Слуги Государевы. Курьер из Стамбула - Шкваров Алексей Геннадьевич - Страница 90

— Мельстрем! — ни звука в ответ. Тогда снова:

— Эй, кто-нибудь, помогите!

Снаружи голоса громкие вдруг послышались. Мужские. Только говорили как-то странно. Не по-шведски.

Веселовский аллюром широким ехал назад в Стокгольм с тремя драгунами. Вечерело. В сумерках, на изгибе дороги, на карету опрокинутую наткнулись. Лошади, спутанные ремнями упряжными, стояли в канаве, головы понурив. Кучер, грязью измазанный, сопя вылезти на дорогу пытался. Тщетно. Обратно соскальзывал. Из кареты голос женский доносился. К помощи взывал.

— А ну-ка стой, братцы! — осадил коня. Сам спрыгнул наземь. Драгуны за ним последовали.

— Выручать надобно. Вишь, оказия приключилась.

— Да кучер пьян, скотина, — со смехом драгуны уже вытаскивали из канавы старого Мельстрема, что-то бормотавшего себе под нос.

Веселовский перепрыгнул с дороги прямо на карету. Дверцу распахнул. Заглянул. Эву испуганную увидел.

— Да вы не пугайтесь, фрекен. Сейчас вытащим. — Потом понял, что по-русски говорит. Девушка смотрела недоуменно. На немецкий перешел.

— Майор Веселовский корпуса русского, — представился. — Не волнуйтесь. Я и мои солдаты вам помогут.

— Данке, — Эва лишь это смогла выдавить из себя.

Веселовский лег плашмя на карету, руки вниз опустил. Подхватил легко, как пушинку. Прижал Эву к себе и тут же извлек ее из западни.

Поднялся во весь рост. На руки поднял и на дорогу соскочил. Так и застыл. Эва сама не заметила, как руки ее обвились вокруг шеи офицера незнакомого. Засмущалась вдруг. Прошептала:

— Опустите, сударь.

Веселовский опомнился. Сам смутился.

— Простите, фрекен, — осторожненько, как сосуд хрустальный, поставил на дорогу. Руки отдернул. За спиной спрятал.

Эва волосы из-под капота выбившиеся поправляла. Искоса на офицера посматривала.

«Вот они какие, эти русские, — думала. — А офицер, меня спасший, совсем молодой человек. А сказал, что майор, как и батюшка наш».

— Ваше благородие, — Веселовский обернулся, драгуны подошли, — вы с барышней в сторонку б отошли. Мы зараз карету вытянем. Только коней сперва распряжем. А то кучер лыка не вяжет. Не ночевать же им здеся.

Веселовский с волнением, вдруг внезапно охватившим, голосом осипшим сказал:

— Надо в сторону отойти. Мои солдаты достанут вашу карету.

Эва кивнула. Отошли. Опять замолчали. Смотрели, как суетились драгуны, выпрягали лошадей. Мельстрем стоял на дороге безучастно, лишь руками разводил.

— Напился, — разочарованно произнесла Эва, на кучера показав.

— Бывает. Ничего страшного, — пожал плечами Веселовский. — А вам далеко еще ехать-то, фрекен…?

— Ой, простите, — опять смутилась девушка. Попыталась книксен сделать. Поскользнулась на дороге раскисшей, чуть не упала. Веселовский подхватил за локоть. Сам растерялся.

— Эва. Эва Мейергельм. Я дочь майора Мейергельма, владельца поместья Уллаберг, — почти шепотом сказала, глаза опустив.

— Майор Веселовский, — повторил Алеша, забыв, что представлялся уже.

— Да, господин майор. Простите, что забыла поблагодарить вас. Если б не вы…

— Пустое. А далеко поместье ваше?

Эва оглянулась беспомощно. Где они были, она не знала. Совсем стемнело.

— Не знаю! — произнесла растерянно. — Кучер наш, Мельстрем, должен знать. Только он пьян.

— Ну, нас, русских, пьянством не удивишь, — Алеше почему-то радостно стало, что в его силах помочь этой девушке, — спросите кучера на вашем родном языке — знает ли он, в какой стороне усадьба ваша?

Эва позвала Мельстрема. Тот походкой нетвердой приблизился. С опаской то на офицера поглядывая, то на молодую хозяйку.

Алеша с улыбкой наблюдал, как девушка что-то строго ему выговаривала. Кучер опустил голову виновато. Потом ответил, рукой показывая направление. Эва пояснила по-немецки:

— Говорит, что знает. Только вот, — вздохнула, — доедем ли?

