Антикиллер-5. За своего… - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 30

Гражданин Горбунов провел рукой по лицу, будто стирая тот бензин.

– Что сделал, что сделал… Да ничего особенного! Ну, подрезал лохов при въезде на заправку, ну показал средний палец… Так что, за это живого человека сжигать?!

– Нет, конечно, – примирительно сказал Лис. Картина была совершенно ясная. Отмороженный на всю голову Borodach привык делать все, что захочет, и если бы расклад вышел другим, то это он надавал бы по головам лохам в машине, он бы облил их бензином, он бы спалил им машину, а может, и их вместе с ней. Только в этот раз вышла осечка – он нарвался на такого же отморозка и сам чуть не стал жертвой.

– Расскажи, как они выглядели. Приметы, машина…

– Да быстро все прошло и темно было. Только возле колонки свет. «Приора» серая… Мужик здоровый, может, здоровей меня… А может, показалось. Но рожа зверская, челюсть, как у бульдога… Баба с ним такая, фигуристая, симпатичная, она не подходила, только когда я побежал, засмеялась. И девка стройная, в штанах, рожа злая.

– Ладно, мы видеозапись изымем. Номер заправки помните?

Borodach усмехнулся.

– Спохватился, начальник! Я там уже на следующее утро все прошерстил! Камеры у них не работали. Никого вроде не рассмотрели… А может, встревать в историю не захотели! Но я тех гадов все равно найду, – он заскрежетал зубами.

– Только действуйте в рамках закона! – предупредил Лис. – Найдете, запишите номер машины и обратитесь в полицию…

Borodach посмотрел на него, как на полного идиота.

– Ну, а как же по-другому? – сипло сказал он и вышел.

Глава 5

Тяжелая бандитская работа

Хобот

В кино бандитская жизнь – такой веселый заводняк, типа вечный аттракцион: то кенты со стволами всех побеждают, то телки центровые вголяк танцуют, то рестораны, где в три этажа водка и закусь, жри-пей не хочу… В общем, типа не соскучишься. Типа. Ага. А на самделе – скучно. Какой там, в задницу, аттракцион! Какая, к ферам, романтика! Пацаны по лезвию ходят, на измене сидят, ишачат по-черному, то такие же их валят, то менты принимают – вот это и есть бандитская жизнь! Да! Без прикрас! Тяжелая работа, до исступняка, блить! Работа каждый день!

Бывают проблески, конечно. К примеру, заселились мы в эту хату в Райском Саду. Ну, там по первоначалу был проблеск. Короткий такой. Димыч из «Ривьеры» привел центровых телок. Посидели, новоселье отметили, нормально так. А наутро только опохмелились – и все, отрез по полной. Север всех собрал, сказал: кирдец, пацаны, пришла пора ишачить. Мурену отправил двор чистить, а меня – яму под погреб копать. Какой, к рэпу, погреб? Такой, говорит, погреб, типа бункера, чтоб никто не знал. А на кой рэп он нужен? А это не твое хобочье… хоботячье… короче, не твое собачье дело, говорит. Ага. Копать, значит, собачье. А спрашивать – уже не собачье. Ладно.

Север с Шмелем весь день катались где-то, вечером приехали – Север злой и бухой, рулеткой яму мерил, потом этой рулеткой швырялся. Потому что все делается через жопу. Зато спрашивают много. Ну, не знаю. Мурена вообще ничего не спрашивает. Он пробухал весь день, заперся в сортире и на унитазе уснул. Север выломал дверь, полчаса его скирдовал. Потом притащил во двор, держа за одну ногу, точь убитого лося. Подтащил к яме и сказал: закапывай, блить. Копать – это собачье дело. Это ясно. А вопросы задавать, по типу: а на хрена Мурену закапывать? чего он такого сделал-то? – не, это уже не собачье. Ладно. Мурена лежал в яме и лыбился в небо, потому что бухой и ему все пох. И закопали его с этой улыбкой прямо. Быстро закопали. Яма неглубокая насамделе.

А потом Север свой «мерс» загнал на эту яму. И оставил. И сказал: пошли жрать, не хрен тут смотреть. И пошли. Сало, колбаса, помидорцы свежие. Сидим, жрем. А у Мурены в яме воздух закончился. И он стал оттуда вылезать. Выпрыгивать. Точь дельфин. Головой в днище бьется, в глушак прямо. Молча. Бьется так, что «мерс» раскачивается. И ни рэпа не понимает, что такое и в чем дело. Исступняк, короче. А мы сало режем, чай хлебаем, а со двора: тук-тук-тук! Сидите, жрите, говорит Север. Выберется, так выберется, будет жить. А нет, так там и останется. И тут Мурена вбегает, весь в земле, слезах, плюется, ревет: пацаны, я помер, да? Меня «мерсом» переехало?.. Самый исступняк был в том, что в машине лежала бутылка водки, и Мурена, когда выбрался, выжрал ее всю…

Не, серьезно, тяжелая работа. Север назначил дежурства. Теперь каждый день кто-то из пацанов торчит на чердаке или ходит по двору, охраняет, блить, территорию. А еще «колючку» наверх забора велел прицепить… И бункер рыть надо… И жрачку готовить, однако, тоже… Черная работа.

