеешь за лопатой следить. А мы выйдем только с женой. Наши дети не могут работать.

— А это меня не касается. Иди. Я высказал свое решение.

— Спасибо, судья, — брат Стручка поклонился и вышел из комнаты.

Стручок хотел что-то сказать, но судья повернулся к нему спиной и обратился к мяснику:

— Здравствуйте, здравствуйте! Давненько вас не видел. Что привело сюда? Да вы садитесь. — Он указал на кресло, но мясник не сел.

Удрученный Стручок, видя, что с ним больше не разговаривают, печально поплелся к выходу. Я хотел сказать, что попытаюсь ему помочь, но не сумел даже подойти к нему. Туктук и здесь, в комнате, держал меня за руку.

— Я хочу усыновить этого мальчишку. Ни дома у него нет, ни отца. — Мясник вдруг стал гладить рукой мою голову.

— Неправда! — заговорил я. — Есть у меня отец. Он меня любит. Я не хочу, чтоб моим отцом был Туктук.

Тут встал судья:

— Тебе повезло, глупый мальчишка! Тебя берет в семью такой хороший человек, краса и гордость нашего города. А если есть у тебя второй отец-это даже лучше. Один здесь, другой там. Нигде не пропадешь.

— Все равно не хочу, — упрямо стоял я на своем.

— Это только с непривычки так, — ласково говорил мясник, пытаясь снова погладить меня.

А судья уже достал с полки большую книгу и записал в ней, что я теперь не Петрушка сам по себе, не сын мастера Трофима, а сын мясника.

— Растите своего сына умным и заботливым. Пусть будет всегда таким же отзывчивым к чужой беде, как вы, — напутствовал судья мясника.

Когда мы обратно возвращались коридором, Туктук раскланивался и всем дарил широкую белозубую улыбку. А сзади меня то и дело слышалось:

— Смотрите, у мясника добрая душа. Усыновил мальчишку, у которого нет ни крыши над головой, ни семьи.

— Будет теперь наследник. Не каждый решится…

Мне хотелось вырваться из рук мясника, но лезвие острого ножа торчало возле моего бока, а быть изрезанным у меня вовсе не было желания.

Туктук вывел меня из здания суда, открыл дверцу повозки, втолкнул в нее и сел на меня, как будто я был не мальчишка, а куль с овсом или мешок с мукой. Повозка снова затарахтела по камням.

ДЕСЯТЬ СОЛНЦ

Главный Врач сдержал свое слово. По его требованию солдаты санитарной армии освободили музей для Гусиного Пера. Экспонаты вынесли из дома и сложили в сарай. Большое помещение разделили на комнаты. Выделили ученому отдельный кабинет-контору. Ежику тоже отвели комнату. Построили кухню с печкой, чтобы готовить для ученого обеды повкуснее, и даже соорудили лежанку. Пусть ученый погреет косточки, отдохнет от трудов. Я увидел все это, когда забежал навестить Ежика.

Ежику в этом доме очень нравилось.

— Наконец-то моего отца оценили по заслугам. А вот изобретет он солнце, то ли еще будет!

Ежик так уверенно говорил, что я засомневался: «А вдруг и правда можно изобрести солнце, которое будет светить и греть. Да это же здорово!»

Через два дня Ежик прибежал за мной, когда я чистил картошку, чтоб приготовить обед мяснику.

— Идем скорее! Сейчас солнце искусственное вешать будут. Мой отец закончил работу, — сказал он.

Я бросил нож, картошку и помчался вслед за Ежиком. Мы видели, что около крыльца Гусиного Пера в почтительных позах склонились мясник Туктук и хозяин харчевни.

С крыльца спускался ученый. Три солдата санитарной армии расстилали перед ним красную ковровую дорожку с яркими зелеными полосами.

Гусиное Перо высоко поднимал ноги и, гордо поглядывая по сторонам, ступал по мягкому пушистому ковру. Следом два солдата несли закрытый ящик.

Дойдя до середины улицы, ученый остановился и воздел к небу руки. Широкие рукава цветастого халата, в который он был облачен, упали, обнажив худые руки в пятнах желтой и оранжевой краски.

— Люди! — крикнул он. — Я изобрел солнце. Я дарю его вам, дорогие граждане. Пусть оно светит, пусть обогревает наш город, пусть принесет счастье. Ура!

— Ура! — пронеслось по толпе. В воздух над толпой взлетели кепки, картузы., фуражки.

— Поставьте ящик, — распорядился Гусиное Перо. — И вройте столбы.

Солдаты осторожно, словно он был стеклянный, по ставили ящик на ковер у ног Гусиного Пера и вооружились лопатами.

Прошло немного времени, и вдоль улицы, по обеим сторонам ее, выстроились, поблескивая капельками смолы, десять сосновых столбов.

— Я отдаю вам свое сокровище, свое солнце. — Гусиное Перо открыл крышку ящика.

Все замерли, вытянув шеи, чтобы получше видеть. Задние почти легли на плечи передних: каждому хотелось первым разглядеть великое чудо.

Ученый достал из ящика и поднял над головой… Я не поверил своим глазам. В руках у Гусиного Пера было обыкновенное днище от бочки с капустой. Я вложил в рот два пальца и свистнул от возмущения. Окружающие поняли этот свист как выражение восторга.

— Ура! — снова закричали они.

Мальчишки засвистели, и в воздух опять полетели шляпы.

Под приветственные крики толпы солдаты санитар ной армии прибили днище на столб.

— У меня не одно солнце. У меня их десять! дождавшись, пока утихнет радостный шум. крикнул Гусиное Перо. И он принялся доставать из ящика одно за. другим ярко-оранжевые круги, украшенные зубчиками по краям.

«Тьфу-у ты! До чего довела болезнь, — подумал я про себя. — А ведь Гусиное Перо верит, что изобрел настоящее солнце. Вон как радуется, и все вокруг меня радуются, а Ежик так и сияет от восторга».

— Смотри, какое солнце изобрел мой отец! Загорать можно! Давай. — И, не дождавшись моего согласия, он стянул с плеч рубашку и встал между двумя столбами.

— Пусть под одним солнцем загорает спина, а под другим живот, — пояснил он, но вскоре замерз. Пришлось одеться.

Я попытался объяснить Ежику, что никакое это не солнце, а покрашенные днища от бочек с капустой, но меня обозвали глупцом.

У ОВОЩЕВОДА СТРУЧКА

Хватит тебе болтаться без дела, — сказал мне утром Туктук. — Пора и на хлеб зарабатывать. Не маленький.

Я не стал возражать, хотя мог бы ответить, что каждый день работаю с утра до вечера. Я готовлю обед, убираю комнаты, кормлю скот, пою его, ношу воду из далекого колодца. И ругать меня пока не за что.

— Отправляйся к скотоводу. Три дня будешь пасти у него коз. Авось что-нибудь да заработаешь.

Я отправился к скотоводу. Он держал десять коз, и пасти их приходилось за огородами. Пока я следил за ни ми, козы мирно щипали траву, но стоило мне отвернуться — они тут же норовили забраться в соседний огород. Мне приходилось бежать за ними и гнать обратно на луг.