Грааль никому не служит - Басирин Андрей - Страница 21

Глава 7. Гавань

Раньше моя жизнь была проста и предсказуема. Остров, интернат; в будущем – Белый Оракул, административный индекс и работа. До самой смерти.

А ещё была Земля – где-то далеко и не здесь. Всё, что я знал о Первом Небе, я почерпнул из фильмов и эфиросеть-сообщений. Как оказалось, большей частью это вранье. Ребят жалко: Вальку, Гарета, Иришку… не ту, которая в Лоноте, а интернатскую. Они ведь до сих пор живут, ничего не зная. Думают, что меня отправили в Лачуги. Николай Джонович говорит, что маме сообщили правду, но тоже не всю. Потому что всю никому нельзя.

А Николай Джонович молодец. Если бы не он, я бы, наверное, загордился. Сами посудите: в пятнадцать лет попасть в школу экзоразведчиков! На Землю! У меня способности срединника, а ещё я установил контакт с кораблём-протеем морфа «мантикора». Вернее, установлю. Эх, мне бы на секундочку встретиться с нашими, интернатскими. Посмотрели бы на меня. Особенно Валька.

Правда, быть экзоразведчиком тоже не сахар. Я отсидел за сломанный комбинезон, а потом ещё и досконально вызубрил его схемы. Теперь могу собрать-разобрать с закрытыми глазами. Сергей Дарович приказал доставить меня на Землю, и до прибытия линкора Николай «делал из меня человека». Мне вживили имплантат и научили пользоваться эфиросферой. На Казе она слабенькая, а линк в сферу метрополии нестабилен, но я всё равно узнал много нового.

Прилетели мы, можно сказать, тайно. Самой Земли я так толком и не увидел. Линкор пришвартовался к орбитальной крепости; оттуда мы добирались катером. Корпус, в котором жили воспитанники школы экзоразведчиков, пустовал. На время каникул будущие экзоразведчики перебазировались в Новую Зеландию.

Когда меня заселяли, я ужасно хотел спать. Поэтому сразу нырнул под одеяло и выключился. Никакие красоты Земли меня не интересовали. А вот выспавшись, понял, что мне совершенно нечем заняться. Бродить по пустым коридорам было скучно, а из здания меня не выпускали. Я попробовал разбирать мем-карточки, которые мне выдал для ознакомления Николай Джонович. Но в основном это оказались инструкции и мои личные документы. Ничего интересного.

Терминал на все мои запросы лишь ругался: у меня не было доступа в эфиросеть школы. Оставалось одно: напиться чаю и уныло смотреть в окно. Чай я, кстати, нашёл в шкафчике для личных вещей. Там же отыскался пластиковый альбом-нотпаг с морф-картинами и морская ракушка. Спираль её закручивалась против часовой стрелки. Говорят, такие ракушки редко встречаются и приносят удачу. Чей-то талисман, наверное.

Ракушку я положил обратно, а альбом включил и стал рассматривать картины. Неведомый художник не особо утруждал себя придумыванием подписей. Большинство картин назывались «Закат», «Песок» или «Девушка». Всего в альбоме было четыре галереи: «Янтарь», «Изумруд», «Рубин», «Сапфир». Может, автор – девчонка? Девчонки любят красивость ради красивости. Я пролистал всю изумрудную галерею, перешёл к сапфировой. Леса сменились океанскими пейзажами и облаками в небе.

Скоро мне стало скучно. Непонятно было, как сюжеты рисунков связываются с названиями. Почему песчаный бархан называется «Руфина»? Где в морской глади прячется «Взгляд души»?

Я уже собрался отложить нотпаг, как рисунок поплыл, начал меняться. В волнах едва заметно обозначилось девичье тело. Я едва не выронил альбом: с пластикового листа на меня смотрела Иртанетта! Мои глаза начали слезиться. Я боролся сколько мог, но всё-таки сморгнул. Иришка исчезла. Сколько я ни бился, мне так и не удалось вызвать её вновь. Неужели показалось?..

Воды в чайнике оставалось чуть меньше трети. Линия доставки не работала, и я отправился на кухню – набрать свежей.

Я шёл по коридору, насвистывая арию из «Мёртвых королей». Альбом-нотпаг я так и не решился оставить в комнате и нес под мышкой. Мне было жутковато и весело – как тогда, в каюте Визионера. Интересно: бывал неведомый автор в Лоноте или же рисовал наугад? Лучше бы нет: тогда получалось бы, что Иришка принадлежит мне и больше никому. А к художникам у меня давняя неприязнь. Один Валька из пятой чего стоит.

