Тень Аламута - Басирин Андрей - Страница 73

– А ну подходите, кафиры! Аллах свидетель, ярость стала моей душой.

– У флорентийца! – ринулся в атаку Пэйн. На него накатило вдохновение. – У флорентийца – славный кот!

С каждым ударом рождалась очередная строчка «шедевра»:

Гуго де Пейн махнул рукой:

– Ладно, братья. Хватит валять дурака. – Он возвысил голос: – Эй, сарацин, сдавайся! У нас есть сир Аршамбо, и мы не побоимся пустить его в ход.

Аршамбо, Мелисанда, Рошан и де Пюизе как раз появились на крыльце. При виде их Ахмед понурился:

– Этот нечестивец, что дерется двумя мечами? Ладно, сдаюсь.

– Давно бы так.

– Но, видит Аллах, меча моего вы не получите, – Ахмед артистичным жестом бросил клинок через забор.

– Вот сволочь!

– Ладно, – пожал плечами магистр. – Это всё равно. Мы не собираемся тебя убивать или держать в плену. Ты отправишься в Аламут, расскажешь, что здесь случилось. Пусть запомнят, что обманывать франков – себе дороже.

– Как знаешь, франк. Но я расскажу больше, чем ты думаешь.

Руки ассасина скользнули к поясу. Блеснул метательный нож. Кому он предназначался, не оставалось ни малейших сомнений.

– Ме-елис!!

Рошан и Гуго ринулись к принцессе. Аршамбо выхватил меч.

Все они опоздали.

Кувыркаясь в воздухе, нож отправился в полет.

Но если бы кто-нибудь дал себе труд заглянуть в глаза ассасина, он обнаружил бы там… удивление.

Перед смертью ему открылась его судьба. Время замедлило бег. Ассасин увидел стрелу, что летела сверху. Нож врезался в древко, отскочил и чиркнул Ахмеда по щеке. На лице его распахнулась рана, которой уже не суждено было стать шрамом.

В следующий миг меч, брошенный рукой Аршамбо, вошел ему в живот.

– Прекрасный выстрел, – похвалил Рошан. – Кто это у вас так стреляет?

– Жоффруа, кто же еще, – неохотно отозвался магистр. Ему хватало дел: Мелисанда всё-таки потеряла сознание. Хоть и дочь крестоносца, хоть и не в тепличных условиях росла, да жара, вонь крови и перенесенные опасности сделали свое дело.

Крестоносцы расстелили на крыльце плащи. Молчаливый Андре принес воды и принялся хлопотать вокруг девушки. Скоро она открыла глаза.

– Хвала Иисусу, она жива! – радостно загомонили рыцари. – Жива!

Магистр вытер со лба пот:

– Где Жоффруа?

– Я здесь, мессир.

– Преклони колена, мошенник. – В глазах де Пейна блестели слезы. – Сынок, словами не передать, как я тобой горжусь… – Голос его сорвался. – Вот прими… Это малый знак моей признательности…

Магистр снял с шеи золотую цепь и надел ее на коленопреклоненного храмовника.

– Жоффруа, ты единственный из нас не являешься рыцарем. Но клянусь спасением души, это ненадолго. Ты заслужил эту честь. – Он выхватил из ножен меч и плашмя огрел им по спине юношу: – Встаньте же, сир Жоффруа!

Новоиспеченный рыцарь поднялся с колен. Храмовники бросились обнимать и поздравлять его. Мелисанда от души расцеловала своего спасителя. Когда гром оваций отгремел, магистр незаметно поинтересовался у Жоффруа:

– А ответьте-ка мне, сир мошенник, на такой вопрос. Отчего, когда мы мчались сюда, вы с сиром Аршамбо ехали на одной лошади?

– Э-э… мнэ-э…

– Ясно. До конца лета – кухня, кухня и кухня. С Аршамбо будет отдельный разговор. Пункт двести пятьдесят первый уложения о наказаниях как раз про него писан.

МЕЛИСАНДА, ИЛИ НОВОЕ РОЖДЕНИЕ ХРАМА

В антиохийской штаб-квартире ордена жизнь кипела и бурлила. Годфруа с утра засел за проект орденского знамени. Вариантов было два: черное (практично и немарко) и белое (на солнце не выцветает). Эти два достоинства предстояло как-то объединить. Пэйн де Мондидье плавал в неверном море рифм. Андре возился с новичками.

