Чеченский разлом - Щелоков Александр Александрович - Страница 13

— Вы меня обижаете.

Сделав вид, что уступает просьбам, Ярощук сел за стол.

— Поухаживайте за мной, — кокетливо предложила Аля. — Вино должен разливать мужчина. Разве не так?

Ярощук налил коньяк в благородные хрустальные рюмки. Предложил тост:

— За вас!

Но Аля перебила его.

— Сперва за наше знакомство.

Они выпили.

— У вас прекрасная квартира, — сказал Ярощук, которому нужно было сориентироваться в обстановке. — Куда выходит балкон?

— На проспект, — ответила хозяйка. — Можно взглянуть, если хотите.

Она вышла на балкон и встала у парапета. Внизу в быстро густевшей синеве лежал город. Словно разрубая его на две части вдаль тянулась прямая линия проспекта, с обеих сторон обозначенная сверканьем огней.

Ярощук стоял позади её, и она ждала что он её обнимет. Не мог мужчина не воспользоваться таким моментом. Даже если он сомневается в своей обольщающей силе и не знает — выйдет у него что-то из это затеи или нет — он должен, нет, коли следовать психологии самца, он просто обязан попытаться её облапить и проверить свои шансы на успех действием.

Время шло, а гость ничем себя не проявлял. Он так и стоял за её спиной, совершенно не выказывая никаких желаний.

— Здесь прохладно, — сказала она.

После таких слов самый тупой ухажер должен был сделать что-то, чтобы женщине стало теплее.

— Принести платок? — спросил он. — Можно?

Его предложение заставило её обернуться. Он стоял на пороге и его мощная фигура атлета закрывала почти весь свет, падавший на балкон из комнаты.

«Дура, — подумала она. — Вот дура!» Надо было вести себя более вызывающе. А ей показалось, что мужчина, так легко и охотно принявший приглашение зайти к ней на чашку чая, окажется человеком более зрелым и опытным, которому будет не так уж трудно понять, зачем и почему одинокая женщина зовет в гости незнакомца. Теперь приходилось быстро менять тактику.

— Зачем платок? — сказала она с улыбкой и озорной ноткой в голосе. — Обнимите меня.

«Ну, вахлак, обними же, рискни», — собрав всю свою волю, она попыталась мысленно отдать ему тот же приказ. И сделала шаг навстречу.

Он неожиданно отступил, не оборачиваясь перешагнул порог и вернулся в комнату.

— Заходите, здесь теплее.

Она подошла к нему вплотную и положила обе руки на его плечи.

— Вы меня боитесь?

Ярощук осторожно отстранился.

— Аля, вы угадали. Простите, но я старый трусливый и не раз битый бабник. Как святой апостол Павел я не раз спускался из чужих окон на веревке, спасаясь от ревнивых мужей…

Она не приняла его тона.

— У меня нет мужа. Зря вы испугались.

Но Ярощук видел — она нервничает. Вот прошла, взяла с серванта пачку сигарет. Руки её подрагивали. Прикурила и хотел подойти к окну, но он преградил ей путь.

— А к окну не надо. Сядьте, пожалуйста. Я гарантирую вам безопасность, если сумею обеспечить свою. Кстати, у вас есть оружие?

Она посмотрела на него с нескрываемым презрением.

— Что хотите найти? Гексоген или тротил?

— Не надо шутить. Я спросил серьезно. Чтобы вы это поняли, вот…

Ярощук вынул из кармана удостоверение и положил перед ней на стол.

— Прочитайте внимательно, оно подлинное. И поймете, почему встречаться даже с вашим ревнивым поклонником мне совсем не с руки.

— У меня нет ни мужа, ни поклонника.

Она повторила это с упрямой настойчивостью.

— Значит, мне показалось, что за вами следят. Если это так, я признаюсь, что поддался приступу трусости, извинюсь и с позором исчезну с ваших глаз. А пока — сядьте. Мы подождем моих друзей.

Он вынул из кармана трубку мобильного телефона, отстукал номер, приложил к уху.

— Василий, — сказал он спокойно. — Бери двух ребят. Запомни адрес. Ленинский проспект. Да, Ленинский. Дом… корпус первый. Шестой этаж, квартира двадцать. Внизу могут быть двое. Один — обязательно. Не сочти за труд прихватить их с собой.

