Сокровище царя Камбиза - Уитли Деннис - Страница 5

Отвечая на вопрос капитана Бингэма, старший помощник утверждал, что, по его сведениям, на борту корабля не было мошенников, но я совершенно точно знал, что он ошибается, хотя такого злого гения, как О’Кив, вряд ли можно назвать столь обыденным словом «мошенник». Мне абсолютно ничего не удалось выяснить о его намерениях на пути в Египет, однако у меня возникли некоторые подозрения.

Я вновь прокрутил в уме невероятную историю, рассказанную сэром Уолтером менее чем за час до смерти, и мысленно согласился, что несмотря на всю фантастичность, она звучала достоверно. Если сэр Уолтер был прав, полагая, что нашел табличку, указывающую место, где пятьдесят тысяч человек погибли от жажды под безжалостно палящим солнцем, то речь шла об одном из крупнейших сокровищ мира.

К настоящему времени кости персов давно рассыпались под воздействием солнца и ветра, но их копья, шлемы, доспехи, награбленное в Египте золото и драгоценности должны лежать там, где, умирая, они оставили их две тысячи четыреста лет назад. По самым скромным оценкам, эти сокровища стоили не менее миллиона фунтов, а, возможно, — десять миллионов и даже больше. Занимаясь шпионажем, контрабандой наркотиков и торговлей проститутками, О’Кив за всю жизнь не смог бы сколотить такого огромного состояния. Зная его полную неразборчивость в средствах, я все больше и больше склонялся к мысли, что он либо сам убил сэра Уолтера, либо организовал это убийство.

Капитан Бингэм прекрасно понимал, что тот, у кого окажется табличка, замешан в убийстве и собирался предпринять все возможное, чтобы найти ее. Однако раньше, чем мы достигнем Александрии, ее не вынести с корабля и, чтобы не волновать пассажиров, он отложил поиски. Сейчас это вполне устраивало меня — если я не ошибся относительно О’Кива, у меня будет шанс передать его в руки правосудия.

У О’Кива был слуга — эстонец, крупный, с бычьей шеей и бритой головой, по имени Грюнтер, и я не исключал, что на борту были и другие сообщники. Один из них мог совершить убийство, спрятать табличку в надежном месте до того момента, пока не представится случай без помех переправить ее на берег. Но О’Кив вряд ли допустил бы, чтобы столь ценная вещь долго оставалась в чужих руках. Следовательно, есть вероятность, что пока табличка у него в каюте, тем более, что ни капитан, ни Бельвили даже не предполагали, что О’Кив, возможно, причастен к убийству, а тот — что кто-то на борту знает о его преступном прошлом.

В конце концов я решил поспать несколько часов.

Казалось, я едва сомкнул веки, как стюард разбудил меня, принеся утренний чай. Я с трудом открыл глаза и увидел, что каюта залита солнечным светом. Выпив чай и приняв ванну, я вскоре вышел на палубу и лениво прошелся мимо каюты О’Кива.

Постоянно наблюдая за ним от Марселя, я успел изучить его привычки. Грюнтер будил его в восемь тридцать, готовил ему ванну, убирал постель и одежду и уходил около девяти; еще через полчаса О’Кив завтракал, а Грюнтер обычно не появлялся на палубе до обеда, когда вновь приносил одежду своему господину.

Я едва успел миновать его каюту, как оттуда вышел Грюнтер и закрыл за собой дверь. Заняв удобную наблюдательную позицию около поручней, я стал ждать. Через некоторое время я услышал за спиной шаги — на палубе появился О’Кив.

Я подождал, пока он пройдет мимо и скроется, а затем бросился к каюте.

Завтрак О’Кива состоял лишь из кофе и булочки, справлялся он с ним менее чем за десять минут, поэтому надо действовать быстро.

Я взялся за чемодан для одежды в углу, но он оказался очень легким, и я решил, что таблички там нет. Дорожный сундук был заперт. Схватив сундук за крышку, я сильно качнул его, но не услышал глухого стука увесистого камня, свободно лежащего на дне. Квадратная кожаная коробка для шляп и металлический чемоданчик для документов были слишком малы для нее. Оставался только большой сундук под кроватью. Я вытащил его и, приподняв за один край, убедился, что он слишком тяжел для одной одежды. Он был заперт, но я предусмотрительно захватил складной нож. Просунув лезвие под один из замков, я резко повернул его. Что-то щелкнуло, и замок открылся; справиться со вторым оказалось столь же легким делом.