– Мессир! – донесся со двора ликующий голос Жоффруа. – Тут к вам народу-то! народу! И все, говорят, в храмовники вступать.

– Пусть ими Андре займется, – приказал магистр. – Я занят.

– Слушаюсь, мессир.

Гуго лукавил, никакие особенные занятия его не обременяли. Просто он устал, последние деньки выдались тяжелыми. Мессиру де Пейну пришлось оправдываться перед Боэмундом и коннетаблем Антиохии. Преступления, в которых обвиняли храмовников, выглядели очень серьезными. Чего стоила рука командира стражи, которую отсек Аршамбо!

Но, к счастью, Храм обелил себя. Документы, найденные в доме ассасинов, неопровержимо свидетельствовали, что некоторые антиохийские стражники вступили в сговор с Аламутом. Сир Бертран кусал губы, но сделать ничего не мог.

Факты есть факты.

Орден приобрел известность. Чудачества храмовников получили свое возвышенное, а местами и зловещее истолкование. О флорентийском коте поползли удивительные слухи. Историки и летописцы их не только приумножили, но и переврали. Поскольку отучить Аршамбо и Жоффруа от дурных привычек не представлялось возможным, а гнать из ордена было глупо, магистр распорядился, чтобы два храмовника, едущих на одной лошади, стали символом ордена. По мнению Гуго, это должно было символизировать скромность и непритязательность рыцарей.

На деле же символизировало черт-те что. Из городских игроков на лошадь Жоффруа не играл только ленивый и нищий.

Но это совсем другая история.

Магистр сидел в трапезной, потягивая падуанское вино. Известный паломник Греффин Аффагарт рекомендовал пить его в жарких странах, поскольку оно некрепкое. Но оно было еще и кислым, оттого магистр беспрестанно морщился.

Брат Роланд изучал содержимое корзин, только что принесенных с базара. Аршамбо и рыжий оруженосец вели сугубо мужской разговор.

– Наплюй, – это Аршамбо. – В первой заварухе всегда так… Ты парень хват, еще себя покажешь.

– Эт точно, – с кислой миной отвечал оруженосец. – Покажу. Но всё равно зло забирает, сир Аршамбо. Хоть отправляйся в Аламут и погибай смертью храбрых!

– Наплюй. Хочешь, научу одному богохульству?

– О да, сир! Всей душой.

– Ну слушай.

Аршамбо наклонился к своему духовному преемнику и что-то зашептал на ухо. До магистра доносились лишь обрывки:

– Святая Екатерина… сон… брачная ночь… – Оруженосец захихикал:

– Ух ты! Обалдеть, что делается!

Храмовник сделал строгое лицо:

– Но учти: при дамах молчок. А то умрешь в целибате. И при священниках помалкивай.

– А те что?

– Вовек не отмолишься. Страшное богохульство.

Рошан Фаррох примостился у окна с книгой на коленях. Мелисанда наблюдала в окно за тем, как Андре принимает новобранцев.

– Имя и титул! – грозно ревел он. – Что? Не слышу!

– Сир Робер де Краон, – доносилось в ответ. – Сын Рено де Краона, сеньора Краона и Эннаген де Витре…

– Стоп, стоп! Довольно, сир.

– …правнук Рено Неверского и Аделаиды Французской, – безжалостно перечислял новобранец, – коя была дочерью Гуго Капета…

– Достаточно, сир, достаточно. Ваше благородство неоспоримо. Ответствуйте же: как вы относитесь к котам?

– Весьма!

– А к кошкам?

Мелисанда задумчиво покачала головой:

– Знаете, мессир… Я думаю, когда-нибудь Андре станет магистром Храма.

– Возможно, сударыня, возможно. Но вот только человек, с которым он разговаривает, станет магистром раньше.

– Никогда бы не подумала. Кстати, мессир, вы так и не рассказали, каким образом вам удалось выбраться из тюрьмы и так вовремя прийти на помощь.

– Боже, какая кислятина! – Магистр отставил в сторону кубок. – Ваше Высочество, я не могу рассказать вам этого. Повествование всецело принадлежит брату Роланду. А я не привык похищать чужие истории.

– Брату Роланду?

– Да. Это он нас всех спас. – Мелисанда захлопала в ладоши:

– Роланд, милый! Умоляю, расскажите! – Толстячок зарделся: