Собственность и государство - Чичерин Борис Николаевич - Страница 37

Трудно в немногих строках соединить столько пустой декламации. Родбертусу указывают на происхождение собственности в диких лесах, он отвечает, что это не пример, ибо тот маленький капитал, который привозит с собою поселенец, уже "очернен" системою вымогательства, среди которой он возник. Но разве всякий капитал, образующийся на европейской почве, непременно является последствием вымогательства? Разве ученый, чиновник, священник, судья, телеграфист, кондуктор не могут накопить себе маленькое имущество и с ним отправиться в Америку? Ведь сам Родбертус признает, что они получают справедливое вознаграждение за свои услуги (стр. 75). Наконец, разве сами рабочие не могут делать сбережения? Утверждать это значит намеренно отрицать самые очевидные факты. Мы знаем, что рабочие в Англии на свои сбережения в течение многих месяцев поддерживают стачки; мы знаем, что они заводят всякого рода товарищества; неужели же они не в состоянии отправиться в Америку и купить себе несколько земледельческих орудий? Неужели мы должны сказать, что и этот маленький капитал "очернен" вымогательством, а потому не может быть законным источником собственности? Если тут было вымогательство, то оно было обращено против них. Положим, что они получили меньше, нежели следовало, во всяком случае это меньшее принадлежит им вполне законным образом. А потому ссылаться вообще на вымогательство значит намеренно пускать пыль в глаза и прибегать к декламации за недостатком серьезных доводов. Такое же значение имеет и другое возражение Родбертуса, будто собственник, очистивший первобытный лес, вымогает что-нибудь из рабочих, когда он нанимает их для обработки своего участка. Сам Родбертус признает, что он участвует в труде, следовательно, и в произведении. Очевидно, он должен быть вознагражден и за предшествующий труд, который он положил на расчищение леса; следовательно, он должен получить больше других. Какова будет доля каждого, это зависит от соглашения. Вымогательства тут нет никакого, ибо в первобытных лесах, где люди не имеют никакой власти друг над другом, никакого вымогательства быть не может. Люди могут работать порознь или соединяться для общей работы, это зависит от их доброй воли. Утверждать же, что только разделение труда может дать избыток и что это разделение непременно должно состоять в установлении совокупной собственности и общего раздела совокупных произведений, значит подставлять совершенно произвольные понятия под всем известную вещь. Когда земледелец обрабатывает землю; и рядом с ним портной делает платье, а сапожник сапоги, и они обмениваются своими произведениями, то это, без сомнения, составляет хозяйственно-производительное разделение труда, увеличивающее количество и качество произведений; они меняются не избытком, а самыми необходимыми вещами; тем не менее, тут не установляется никакой совокупной собственности и никакого общего дележа. Даже там, где люди соединяют свои силы для совокупной работы, вовсе не требуется общей собственности. Один может принести свои орудия, другой свои орудия и свой труд, третий просто свой труд, и они делятся полюбовно. Еще менее позволительно утверждать, что всякое соединение сил и всякое разделение труда непременно должны быть первоначально основаны на насилии и принуждении. Это может быть верно относительно первобытных времен и может служить доказательством разве только законности принуждения, а никак не незаконности собственности. Но здесь речь идет вовсе не о первобытных временах, а о колонизации ненаселенных стран, в отношении к которым подобное утверждение идет опять же наперекор всем известным фактам. Колонизация и в Америке, и в Австралии, и в других странах совершилась и совершается не путем насилия и принуждения, а свободною деятельностью поселенцев, которые или работают отдельно, или добровольно соединяются вместе, но в обоих случаях ничего не вымогают друг у друга, потому что они не в состоянии ничего вымогать, а становятся законными владельцами пространства земли, завоеванного у природы их усилиями и трудами, "куда топор, коса и соха ходили", по древнерусскому выражению.

