Тень Аламута - Басирин Андрей - Страница 6

– О! – Бродяга поднял к небу узловатый палец. – Воистину я дома. Только в Манбидже возможны такие чудеса! Я весь внимание, уважаемый.

И он уселся рядом с казначеем. Волей-неволей тому пришлось всё рассказать – о гепарде и о том, как его лечили придворные целители.

– Ай, добрый человек! Слова этого глупца заронили сомнение в мою душу. Ну как эти мыши меня отыщут? От них спасает лишь проточная вода. А поблизости ни реки, ни арыка. И кошек нет.

Бродяга потер подбородок:

– Хм, – подумал он. – Хвала Ормазду, каких только остолопов не рождает земля Сирийская. О ночлеге можно не беспокоиться…

– Я знаком с учением Ибн Сины, – объявил он после долгой паузы. – Откровения персидских магов открыты мне, равно как и китайские премудрости. А также и Каббала, и заблуждения христианских мракобесов. В расположениях звезд Рас-Альхаг и Альголь нет для меня тайного.

– О! Спаси меня, добрый человек!

– Запросто, уважаемый. Но учти: потребуются снадобья. Особенные. А также место, чтобы уберечься от любопытного глаза.

– Всё будет, добрый человек! Скажи мне только свое имя. Чтобы знал я, кого поминать в молитвах.

– Рошан Фаррох.

– Аллах велик, Рошан Фаррох! Керим я, казначей при дворе Хасана Манбиджского. Идем же и не будем медлить!

И казначей повел бродягу во дворец. Пока они шли, Рошан всё вертел головой, запоминая путь. Канули в небытие времена, когда он проводил больше трех ночей под одной крышей. А дворцы тем и особенны, что, кроме хороших людей, населяет их разная сволочь: стражники, вельможи, палачи… Вовремя замеченное окно порой может спасти жизнь.

– О Рошан! – Евнух всё не мог успокоиться. – А вдруг мать его согрешила с леопардом? Вдруг. Ну допустим! Я весь дрожу при мысли, что может произойти.

– Ай, Керим. Отринь беспокойство! Аль Газали различает сорок три признака чистого происхождения гепардов, – отвечал Рошан. – Ты покажешь мне зверя, и я назову их все. Только давай сперва поедим.

Одного у Рошана нельзя было отнять. В отличие от многих своих коллег, лечил он честно. Обработав рану и перевязав руку Керима промасленным полотном, он выдал ему деревянный брусок:

– Крути в пальцах и читай суру «Ат-Тауба», уважаемый. Тридцать два раза. И упаси Аллах тебя сбиться! Я же пока подкреплю свои силы.

Кормили у Керима недурственно: кисло-сладкий рисовый суп с мятой, салат с фасолью и миндалем, куропатки, зажаренные в форме виноградного листа. Их подавали в винном соусе, один запах которого заставлял вспомнить о райских кущах.

– Грани не пропускай! – покрикивал Фаррох, наворачивая салат. – Не филонь, дурень. Тебе ведь нужно – не мне.

Целительство не было его специальностью. Бродяга, философ, наемник – Рошан везде старался чему-нибудь научиться. У медника – чеканить кувшины, у бедуина – ухаживать за верблюдами.

Его представления о медицине были весьма причудливы. Суеверия, подобные тому, что напугало Керима, в его памяти соседствовали с вполне действенными рецептами лекарств. Он умел зашивать раны. Мог заклинанием остановить действие змеиного яда. Впрочем, Фаррох никогда не применял его, не взрезав рану и не высосав яд.

– Аллах великий! Помогло! – Керим с удивлением покосился на перевязанную ладонь. – И как это Аллах дозволяет безродным бродягам столь глубоко проникать в мудрость целительства? Несправедливо это.

Рошан с хрустом разгрыз птичью кость:

– Пророк Мухаммед (благословение и привет ему!) учил, что есть свинину запретно. Керим, если прикусишь язык – станешь великим грешником.

– Отчего бы?

– Да потому, что ты свинья.

Евнух засопел. Странное дело: бродяга ему всё больше нравился. Это пугало. Казначей привык относиться к людям настороженно, чтобы не сказать – с боязнью.

– Когда-нибудь тебя повесят за твою болтовню. И будут правы.

– Э, уважаемый. Зачем злое говоришь? Вешают не за болтовню, а за шею. Ладно, Керим. Пойдем смотреть твоего обидчика.

И они отправились в те помещения дворца, где держали охотничье зверье.

Из полумрака несло кошками и лежалым мясом. Рыжего разбойника Хасан обожал, а потому поселил в отдельной пристройке. Кошачьему жилищу позавидовал бы иной раб.

