Граната РГД-5 - Щелоков Александр Александрович - Страница 29

В первую очередь эта ненужность распространялась на людей. Глупые, суетливые пешеходы, с утра заполнявшие улицы города, вечно куда-то спешившие, что-то делавшие, а главное — рассуждавшие о смысле жизни, о каких-то правилах морали, о законах, собственных правах, о демократии... В гробу в белых тапочках он видел всю эту сволочь... Рыжие кусачие муравьи...

Почему он, Игорь Немцев, такой особенный и неповторимый, должен думать о том, что муравей хрустнет, попав под его ботинок? Не хочешь хрустнуть? Тогда не лезь. Каждый должен думать о себе и не больше.

Игорь получал наслаждение, когда причинял кому-то боль, доставлял мучения. Ему нравилось до безумия бить Ладу по ее смазливой роже, кусать до крови ее грудь, а потом тегусить в ярости, добиваясь, чтобы она застонала, заплакала. В такие мгновения Игорь взлетал в призрачные высоты блаженства, ощущал себя хозяином жизни, ее повелителем.

Между прочим, первой жертвой в длинном ряду пострадавших от Игорька, стояла его родная мать, хотя она и сама еще не понимала этого.

Заметно постаревшая, сразу сдавшая мадам Ангелина, все еще закрывала глаза на правду и считала, что все пройдет, образуется, что ее сын — всего только жертва обстоятельств. Преодолев их, он снова станет таким, каким она его раньше знала — милым, домашним мальчиком.

Конечно, в глубине души мадам Ангелина понимала, не могла не понимать, что ради спасения ее сына, по существу-то дрянного, поганого человека -наркомана, убийцы, — затеяно грязное, бесчестное дело, которое можно назвать третьим убийством. Вместо ее драгоценного Игорька осудят другого, невинного человека. Но мадам отстранялась от размышлений такого рода. Мысль ее не пересекала незримой границы, которую она сама для себя определила. Ее сын — это ее сокровище. О своих сыновьях пусть думают и заботятся те, кому по узам родства надлежит их защищать.

Таким образом, мир мадам Ангелины, дамы в поисках удовольствий объездившей полземли, перечитавшей всего Достоевского и Толстого, любившей повторять, что «красота спасет человечество», был на самом деле ограничен таким же узким кольцом, как и мир ее сына. Чтобы ни случилось, как бы ни повернулось дело, ей уже не сбросить груза подлости и лжи, который она сама взвалила на свои плечи. Все что недавно рассказал Ручкину Игорь, не было приступом прозрения, душевным или умственным просветлением. Исповедь не облегчила ему ни мук ума, ни страданий плоти, вызванных наркотическим голодом. То был обычный акт самоунижения наркомана в расчете на получение права принять очередную, столь необходимую для него дозу дури.

Скажи Ручкин, что Игорь получит желаемое, вложи ему нож в руки и пошли убивать — он бы пошел.

Ради возможности сунуть в рот порцию наркоты, он не задумываясь сунул бы нож даже в холеный живот мамаши, задушил сучку Ладу, все что угодно, только бы позволили снять с себя изнуряющую тяжесть трезвости, ослабить терзания ума и тела.

— Держи! — Ручкин поднес к губам Игоря заветную гадость — кусочек бумаги, пропитанный дурью. Тот жадно слизнул подачку и зажмурил глаза.

Игорь не просто обсосал бумажку. Он ее буквально схряпал: обмусолил, изжевал, проглотил. С минуту сидел, опустив голову — усталый, поникший, как резиновая кукла, из которой наполовину выпустили воздух.

И вдруг встрепенулся. Обалдин дошел до какой-то неведомой точки организма и привел в действие механизм окосения. По лицу пробежала гримаса, стершая восковую маску омертвения. Глаза обрели блеск. Тело вновь начало надуваться утраченным воздухом, выпрямилось, оживилось.

Игорь тут же сделал попытку дернуться и встать, но браслеты, стягивавшие кисти рук за спиной, не позволили это сделать. Какое-то мгновение он изумленно старался понять, что с ним произошло. Должно быть, вспомнил, зашипел зло, как змея, которой наступили на хвост. Красноватыми воспаленными глазами посмотрел на Ручкина.

— Слушай, дед, ты хоть понимаешь во что влип?

— Может и нет, объясни.

— Ты знаешь, кто я?

Ответа не последовало. Игорю пришлось объяснять самому.

— Я Немцев. Сын губернатора. Просекаешь?

— Валяй, свисти громче. — Ручкин издевался. — Вот здесь в бардачке права на вождение. На них фото. Показать? И фамилия — Игорь Мещерский. Это кто?

