Генеральские игры - Щелоков Александр Александрович - Страница 9

Парнишка, сунувший карты в карман, глянул на Лунева настороженно.

— На щелбаны.

— Мы тоже так пацанами играли.

Ребята восприняли сообщение с одобрением: засмеялись, зашевелились.

— Да, орлы, правда, что тут у вас мужика убили?

Луневу претило называть Прахова «мужиком», но иначе в такой обстановке спросить о нем было нельзя.

— Точно, положили, — за всех ответил круглолицый.

— Говорят, стрельба была?

Лунев наводил тень на плетень, чтобы завести ребятишек. И сразу добился успеха.

— Во свистят! — Круглолицый не выдержал неправды.

— Туфта. — Его поддержал тот, что убрал карты. — Ножом пырнули.

— Они что, косые были?

— Не, нормальные.

Лунев дружески ткнул круглолицего в плечо.

— Да не о том я. Поддатые они все были или как?

— Хромой, которого они прихватили, нормальный. А кодла вся на газу. Может, пили, может ширялись. Вело их всех, это точно.

— И что, двое на одного?

— Ну да! Шестеро.

— На одного? Ну, мужики, не верю.

— Сука буду! — Круглолицый отчаянно забожился. — Вот, Леха тоже видел. Мы здесь играли…

Леха, худенький лет двенадцати парнишка с блестящими черными, как у мышонка, глазами, подтвердил:

— Точно. Шестеро.

— И откуда кодла? Из ваших домов?

— Нет, чужие. Из наших один Бабай был.

— Бабай? Это такой длинный, тощий? Жердяй?

Леха возмутился неосведомленности собеседника: кто же в их микрорайоне не знает ханыгу Бабая?

— Ну что вы! Он маленький, метр с кепкой. И уши в стороны. Сантехник из «красной высотки»…

— А-а, — протянул Лунев. Теперь ему оставалось узнать, что такое «красная высотка», и дело наполовину сделано. Лунев дружески хлопнул Леху по спине: — Валяйте, играйте. И смотрите, на глаза кодле не попадайтесь.

— Мы знаем, — солидно заявил круглолицый. — Не дураки…

Под началом прапорщика Лукина солдаты поставили вокруг зоны разрушения временное ограждение. На металлические стержни, вколоченные в землю, навесили белую пластиковую ленту с широкими красными полосами. На огражденной таким образом территории поставили две палатки — для охраны и следственной группы.

Работа пошла по трем направлениям.

Эксперты ковырялись в развалинах, стараясь выяснить причины взрыва.

На месте шестого хранилища, уничтоженного взрывом и огнем, грудами лежали обожженные, изогнутые и оплавленные остатки автоматов Калашникова. Лейтенант Войлок из службы вооружений округа и несколько солдат разбирали груды этого металлолома.

Поначалу, увидев объем предстоявшей работы, Войтюк посмотрел на Гуляева с испугом.

— И это все нам надо перебрать? Сорок тысяч штук?! Ни хо-хо! Сдуреть можно.

— Ладно, Войтюк, не ной. — Гуляев понимал, что работа и в самом деле грязная, утомительная и нудная, но сделать её придется. — Все будет нормалек, не боись. Это всегда так: глаза боятся — руки делают. Начинайте по номенклатуре: автоматы Калашникова «АК-74» с подствольниками «ГП-25»…

Из груд обгоревшего металла солдаты извлекали то, что осталось от оружия. Считывали номера и бросали железки в контейнер автопогрузчика. Войтюк тут же вводил номера в память портативного компьютера.

Уже через десять минут солдаты выглядели кочегарами, проработавшими возле угольной топки две смены подряд: руки сделались черными, по лицам струился пот, оставляя грязные потеки на лбу и щеках.

— Ничего, ребята, — пообещал им Гуляев. — После смены — сауна. Это я вам обещаю.

— И пиво, — подсказал Войтюк.

— Не поплохеет? — Гуляев умел отвечать на такие вопросы.

Распределив дела, сам он устроился в палатке и начал допрос свидетелей. Первым вызвали часового, стоявшего на посту в момент взрыва.

— Рядовой Юрченко. — представился солдат и вдруг застенчиво добавил: — Всеволод Иванович. Владик…

— Садитесь, Юрченко, — Гуляев указал на раскладной стульчик.

Солдат опустился на хлипкое сиденье. Стул под его весом жалостно скрипнул металлическими сочленениями.

Гуляев уже успел разглядеть Юрченко. Крепкий парень с загорелым лицом и выцветшими соломенно-желтыми волосами был явно не в своей тарелке. И это можно было понять: человек впервые в жизни оказался перед следователем военной прокуратуры, перед человеком, за спиной которого неясно маячил призрак под названием «трибунал». И попробуй угадай, кем ты останешься после допроса — тем же свидетелем, каким вошел в эту палатку, или тебя назначат виновным, защелкнут на руках браслеты и уведут, подталкивая стволом автомата в спину.

Так уж ведется в России, что человек, никогда не преступавший рамки закона, при встрече с лицами, этот закон охраняющими, испытывает плохо скрываемое волнение и даже страх. Милиционеры, грабящие граждан в ночное время; прокуроры, выполняющие заказы властей; судьи, принимающие решения в пользу тех, кто бросает на чашу весов правосудия более толстую пачку денег, — это действительность, от которой не скроешься, не сделаешь вида, что не знаешь о ней, не ведаешь.

— Курите. — Гуляев подвинул пачку дешевых сигарет.

— Спасибо, не курю.

Было видно, что если даже Юрченко курил, то брать из пачки следователя сигарету не рискнет.

— Скажите, Юрченко, взрыв для вас оказался неожиданностью?

— Еще какой. Так ахнуло…

— До этого никаких признаков беды вы не приметили?

— Нет.

— Что вы подумали, когда взорвалось? — Гуляев поинтересовался из чистого любопытства.

— Подумал — война. Что ещё могло быть?

«Война» — слово привычное, постоянно живущее в подсознании каждого из нас. В минуты катастроф оно первым приходит на ум человеку, даже искушенному и опытному. В 1966 году, когда мощное землетрясение разрушило Ташкент, командующий войсками Туркестанского военного округа генерал армии Александр Александрович Лучинский после первого же толчка вскочил с постели и выругался: «Эх, твою..! Опять просрали!» Старый военный был убежден, что армия снова проморгала начало новой войны.

Когда в разрушенном землетрясением армянском городе Спитаке израильские спасатели, одетые в красно-оранжевые костюмы и в противогазах, извлекли из развалин пожилого армянина, тот сразу поднял руки над головой. Ему пришло на ум, что началась война, разрушившая город, и он уже в плену у неизвестных завоевателей.