– Осторожно, Рошан! Аллах поместил здесь низкую притолоку. Не ушибись.

– Всевышний наградил меня крепким лбом и проворством. А за заботу благодарствую. – Бродяга пригнулся и вошел внутрь.

В пристройке кошачья вонь усилилась. Неловкий Керим запнулся о миску с молоком. Глухо звякнула глина. Послышалось предупреждающее ворчание.

– Ох, Рошан. Я лучше у порога постою, – схватился за сердце казначей. – Проклятый зверь! Так и зыркает глазищами!

Фаррох не отвечал. Он осматривался. Ремни, цепи, пучки соломы… В углу циновки свалены в кучу. Сверху – драный казаганд из добротной, впрочем, ткани. Когда взгляд привык к полумраку, обнаружилось, что они здесь не одни. На кошачьей подстилке, обняв гепарда за шею, сидела девушка лет шестнадцати. Сама тоненькая, ладненькая, а лицо круглое, задумчивое. Чем-то она напоминала гепарда. Только масть другая. Зверь – солнечный блик, плескучий, непостоянный, а девушка – воплощенная ночь. Волосы иссиня-черные, глаза непроницаемые. И на щеках – дорожки от слез. Рошан стянул с головы тюбетейку.

– Здравствуйте, уважаемая! – добродушно пророкотал он. – А мы к вашему дружку.

Девушка чуть наклонила голову:

– Откуда знаешь?.. Его и в самом деле Рафиком зовут.

Бродяга присел на корточки, разглядывая гепарда. Керим имени зверя не знал. Для казначея любая живность при доме Хасана означала лишь строку в графе «Расходы на кормление». И отношение было соответствующее.

Рука бродяги протянулась к морде гепарда, ловкие пальцы принялись чесать за ухом. Зверь принял ласку благосклонно. Керим смотрел на своего спутника с ужасом, а в глазах девчонки промелькнуло нечто похожее на уважение.

– Рафик чужого не подпустит. Ты ему понравился.

– Рафик – хороший зверь. Хороший. И мы договоримся, правда?.. – Пальцы Рошана сместились ниже. Зверь довольно заурчал.

– Смотри, Керим: у леопарда морда вытянутая, как у собаки… Кусаться, шайтан! Я тебе! – Рошан щелкнул расшалившегося зверя по носу. Гепард зажмурился. – …А у этого – круглая. И глаза. У леопарда голубые, а у Рафика – ух зверюга! – черные, как у его хозяйки.

– Я ему не хозяйка, – отозвалась девушка. – Аллах не дал.

– Ее зовут Марьям, – встрял Керим. – Она – рабыня Хасана. Из пустыни.

– Я не рабыня!

– Ну да. Не рабыня. А меня, значит, Аллах наградил гаремом на полсотни душ. И я к ним вхожу каждую ночь по два раза. – Евнух усмехнулся краешком рта. – Так ты говоришь, Рошан, что волноваться нет причины?

– Воистину так. Это гепард из гепардов, без подвоха. – Видя недоверие на лице Керима, он добавил: – Ну сам подумай, уважаемый: от леопарда ты бы ушел впополам. Он бы тебе не палец – голову по колено откусил бы. Но откушенные руки и ломанные хребты даже Ибн Сина не лечил.

– А злокозненные мыши?..

Тут Марьям начала хохотать. Она сразу поняла беспокойство казначея. Евнух обиделся.

– Ишь, женщина, – пробормотал он, задом пятясь к двери. – Пороли тебя в детстве мало. – И, уже выходя, добавил: – Рошан, уговор наш… Э?

– Помню, помню, – отмахнулся тот. – Пока рука не заживет, останусь в Манбидже.

– Слава Аллаху!

Керим ушел с неподобающей торопливостью. Вельможи не любят, когда над ними смеются. Рошан же остался: коли живешь где-то, стоит побольше узнать об этом месте.

Девушка, запросто обнимающая гепарда, его заинтересовала. Да и следы слез на щеках… Проклят будет тот, кто оставит женщину в беде, даже не попытавшись помочь!

– Скажи, Марьям, – спросил он, – не тебя ли я видел два года назад в пустыне возле Харрана? За тобой еще ходил выводок дроф?

Девушка встрепенулась:

– А ты – тот самый гебр? Защитник Городов?

– Тс-с! – Рошан огляделся. – Об этом лучше помалкивать. Целее буду.

– Ой, прости, Рошан! – Она зажала себе рот ладонью. – Я глупая, да?..