Возле кухонной двери я остановился. До меня донеслись мальчишечьи голоса:

– Ерунда. Энтропийную шашку под дверь, а сам за угол. Минуты через три стена расплавится. А когда она вытечет и…

– Ага. Умный больно. Как я её положу?

– Ну-у… под тортик замаскируй или цветы.

– А охраннику что сказать? Цветочки для тети Маши-дворничихи?

Я затаил дыхание. Диверсанты! Эти интонации я не перепутаю ни с какими другими. На Казе я целых полгода вёл политинформацию, поэтому отлично знаю, что шпионы бывают повсюду. А тут школа экзоразведки. У меня оставалось два пути. Можно было вернуться в комнату и оттуда связаться со службой безопасности. А можно – остаться и проследить за преступниками.

Я выбрал второе. Стараясь не дышать, я подкрался вплотную к двери. Из кухни слышалось аппетитное шкворчание масла и доносился запах жареной картошки. Сквозь щель виднелся краешек стола и чья-то нога в расхристанном кроссовке.

Девчоночий голос с сожалением произнёс:

– Не, не пойдёт… Тортик уже был у Семченко, он за это пару схлопотал. И вообще, ты читал условие?

– Ну?

– Это же Каз. У них цветы девушкам не дарят.

– Листаешь, – испуганно ответил хозяин кроссовка. – На Казе – дарят. Спорим?

– Хорошо. – Зашуршали ролики, и кухонная дверь поехала в сторону. – Димка, следи за карто… Ой!

Отскочить я не успел. Чайник полетел на пол, девчонка, взвизгнув, отпрыгнула.

– Извините… – только и смог пробормотать я. – Я нечаянно.

Вода из чайника выплеснулась на пол. Из ниши в стене вынырнул сентибот-уборщик и, деловито жужжа, принялся вытирать лужицу. Он уже нацелился съесть сам чайник, но девчонка выхватила его в последний момент. Прижимая его к груди, она отступила к плите. Выглядела девчонка моей ровесницей: худенькая, круглолицая, волосы русые. Одевалась она простенько: джинсы с мультяшным единорогом и белая футболка.

Сентибот обнюхал девчонкины сандалии и, укоризненно жужжа, вернулся в свою нишу. Стоять в дверях было глупо, и я шагнул через порог.

– Здравствуйте, – сказал я.

– Здравствуйте, – растерянно отозвалась девчонка. Парень у плиты посмотрел на меня оценивающе, словно прикидывая: стоит ли здороваться? Затем солидно кивнул:

– Добрый день.

Третий (тот, что в кроссовках) ухмыльнулся:

– Здоров! Ты откуда?

Я не нашёл ничего лучшего, чем сказать правду:

– С Каза.

– С Каза! – радостно загомонили мальчишки. – О! С Каза! – И тут же умолкли под осуждающим взглядом девчонки.

– Дикари… – Она протянула мне чайник: – Возьмите, пожалуйста. – Тут она заметила альбом, который я держал под мышкой. – Это же Данкины художества! Можно?

Я молча кивнул. Девчонка быстро перелистала нотпаг:

– Ребята, смотрите! Все четыре галереи!

– Ура! – обрадовались те. – А Данка-то ныла. Потеряла, потеряла…

Скоро мы болтали так, словно знали друг друга целую жизнь. Я тяжело схожусь с незнакомыми людьми. Но тут всё произошло как бы само собой. Девчонку звали Галчей (это сокращённо. На самом деле она Галя-Галка-Галина, только своё имя терпеть не может), рыжего в кроссовках – Юркой, а третьего – Дмитрием.

Меня усадили за стол, налили чаю. От ароматов жареной картошки в животе забурчало. Николай Джонович поесть не оставил, а пользоваться местными линиями доставки я не умел. Галча перехватила мой голодный взгляд:

– Скоро готово будет. Если Димыч всё не слопает.

Димка ухмыльнулся. Он сидел ближе всех к сковородке и украдкой таскал картошку из-под купола термополя. Нежно-персиковое сияние расступалось, пропуская пальцы.

– Галча древний рецепт раскопала, – пояснил он. – Как в двадцатом веке.

– Ага, – хмыкнул рыжий. – В двадцатом термополе без защиты делали. Была бы у нас сейчас картошка с мясом. Димыч! – прикрикнул он. – Харэ картошку трескать. Учись давай.