Альпийская рапсодия - Эштон Элизабет - Страница 34

Вечер начался хорошо. В зале ресторана с изысканным убранством и приглушенным светом ламп Макс вел себя как гостеприимный хозяин. Он налил Ивлин токайского, но предупредил, что вино довольно крепкое.

Избегая личных тем, они говорили о музыке. Макс посоветовал девушке посетить Зальцбург. Там до сих пор царит Моцарт. Все в этом городе связано с его именем; там же находится его мемориальный музей.

Опера доставила Ивлин неизъяснимое наслаждение. Она любила, когда на сцене были красивые декорации, а исполнители не только имели хорошие голоса, но и подходящую внешность. Кармен была просто великолепна — живая, горячая женщина, еще не успевшая располнеть.

— Я стараюсь не приглашать слишком полных певцов, — объяснил Ивлин в антракте Макс, — но иногда приходится, особенно для Вагнера, так как самое главное все-таки — голоса певцов и сама музыка. Опера — совершенно нереалистичная форма искусства, и зрителей не удивляет, что в моменты высшего проявления чувств люди поют длинные арии и берут верхнее до.

— Мне тоже приходилось выражать свои чувства средствами музыки, — сказала Ивлин, вспоминая о своей игре.

— Но я видел, что ты умеешь это делать и по-другому, — озорно сверкнув глазами, сказал Макс.

— Больше ни слова, — предупредила его Ивлин, когда поднялся занавес и началось последнее действие. В течение вечера Макс несколько раз делал прозрачные намеки на ее прежнее, не совсем сдержанное поведение, но после того, как он подарил Софи кольцо, он вряд ли мог всерьез рассчитывать на какие-либо близкие отношения с Ивлин.

Кармен умерла, Хосе сделал свое печальное признание — и занавес опустился.

— Он все испортил, — сказал Макс, когда они вышли из театра. — Если мужчина губит свою жизнь из-за женщины, а она предает его, он вправе убить ее, но жалеть об этом он не должен.

— Он все еще любил ее, — напомнила ему Ивлин: — Иногда ты бываешь излишне суров в своих суждениях, Макс.

— Ты предпочитаешь более мягких мужчин? — язвительно спросил он, усаживая ее в машину. — Смотри, какая чудесная ночь! Я уверен, что ты слишком возбуждена, чтобы уснуть, может быть, покатаемся немного?

Ивлин надо было отказаться, но музыка все еще звучала у нее в душе. Ночь действительно была чудесной, и она знала, что не заснет. К тому же завтра она простится с Максом навсегда.

— С удовольствием, — сказала она.

Они выехали за город, но Ивлин сидела рядом с Максом, погруженная в свои мечты, в которых образ Тореадора сливался с образом Макса.

На краю заросшего кустарником оврага Макс остановил машину.

— Ты уверена, что не совершаешь ошибку? — внезапно спросил он.

Ивлин вздрогнула от неожиданности.

— Что ты имеешь в виду?

— То, что сказал. Цепляясь за прошлое, ты отказываешься от настоящего и гонишься за тенью. Я знаю, ты неравнодушна ко мне. Почему же ты продолжаешь отрицать это и отталкиваешь меня?

— О, какая жестокость! — воскликнула Ивлин. — Как ты можешь говорить подобные вещи, когда ты обручен с Софи? Ты оскорбляешь меня и безжалостно ранишь ее в самое сердце.

— Софи? — в недоумении переспросил он. — При чем тут Софи?

— Она любит тебя и верит тебе, ты же знаешь. И она носит твое кольцо.

— Ах, кольцо! Но это всего лишь исполнение детского желания. — Ивлин увидела, что Макс смотрит на нее с беспокойством. — Уж не хочешь ли ты сказать, что она влюблена в меня?

— А ты не знал? — удивленно спросила Ивлин. — Только поэтому она согласилась на операцию… и ты ведь тоже любишь ее?

— Я обожаю ее, восхищаюсь ею, но это не любовь. Иви, я в ужасе. Мне даже в голову не приходило…

— Тогда ты был слеп!

— Как и она, — грустно заметил Макс. — Иначе она бы увидела… бедное дитя, она живет в мире фантазий.

— Но ты не можешь обмануть ее ожиданий.

— Разве я могу так поступить? Если, конечно, это правда.

