Начальник Судного Дня - Щеглов Сергей Игоревич - Страница 9

Занг с минуту помолчал, разглядывая торчащий из земли меч.

— Собственно, вы все слышали сами, — сказал он, качая головой. — Сначала Эдион долго рассказывал о маршруте. О родине, то есть о Запретном королевстве. О том, какой замечательный человек правит этой страной. О том, что ему стыдно за свое бегство и что его долг — вернуться, чтобы достойно встретить смерть. Собственно, безопасность на маршруте нужна была Эдиону только для этого — добраться до Хеора живым и здоровым. Понятно, что в таком состоянии его не то что из Эбо — из больницы не выпустили бы. Но он сидел передо мной и рассказывал, рассказывал, рассказывал. И понемногу я стал его понимать.

Занг вздохнул, ткнул пальцем в рукоять меча и продолжил.

— У Эдиона совершенно особый, не похожий на наш с вами взгляд на мир. Он придает личным отношениям совершенно фантастическую значимость — и заражает этим других. Когда Эдион влюбляется — а когда я разговаривал с Эдионом, он все еще был без ума от Акино, хотя эта влюбленность уже и близилась к печальному завершению, — он забывает обо всем, не имеющем отношения к интересующему его человеку. Он готов говорить о нем часами — чем он, собственно говоря, и занимался. За эти часы я узнал об Акино больше, чем за всю остальную жизнь. Впрочем, — Занг криво усмехнулся, — не все, что я узнал, было правдой. Но как бы там ни было, Эдион смог донести до меня свое представление о ситуации. Он любил Хеора, тот не ответил взаимностью, Эдион ошибочно подумал, что отвергнут, эмигрировал, встретил Акино, полгода провел в его Доме — и только тут осознал, что же на самом деле двигало его прежним кумиром. Видите ли, Хеор был связан долгом и честью и не мог позволить себе любви к отдельному представителю семьи, которая в целом оказалась несовершенной. Надо отметить, что когда Эдион перешел с Акино на Хеора, в глазах его появились слезы. Душераздирающая история.

Валентин шмыгнул носом. Что верно, то верно, подумал он; даже со второго просмотра.

— Эдион рассказывал, я слушал, все более впадая в транс, — продолжил Занг, — а в голове у меня тем временем все отчетливей формировался некий вопрос. А чем же, собственно говоря, Акино отличается от Хеора? Разве что тем, что не устанавливает четких сроков своим лэндлордам, предоставляя им самостоятельно определять, победили они или потерпели поражение? Разве что тем, что может позволить себе просто не замечать влюбленного в него поэта, в то время как Хеор связан хоть какими-то обязательствами? Я понимаю, что все эти аналогии притянуты за уши — но в тот момент они полностью завладели моим воображением. И когда Эдион произнес свою знаменитую фразу — «Хеор более достоин любви, чем Акино, потому что он человек чести», — передо мной словно сверкнула молния. Я понял, что так оно и есть.

Валентин пожал плечами. Зная и того, и другого, он легко мог согласиться с Эдионом Гизом. Уж кого-кого, а Хеора было за что любить. Он из кожи лез, чтобы выглядеть крутым, умным и справедливым. Не то что Акино.

— А поскольку Хеор в то время казался вам исчадием ада, — подхватил Валентин, — вы сделали совершенно логичный вывод, что Акино и вовсе дьявол в образе человеческом?

— Не логичный, — поправил его Занг. — Совершенно эмоциональный. Но в ту пору я работал восемнадцать часов в сутки, стремясь уничтожить Хеора. Видимо, мне было очень неприятно осознать, что я сам, подобно Эдиону, являюсь марионеткой в руках принца Акино.

Глава 3. Следы невидимки

Валентин еще раз припомнил свое короткое пребывание в Доме Акино и покачал головой. Лично на него Дом Акино произвел совершенно обратное впечатление. У Валентина сложилось чудовищное подозрение, что как раз принц выступает там в роли паяца, развлекая огромное количество манерных бездельников.

Надо будет спросить его напрямик, решил Валентин. А то и у меня крамольные мысли заведутся, насчет Акино. Что он только для виду своими проблемами занят, а на самом деле с живыми людьми играется!

— Эмоции эмоциями, — сказал Валентин, обращаясь отчасти и к самому себе. — Но ведь для того, чтобы действовать, нужны и другие основания? Я что-то не припомню, чтобы вы проводили исследования на тему «Принц Акино и его игры с живыми людьми».

