Генеральские игры - Щелоков Александр Александрович - Страница 20

— Возможна недостача?

— Проверьте…

В тот же день Гуляев попросил вызвать из отпуска прапорщика Кудряшова, начальника сгоревшего шестого хранилища, а вечером предложил майору Рубцову проехаться к морю, дабы не опасаться, что разговор подслушают.

Море волновалось. Волны, накатывавшие на берег, ударяли в бетонные блоки мола, с грохотом разбивались и взлетали вверх огромными крыльями брызг.

Гуляев рассказал о результатах пожарной экспертизы и в открытую спросил, располагает ли контрразведка сведениями на эту тему.

Рубцов усмехнулся, открыв ровные белые зубы.

— Если бы располагали — не допустили взрыва.

Рубцов, человек ответственный, был к тому же высоким профессионалом. Ему не очень хотелось признаваться в слабости контрразведки, но, работая с представителем прокуратуры, он не собирался темнить: понимал, что Гуляев один не вытянет, и потому предложил разделить работу на две части.

— Если темные дела прокручивает здешнее начальство, то это заставляет нас действовать аккуратно. Коли к взрыву причастен сам Блинов, то ниточки от него обязательно потянутся вверх. А ниточки эти как струны: тронь — начнут звенеть. И тогда неизвестно, чем это для нас закончится…

Гуляев знал, что спрут коррупции плотно опутал щупальцами верхние эшелоны военного командования, в том числе генералов из ближайшего окружения министра обороны. А любой плохо воевавший на поле боя генерал, на паркетном полу службы способен свернуть шею любому, кто окажется на его пути к цели. Гуляев знал, как шло расследование дела контр-адмирала Германова, обвинявшегося в крупных хищениях. Очень культурно, но жестко на прокуратуру давило высокое флотское начальство, которому претило, когда с кораблей мусор выметают за борт и все видят грязь на адмиральских мундирах.

Приятель из главной военной прокуратуры рассказывал о махинациях с жильем, которые проворачивал генерал-полковник Терентьев. Но едва делу дали ход, его начали тормозить. Сколько у генерал-полковника оказалось высоких заступников, угадать нетрудно.

— Начнем снизу. Подкопаем корешки. А я постараюсь проследить возможные каналы движения оружия и боеприпасов. Договорились?

Гуляев условие принял и продолжил допросы. К удивлению прапорщика Барынкина, через день после первого допроса следователь вызвал его на второй.

Ширококостый, крупный прапорщик ощущал себя крайне неуверенно — потел, ломал пальцы рук, положенных на колени.

— Я все, что знал, уже сообщил, товарищ майор.

— И все же пройдемся ещё раз. Вот график заступления в наряды. Вы сообщили, что ходили в караул шестнадцать раз за этот месяц. Это верно? Может, были подмены?

— Одна имелась. Полковник Блинов приказал сопроводить две машины с грузом в порт, и меня заменил прапорщик Яковенко.

— Когда это было?

— Семнадцатого.

— За три дня до взрыва?

— Так точно.

— Почему в постовой ведомости за тот день стоит ваша фамилия и документ подписан вами?

— Мы ждем проверку. Вот полковник Блинов и попросил меня оформить постовую ведомость на меня, чтобы не создавать впечатления, будто у нас нарушается график заступления в караулы.

— Значит, документ оформлялся задним числом?

— Да, после моего возвращения из командировки.

— Давайте уточним. Вы подписали постовую ведомость, хотя в тот день караул не возглавляли.

— Так точно.

— Отлично. Подпишите показания.

Следующим был прапорщик Яковенко, столь же громоздкий, как Барынкин, но ещё более краснолицый и полный самоуверенности. Казалось, что кадровики базы при заключении контрактов отдавали предпочтение людям, размеры которых с первого взгляда рождали ощущение прочности и надежности.

Яковенко держался без страха, отвечал на вопросы спокойно, с достоинством.

— Товарищ Яковенко, я следователь майор Гуляев. Опрашиваю сотрудников базы в связи с происшедшими событиями.

— Я уже знаю.

— Помогите мне уяснить существующие у вас порядки и правила. Скажите, как производится допуск посторонних на территорию хранилищ?

— Порядок допуска определен приказом начальника базы.

— Кто имеет право допуска в хранилища?

— Только начальники складов.

— Вы их всех знаете в лицо?

— Еще бы, рядом живем и служим не один год. Хотя это ничего не означает…

— Почему?

— Чтобы иметь право прохода к хранилищам, надо быть в списке. Кроме того, у начальников хранилищ есть постоянные допуски.

— И вы всякий раз проверяете допуска и списки?

Яковенко замялся.

— Ну, не всегда. Форму допуска я знаю. Начальника склада тоже. Глянешь в бумагу и допускаешь. А вот другое проверяю точно.

— Что именно?

— Обувь, например. Чтобы была установленной формы. Специальная. Для безопасности. Проверяю, чтобы не было огнестрельного или холодного оружия. Чтобы без зажигалок…

— Есть учет тех, кто приходит в хранилища?

— В постовой ведомости записывается номер склада и фамилия того, кто туда допускается.

— И время, которое кто-то там пробыл?

— Так точно. Если люди работают в складе больше часа, то часового мы снимаем. Меньше — он остается на посту.

— Семнадцатого числа вы возглавляли караул и заступили вне очереди. Так?

— Да, вместо прапорщика Барынкина.

— Постовую ведомость вы не оформляли. Так?

— Да. Признаюсь, это было нарушение.

Яковенко не представлял, как мелкое нарушение правил можно связать с ЧП, и отвечал на вопросы честно.

— Скажите, допускался ли кто-нибудь в шестое хранилище?

— Только полковник Блинов. Он имеет на это право.

— Когда полковник посещал хранилища?

— В аккурат семнадцатого. В мое дежурство.

— И долго он там находился?

— Около двух часов.

— Чем занимался Блинов в хранилищах?

— Не знаю. Я только начальник караула. Мое дело — допуск, пломба, печать, замки и служба часовых.

— Понятно. Признателен вам за разъяснения.

В тот же день Гуляев снова беседовал с солдатом Юрченко.

— Вы, Юрченко, назвали себя охотником. Это так?

— Да. У нас вся семья — таежники. Даже мать стреляет.

— Именно поэтому вы определили, что взлетели тетерки, а не совы?