Итак, во всех этих возражениях Родбертуса нет даже и тени научного доказательства. Когда же эта декламация выставляется как образец меткой полемики, то опять нельзя не сказать, что в социал-политике всего менее требуется связь понятий: нужна только тенденция.

Всего любопытнее то, что Родбертус, утверждая постоянно, что работнику дается только часть его произведений, тогда как он имеет право на все, вслед за тем доказывает, что "земля, капитал и непосредственное материальное произведение никогда не должны были и не должны принадлежать в собственность рабочему", по крайней мере при разделении труда, которое составляет источник всего общественного благосостояния. "Я прошу вас, - говорит он, - живо представить себе, мыслимо ли общество, в котором при столь совершенно выработанном разделении труда, каково нынешнее, каждому работнику принадлежало бы в собственность непосредственное материальное произведение его работы Возьмите столь часто употребляемый пример булавки. Проследите ее производство, начиная от добывания металла, от композиции ее материала, от вытягивания проволоки, от заострения конца, от надевания головки, от накалывания на бумагу, до перевозки к тому, кто ее употребляет; не забудьте также разнообразных машин и орудий, которые или употреблялись в горном деле или сопровождали булавку на каждой ступени ее производства; вспомните также, что и рабочие, которые делали и чинили эти орудия, суть участники в производстве, а потому - если бы вы хотели держаться правила, что рабочему должно принадлежать непосредственное, материальное произведение его работы, - что они должны быть признаны и участниками в собственности; я спрашиваю вас, как должна совершиться ликвидация всех этих притязаний на булавку, как должно делиться совокупное произведение, как могло бы быть достигнуто такое соглашение между рабочими, какое предполагается таким совокупным производством? Нет такого сотворенного духа, который мог бы найти дорогу через все эти осложнения и затруднения, так что разделение труда, а с ним и все великолепное здание цивилизации должно бы было пасть вследствие правила, что непосредственное материальное произведение работы должно принадлежать рабочему" (стр. 85).

Все это, без сомнения, совершенно справедливо; но это доказывает только, что промышленное производство невозможно рассматривать как совокупное целое, которое затем подлежит делению между производителями, как требует Родбертус (стр. 27-28, 72-74). При настоящем устройстве промышленности эта непреодолимая трудность устраняется весьма легко: каждый рабочий получает вознаграждение по мере работы, на каждой ступени производства. Он не становится совместным собственником произведения, потому что за свое участие в нем он получил уже плату. Но именно против этого восстает Родбертус. При таком порядке необходимо содействие капитала, а капитал потребует вознаграждения. Как же выйти из этого безвыходного положения? Очень просто: узел не развязывается, а разрубается. Произведение отнимается у тех, кто участвовал в производстве и присваивается обществу как целому; затем последнее дает уже каждому вознаграждение по своему усмотрению (стр. 27-28, 86).

Какое же, однако, право имеет общество на произведения чужого труда? Ведь общество состоит не из одних ручных работников, участвующих в материальном производстве, но также и из множества других лиц, которые хотя и оказывают ему услуги, но получают за это совершенно особое вознаграждение. Родбертус настаивает на том, что производителен один материальный труд и что поэтому он один имеет право на произведения; остальные вознаграждаются уже из доходов производителей (стр. 75). Если же. рядом с этим, он утверждает, что совокупное произведение принадлежит не одним рабочим, которые участвовали в нем непосредственно, но и тем. которые действовали на почве права и науки[60], то он этим самым отрицает собственное свое начало. Признавши, что производителен один материальный труд, мы необходимо приходим к заключению, что произведение должно принадлежать исключительно людям, занятым материальным трудом, и притом единственно тем, которые участвовали в данном производстве. Из того, что трудно определить долю собственности каждого участвовавшего в производстве булавки, вовсе не следует, что участвовавшие в производстве булавки имеют право собственности на шелковые ткани, в производстве которых они вовсе не участвовали. Приписывать им подобное право значит произвольно фантазировать, откинув уже всякие разумные начала.