— Мещерский — девичья фамилия матери...

— Ну да, а Немцев — девичья фамилия отца. Так что ли?

— Нет, Немцев его нормальная фамилия.

— С чего же ты стал Мещерским?

Игорь дернул плечом.

— Обстоятельства.

— А я здесь причем?

— Хочешь получить выкуп? Получишь. Только отпусти.

— Нет. Отпустить тебя — все равно, что вылить стакан холеры в городской водопровод.

— Я такой плохой?

— Плохой или хороший, какая разница? Главное — ты паразит. Глиста, если точнее. В природе для каждого существа можно найти предназначение. Изведи волков и лис — пострадают зайцы. Вылови щук — в рыбьем царстве нарушится равновесие. А без глистов мир прекрасно обойдется. Они живут для самих себя. Если их уничтожить, жизнь изменится к лучшему. Дышать всем легче станет.

— Ну, смотри. Я хотел по-хорошему, ты не захотел. Значит, пеняй на себя. Меня будут искать. Учти. — Ладно, кончай трепаться. Пора ехать.

— Куда? — Вопрос прозвучал испуганно.

— Разве тебя не вызывали? — Ручкин изобразил изумление. — Я думал, ты получил повестку в суд.

— Какой суд?!

— Вот что, Мещерский, приедем — поймешь. Это суд, где главный обвиняемый — ты. Забыл?

Грязная ругань выплеснулась изо рта как блевотина. Ручкин дождался когда приступ отчаянья утихнет.

— Кончил? Теперь я тебя приготовлю. К транспортировке. Мы должны явиться в суд, одетые по всей форме.

Ручкин достал из сумочки-визитки, прикрепленной под курткой к брючному ремню, поясок с пряжкой. Охватил им талию Игоря. Каждое движение пояснял словами.

— Это для тебя сбруя. Знаешь что такое сбруя? Сюда в кармашек мы кое-что положим. Как думаешь что?

Игорь угрюмо сопел, следя за действиями ненавистного типа.

— Еще не догадался? Зря. Это что?

Ручкин подбросил на ладони металлический зеленый катыш.

— Лимонка...

Игорь не смог скрыть испуга. Опухшие губы с трудом шевелились.

— Ладно, пусть так. Хотя лимонка — это «Ф-1». А у меня «РГД-5». Разница, конечно, есть, но не для тебя.

Ручкин достал и ввинтил в корпус гранаты блестевший лаком стержень с кривым рычагом. — Знаешь, что это?

Игорь упрямо мотнул головой, показывая, что не знает и знать не хочет.

— Придется объяснить. Вот послушай.

— Не надо.

— Ну уж нет. Из хорошего знания проистекает хорошее поведение. А мне необходимо, чтобы ты себя вел хорошо. Видишь трубку? Это УЗРГМ — универсальный запал ручной гранаты модернизированный. Хитрая штучка-дрючка. Зверь-машинка. Колечко— это от предохранительной чеки. Загогулина — спусковой рычаг. Понял? Если дернуть за колечко, чека выдернется. Пружинка — она внутри — отбросит рычаг. Боек врежет по капсюлю. И БУМ! Ты понял? БУМ! Эта трубка даже сама по себе может выбить глаза и поотрывать пальцы. А мы пойдем дальше. Не догадался? Вот, кладем гранату в кармашек. Застегиваем. Видишь, как я ловко все сделал. Сам, между прочим, шил...

Игорь расширенными глазами следил за тем, как работают пальцы Ручкина. Тот поймал его напряженный взгляд.

— Не тушуйся, мещерский немец. Все продумано. Теперь мы поясок переворачиваем. Граната у тебя за спиной. На пояснице. Удобно? В руке у меня шнурок. Крепится он к кольцу. Ты видел кольцо? Оно нужно, чтобы пальцем вырвать чеку. Дерну разок и... Ты видел как рвутся гранаты? Нет, не в кино. Не видел? Вот жалость какая. Выходит и в этот раз можешь не увидеть. А я так старался...

Они приехали к зданию суда задолго до рассвета. На всякий случай. В этом месте при любом раскладе их искать не станут.

Во дворе с тыловой стороны здания суда размещались мусорные контейнеры. Они стояли на асфальте в два ряда. Облезлые, ржавые баки без крышек были помечены кривыми синими буквами: «Нарсуд», «ЖЭК-5», ТОО «Светлана». Трудно представить, что кто-то мог покуситься на вместилища бытовых отходов и увезти их отсюда, но хозяева явно дорожили собственным имуществом. Среди отбросов, просыпавшихся из переполненных баков на асфальт, шныряли облезлые коты, очень похожие на крыс.