А сам где-то катается. Бухает. Мурена сказал: Север готовится на царство, хочет город под себя взять, вот и бухает с нужными людьми. Мурена – не дурак, как может показаться с первого раза. Точь не дурак. Хоть его закапывали живьем, и глушак от «мерса» он пробил своей башкой, так что сварщика вызывали. Мурена – мелкий шнырь, но не дурак. Насамделе. Иногда он неплохо соображает.

Однажды Север вернулся трезвый. Он, когда злится, челюстями перетирает туда-сюда, зубы ест, что ли. Вот ходил весь вечер и перетирал. Шмель потом сказал, что на трассе нашли труп того опера из придорожной кафехи. Как его… Гусаров. Потом по телевизору про него говорили. И фотку показывали. На фотке опер такой, бдь, орел, и глаза, честные, аж светится, аж чуть не дымится. А я помню, как он тогда в кафехе смотрел, сука. Чисто бритвой кромсал… Я бы их всех в топку, оперов этих гадских!

А какого рэпа Север стремается, мне непонятно. Нечего тут стрематься.

А я, блить, бункер все рою, ага. Ну, исступняк прямо.

Пока мы тут кантуемся, Севера стало не узнать. Бородку отрастил, башку побрил налысо. Ну, не Север, а точь гопник из американских фильмов. И куртец фуфловый прикупил где-то, с капюшоном. Накинет капюшон, руки в карманы и ходит. Север, говорю ему так, по-шутейному, ты скоро рэп начнешь тут читать, да? Рэп, в смысле, – ну, песня такая негритянская. Ну, насамделе пошутил просто. А он не понял. Взял у меня лопату и по голове жахнул. Мурена мне потом все объяснил: оказывается, в городе есть люди, которые походу могут Севера узнать, а это пока ему стремно. Поэтому он внешность изменил и куртец фуфловый носит. А, ну тогда все ясно. Ну и рэп с ним, сказал я, пусть тогда, блить, шорты себе купит, ходит в шортах, как придурок. Тогда, говорю, я сам его узнавать перестану. Сяду тогда в такси и уеду обратно в Кульбаки… Кстати, о Кульбаках. Тетка моя готовит охренительные вареники с творогом. Охренительные. Накидаешь сверху домашней сметанки из холодильника, и еще варенья ежевичного… А потом спать. И никакого дежурства, никакого бункера, никакой яичницы с салом, тошнит уже от этой яичницы. А Мурена ни хрена больше готовить не умеет. Мелкий он шнырь, и больше никто.

Иногда Север стал нас с собой брать. Сели, поехали молча. Приехали в порт, там какие-то склады. Воняет тухлой рыбой. Жарко. Сидим в машине, кондиционер фигачит на полную, потные, как свиньи, но потом Север сказал, чтобы выключили все и сидели тихо, не галдели, потому что он ждет звонка. Кто будет звонить, на фига мы здесь вообще и все такое – Север ничего не говорит. Хотя перед этим он полдня чистил и смазывал свой ствол. Шмель и Мурена как будто что-то знали, но молчали в тряпку. Один я, выходит, блить, опять ничего не знаю.

Здесь всюду мухи, это такие специальные портовые мухи. Размером с синицу, ну точь. Они даже дыма не боятся, ничего. Дуешь на нее, она только крылья поджимает.

В какой-то момент я даже подумал, что лучше бы торчал сейчас во дворе, копал свой бункер.

Но потом Северу позвонили, и мы пошли в один ангар. Там три пацана. Одного звали Водолаз, он хромой и очень стреманутый на вид. Второго – Сержант. Эти двое больше молчали. И третий был с ними, Кащей, он за главного, как я понял. Они с Севером отошли в сторонку и долго там перетирали. А мы с этими Водолазом и Сержантом стояли и пялились друг на друга. Север перед этим предупреждал, чтобы все было очень аккуратно, никаких наездов без его команды, вести себя прилично и доброжелательно. Я про это помнил, ни на секунду не забывал. Шмель курил сигарету за сигаретой, нервничал, Мурена мрачный стоял, ему сегодня не дали стакан засосать из-за этой встречи, он без стакана завсегда мрачный. А я один помнил, что сказал Север, и, блить, улыбался изо всех сил.