Занг закинул ногу на ногу, скрестил руки на груди и на минуту задумался.

— Вы знаете, Шеллер, — сказал он через минуту, — я действительно не проводил такого исследования. Зачем? Я возненавидел Акино раз и навсегда; я понял, что даже самый лучший тальмен все равно остается тальменом. Да, подданные Акино счастливее подданных Хеора; но они в любом случае остаются подданными. Здесь, в стране Эбо, мы вольны осуществить наши самые заветные желания, — но должны заплатить за них полной зависимостью от принца. Все, что мы видим вокруг, — Занг обвел рукой ярко-синее небо, темно-зеленые кроны яблонь, стоявшие поодаль аккуратные домики, — все это держится только на талисмане Акино. Исчезни он, и все мы мгновенно сгорим в пламени Жгучих Песков. Наше существование — обман, прекрасный сон в сотни лет. Даже Хеор не имеет над людьми подобной власти — он вынужден соблюдать клятвы, для него имеют значение верность и любовь. Принц Акино, понял я, — худшее искушение для любого свободного человека. Он заставляет нас, лучших людей Побережья, променять реальную жизнь на беспробудный, пусть и сладостный сон. Вы ведь были в Доме Акино, Шеллер; разве вы не почувствовали всей бессмысленности тамошней жизни?

Валентин оторопело посмотрел на Занга. Интересные последствия психотерапии, подумал он. Это что же получается, у него вместо эмоциональной ненависти появилось рациональное понимание?!

— Ну, почувствовал, — осторожно согласился Валентин. — Но то ж я! Другим-то нравится…

— Вот видите, — печально улыбнулся Занг. — Вы можете думать не только за себя, но и за других. Я был лишен такой возможности; я ненавидел Акино, и мне казалось, что я знаю всю правду о стране Эбо.

Валентин облегченно вздохнул. К счастью, многочасовой спор с Зангом по философским проблемам свободы и реальности отменялся.

— Вы недолго носили в себе это знание, — поддакнул Валентин. — Уже через две недели вы встретились с Рейнером Вундтом.

Занг пренебрежительно отмахнулся:

— Надеюсь, вы не стали прослушивать всю эту галиматью?

— Как раз напротив, — возразил Валентин. — Прослушал, и с немалым интересом.

— Дело ваше, — пожал плечами Занг. — Конечно, Рейнер усугубил мои подозрения, но нисколько не поколебал основной идеи. Я имею столько же прав поиграть с Акино, сколько он имел прав поиграть со мной. Меня останавливало только одно: сила моей ненависти. Я до боли сжимал кулаки каждый раз, когда речь заходила о принце. Я заподозрил, что стал жертвой изощренного заклинания, и несколько дней провел на острове для медитаций, очищая сознание. Все напрасно; я ненавидел Акино только потому, что он — Акино, что он тот, кто он есть. За всю свою жизнь я ни разу не испытывал ничего подобного!

— Первый вопрос, который вы задали Куэртену, — напомнил Валентин, — звучал именно так: что вы знаете о беспричинной ненависти?

— Да, я начал разговор издалека, — кивнул Занг. — Не мог же я прямо спросить: кто и за что ненавидел принца в последние шесть веков?

— Почему бы и нет? — пожал плечами Валентин. — Я полагаю, что на момент начала разговора вы просто не предполагали, чем он закончится. Вас интересовали ваши собственные чувства, а вовсе не чувства людей, живших шестьсот лет назад. Но Куэртен ответил на ваш вопрос именно так, как должен был ответить — в хронологическом порядке, начав с самого первого случая беспричинной ненависти. С ненависти клана Фан-Раббат к принцу Акино, выстроившему Блистающий Град на землях, никакого отношения к данному клану не имевших.

— Я услышал только одно слово, — ответил Занг. — Фан-Раббат. Карлос говорил еще около часа, но меня уже не интересовали его противоречивые истории. Я почувствовал, что главное сказано; все остальное я узнал из архивов. Между прочим, ненависть нашего клана к принцу вовсе не была беспричинной. Вестник клана явился к принцу и предупредил, что земли к востоку от Харраба — запретны. Принц ослушался и выстроил там Блистающий Град. Пока он жив, клан Фан-Раббат мертв. Никто из бакшатов никогда не воспользуется услугами убийц, упустивших хотя бы одну жертву.