— Ее чувство к тебе, Макс, присутствует во всем, что она делает и говорит. Но она не решалась выйти за тебя замуж, пока зрение не возвратилось к ней. Во время самой первой нашей встречи с ней Софи сказала мне, что только вернув зрение, она сможет осуществить самое заветное свое желание.

— Ты уверена, что она имела в виду меня?

— А разве у нее есть кто-то другой?

— Насколько я знаю, нет. Малышка Софи! Я всегда считал ее восхитительным ребенком.

— Дети вырастают, — сдержанно заметила Ивлин. — Разве ты не заметил, что она стала совсем взрослой?

Преданность Софи и искренняя привязанность к ней заставили Ивлин выступать ее защитником, но она не понимала, как Макс мог быть таким слепым. Он должен был понять, что пробуждает в девушке надежду. Он даже подарил ей кольцо.

— На перевале Карер ты говорил о своем желании заботиться о девушке, на которой надеешься жениться, и оберегать ее, — продолжала Ивлин. — Когда я познакомилась с Софи и увидела тебя с ней, я поняла, что она и есть та девушка. Если я так решила, то у нее тем более были основания так считать?

Ивлин с осуждением посмотрела на Макса. Упоминание о перевале Карер заставило Макса взглянуть на нее.

— Если ты поверила, что я собираюсь жениться на Софи, то какое же мнение обо мне, наверное, сложилось у тебя после этой поездки.

— Да, лучше оно не стало, — искренне призналась Ивлин.

— Оно никогда и не было особенно благосклонным, — сухо заметил Макс, — но теперь я начинаю кое-что понимать. — Он замолчал, погруженный в свои раздумья. Потом он глубоко вздохнул и спросил:

— Ты считаешь, что мой долг жениться на Софи?

На мгновение она заколебалась. За последние несколько минут она узнала, что Макс не любит Софи. Возможно, он даже неравнодушен к ней самой, но вспомнив искреннюю веру Софи в этого человека, она твердо сказала:

— Я знаю, что честь — немодное слово в наше время, но если она у тебя есть, ты должен жениться на Софи. Ты же не хочешь разбить ее сердце?

— Бог свидетель, я никогда не причиню ей страдания, — с жаром произнес он. — Но я не уверен, что ты права. Однако у тебя, кажется, нет ни малейших сомнений.

— У тебя их тоже не будет, если ты как следует подумаешь об этом.

— Этим я и занимаюсь, и ситуация видится мне несколько в ином свете. — Его тон стал язвительным. — Ты ведь уже имеешь опыт самопожертвования? Не собираешься ли ты сейчас принести себя в жертву ради Софи?

— Не понимаю, о чем ты говоришь, — ответила Ивлин, и хотя он был недалек от истины, ей был неприятен его язвительный тон. Ивлин была готова отказаться от собственного счастья ради счастья Софи, но она ждала, что Макс оценит ее бескорыстие.

— Ты все прекрасно понимаешь, но твоя гордость не позволяет тебе в этом признаться, — резко сказал Макс. Он нажал на газ. — Я сдаюсь! Я хотел вернуть тебя к нормальной жизни, но ты предпочитаешь заниматься самопожертвованием и в ответ за все мои усилия только оскорбляешь меня. Отныне Софи будет единственной моей заботой.

— Так и должно быть, — сказала Ивлин, стараясь не показать, что у нее дрожат губы.

— И это твое последнее слово?

— Здесь больше не о чем говорить.

Макс молча прибавил скорость, и машина понеслась по ночным улицам. Коротко попрощавшись, он оставил Ивлин у дверей ее дома и уехал.

Понурив голову, девушка поднялась в свою комнату и, бросившись на кровать, отчаянно разрыдалась.

Глава девятая

Выздоровление Софи стало большим событием в медицинских кругах и вызвало нежелательный интерес прессы к ее персоне. Она покидала клинику, окруженная репортерами, и по возвращении домой еще некоторое время выслушивала просьбы дать интервью. Однако постепенно страсти вокруг нее улеглись, и ее оставили в покое.

Зрение Софи улучшалось с каждым днем. Первая неделя дома оказалась для девушки можно сказать этапом открытия давно знакомых вещей. Кое в чем она была глубоко разочарована, но очень многое даже превзошло ее ожидания. А горы, говорила она, были именно такими, какими она их себе представляла.