Она сидела выпрямив спину и заливавшая лицо бледность стала заметна даже через слой румян. Глаза с расширившимися зрачками застыли.

Ярощук захлопнул клапан и убрал трубку в карман.

— Ну, не надо так, Валентина Ивановна. Не переживайте. Насколько я понимаю, вы в этой игре только маленький красный червячок на крючке-проглотушке. Мне важно выяснить, кто же держит в руках удочку. Если за вами нет ничего серьезного, обещаю, что вреда вам не причиню.

Она опустила голову, уткнула лицо в ладони и плечи её задрожали от рыданий.

— Вы замерзли? — спросил он участливо. — Хотите, я вас обниму?

— Нет, — голос её, сдавленный слезами, прозвучал неприязненно и глухо.

— Как угодно, — сказал он, взял с дивана висевшую на спинке белую пуховую шаль и накинул ей на плечи.

— Подождем моих людей. Это недолго. Главное — не томите себя.

Теперь её лицо выглядело совсем иным, чем совсем недавно. Бледное, увядшее, все в мелких морщинках. Широко раскрытые глаза глядели испуганно. Прическа, аккуратная и хорошо уложенная, теперь лишь подчеркивала свою бессмысленность. Она сделала шаг в сторону и отрешенным, полным страдания голосом произнесла:

— Меня надо убить. Я так утомилась! Отдохнуть бы…отдохнуть!

Природа человека сохраняется неизменной многие тысячи лет подряд. Болезни, несчастья, радости, любовные страсти и сердечные разочарования — во всем этом нет ничего нового, неизвестного для ушедших в небытие поколений. Новыми всякий раз оказываются только персонажи, которые проходят по жизни, считая себя первооткрывателями того, что уже давно открыто и пережито другими.

Впервые читая откровения маркиза Де Сада или осваивая позы «Кама сутры», человек уверен, что ступает на неизведанную тропу, хотя идет по давно утоптанной миллиардами ног торной дороге. И в этом нет ничего удивительного: мир для каждого из нас не вечен. Он ограничен рамками нашей жизни и простирается от дня рождения до дня смерти. Все, что случалось до нас и случится после, нас не касалось и не коснется. Значит, человеку следует жить настоящим, поскольку жить прошлым — печальный удел обессилевших стариков, а призывы, обращенные к молодым, жить ради будущего — это лицемерная болтовня демагогов.

Валентина Зеркалова с детства умела жить настоящим. Папа — офицер генерального штаба был женат на дочери одного из заместителей министра обороны. Две квартиры в Москве. Две дачи — собственная в Сосновке и казенная в Баковке. Служебная машина, отвозившая в спецшколу с английским и французскими языками, где учились отпрыски номенклатурных советских пап и привозившая домой, все это создавало ощущение постоянного комфорта и обещало прекрасное будущее.

Валёк — так звали Валентину дома, окончила театральное училище и мечтала об артистической славе на подмостках известных столичных театров. Но её после выпуска распределили в областной драмтеатр. Поскольку папа-военный связей в театральных кругах не имел, Валентине пришлось смириться со своей участью. Тем более, что она верила — пребывание в провинции будет недолгим: талант не может остаться не востребованным…

Только в оценке своих способностей Валентина сильно ошибалась. Даже в труппе областного театра она уступала многим из тех, кого считала соперницами.

Помимо любви к искусству, Валентина испытывала постоянное влечение к мужчинам. Вопросы пола и секса стали волновать её уже с пятого класса. Однажды, забравшись из любопытства в один из шкафов, в котором стройными рядами стояли книги папиной библиотеки, Валечка обнаружила несколько прекрасно иллюстрированных томов, которые потрясли её своим содержанием.

Наугад, без особого интереса открыв толстенную книгу — просто так, чтобы взглянуть на то, что в ней есть, Валя испытала сперва удивление, потом настоящий шок.

На каждой страничке книги были изображены любовные игры мужчин и женщин в диковинных положениях и позах, запечатленных разными художниками — китайскими, индийскими, японскими, европейскими…

Первым инстинктивным желанием было закрыть книгу. Она даже сделала это, однако ставить в шкаф на прежнее место не стала. Ни отца, ни мамы дома не было и бояться кого-то не приходилось.