В эту секунду я явственно услышал стук метлы о перегородку, разделяющую каюты, и со страхом понял, что совершенно забыл о стюарде. Пока пассажиры завтракали, в каютах шла уборка, и стюард мог в любую минуту обнаружить меня.

В лихорадочной спешке я поднял крышку сундука и заглянул внутрь, но не увидел ничего, кроме коробки для грязного белья. Свободной рукой я пошарил там, и через пару секунд, у самого ее дна, мои пальцы наткнулись на плоский тяжелый предмет, обтянутый мешковиной и крепко перевязанный веревкой. От возбуждения мое сердце едва не выпрыгнуло из груди. Я был уверен, что нашел табличку, но надо увидеть ее своими глазами, чтобы обвинять О’Кива в убийстве.

Я оттолкнул в сторону кучу мешавших тряпок и в этот момент услышал звук захлопнувшейся двери и тяжелые шаги. Стюард закончил уборку в соседней каюте, и я уже не успевал покинуть каюту О’Кива.

Глава IV. НЕЛЕГАЛЬНЫЙ ВЪЕЗД В ЕГИПЕТ

Я захлопнул крышку сундука, запихнул его под кровать и бросился в ванную.

На некоторое время я был в безопасности. Даже если стюард решит сначала пойти в ванную и обнаружит ее запертой, он предположит, что О’Кив все еще там, и удалится, пока он не оденется. Но сам я оказался в ловушке.

Я стоял, казалось, целую вечность, ожидая, что стюард вот-вот дернет ручку ванной, но, на мое счастье, он занялся уборкой каюты. Это оставляло мне единственный шанс — воспользоваться выходящим на внутреннюю палубу окном матового стекла. Я слегка приоткрыл его и выглянул наружу. Двое прогуливающихся прошли мимо меня и я, подождав секунду, пока они окажутся ко мне спиной, широко распахнул окно, отодвинул щеколду двери и, ухватившись за перекладину над окном, ногами вперед прыгнул вниз.

Сидевшая в шезлонге девушка взглянула в мою сторону, но я уже успел выпрямиться.

Взяв шезлонг, я поставил его на обычном месте, напротив своей каюты. Сердце мое все еще лихорадочно колотилось, когда я поздравлял себя с тем, что сумел выпутаться из столь затруднительного положения и обнаружить табличку. Однако каким дураком я буду выглядеть, если отправлюсь к капитану, обвиняя О’Кива в убийстве, а вещь в сундуке окажется чем-то иным.

Моя цель — либо упрятать О’Кива за решетку, либо совсем убрать его. Ничто лучше не послужило бы этому, чем доказательство его участия в убийстве; если же он окажется невиновен, это поставит под угрозу все мои планы. Инкогнито давало мне неоценимое преимущество, но стоило пойти на личный контакт, — а это неизбежно, если я обвиню его в убийстве, — он узнает меня, и рухнут все надежды поймать его за руку в последующие недели в Египте.

На палубе вновь появился О’Кив с книгой и, усевшись в шезлонг, принялся читать. Интересно было бы понаблюдать за его худым, умным лицом с безжалостным, похожим на крысиный капкан ртом, однако в следующий час мне пришлось отбиваться от любопытных, желавших знать подробности убийства.

Появление Бельвилей избавило меня от патологических любителей кровавых подробностей, и мы(втроем переместились на другой борт, где могли разговаривать, не рискуя быть подслушанными.

— Есть новости? — угрюмо спросил Гарри.

— Насколько я могу судить, официально — ничего нового, — ответил я. — Но я уверен, что напал на след убийцы.

— Боже! Неужели? — слегка вскрикнула Кларисса, и глаза ее расширились от возбуждения.

— Да. Совершенно случайно мне известно об одном негодяе на борту корабля. Пока он завтракал, я забрался в его каюту и обнаружил там, по всей вероятности, табличку. Но, к сожалению, я вынужден был спасаться бегством прежде, чем смог убедиться, она ли это на самом деле.

— Нам следует немедленно рассказать все капитану, — отрывисто сказал Гарри.

Не касаясь своего прошлого, я вкратце сообщил им о своей вендетте против О’Кива и о причинах, вынуждающих не разглашать сейчас своих подозрений.