— Доедите! — Веселовский кивнул уверенно. — Сейчас мы вашу карету поднимем, а потом и сопроводим до усадьбы самой. Чтоб вновь ничего не приключилось.

— Мне очень неудобно, господин майор, вы и так столько сделали.

— Не стоит. Я рад, что смог помочь.

Драгуны заканчивали извлечение кареты, натужась, плечами подперли, на колеса поставили. Затем лошадей впрягли заново и:

— А ну, эхнем. А-раз, а-два, — раскачивали. — Но-о-о, пошли, родимые.

Вытянули сообща.

— Давай-ка, братцы, сопроводим до усадьбы. А то ночь на дворе, — сказал Веселовский.

— Мож, заночуем тама? Все лучше, чем на квартирах казенных. А, ваш благородие? — драгуны обрадовались.

— Ну, если предложат — согласился майор.

— Куды ж они денутся. Зазря что ль спасали.

Тимоха Деев пнул в зад кучера, неуверенно забиравшегося на козлы.

— Давай, леший чертов. Да двигайся. Сам за вожжи сяду. А то опять сковырнешься.

Мельстрем пробурчал себе под нос что-то недовольно.

— Ишь ты, не нравится, — Тимоха удивился искренне. — Барыню свою молодую чуть не угробил и туда ж… Вот, погодь-ка, до усадьбы доедем, быть тебе поротому. И поделом.

Алеша подошел к карете, дверцу открыл, руку Эве подал. Так и тронулись в путь. Эва в карете, Тимоха Деев с кучером на козлах, а Веселовский скакал рядом. Два оставшихся драгуна замыкали сие шествие.

В Уллаберг добрались глубокой ночью. Мать встревоженная с лакеем старым встречала. Даже отец с постели поднялся обеспокоенный. Возле камина в кресле сидел. Каково было их изумление и испуг, когда дочь увидели, да не одну, а в сопровождении трех незнакомых военных.

— Что? Что такое, Эва? — мать прижала дочь к себе, загораживая от чужестранцев.

— Мама, не волнуйся, — Эва успокаивала Софию. — Старый Мельстрем в темноте в канаву заехал. А эти русские господа любезно помогли нам и сопроводили в Уллаберг.

— Мельстрем? В канаву? — мать ничего не понимала. — Русские? — вдруг дошло. Она переспросила ошалело, глазами широко открытыми на дочь посмотрела. — Русские? Как русские?

— Так, мама. Русские. Ну чего тут особенного, — Эва уверенно объясняла, словно и не было собственного испуга пару часов назад. — Их полков несколько, уже с ноября стоят в Швеции. Этот молодой офицер, — она показала рукой на Веселовского, — адъютант начальника корпуса, майор Веселовский, — уже по-немецки. — Я правильно называю ваше имя, герр майор? — это уже Алексею, нерешительно мявшемуся у порога вместе с двумя солдатами. Тимоха Деев все с кучером возился. Коней распрягали да карету в сарай заталкивали.

— Верно, фрекен Мейергельм, — кивнул Веселовский.

Отец вышел, прихрамывая и на костыль опираясь. Встал за створкой дверной. Прислушивался внимательно к разговору. Он слышал и ранее, что русские полки приплыли на галерах в Швецию. От датчан защищать врагов вчерашних. Еще тогда задумался:

«Что за народ странный, эти русские? Мы, вроде бы как, войну с ними первые начали. Грозились. Они нас прогнали из Финляндии. Заняли всю. Потом отступили назад. А теперь пришли к нам нас же защищать! И вот они уже у меня дома…».

Отто вышел и все замолчали вдруг, на него уставились. Эва первая опомнилась. К отцу подлетела:

— Батюшка! Вы зачем встали-то? — и снова Веселовскому. — Это батюшка мой, майор Мейергельм. Болеет он. Доктор вставать запретил. А он и не слушается.

— Докторов слушать будешь, скорее на тот свет отправишься, — усмехнулся хозяин. Внимательно смотрел на Веселовского. Первый раз так близко врага бывшего встречал. Из регулярсгва, вестимо. Казаков да гусар Мейергельм повидал, покуда в Эстерботнии драгуны шведские стояли, а вот настоящего офицера — впервые. Взгляд чистый. Открытый. Шляпа треугольная на затылок задралась, лоб открывая широкий. Епанча сукна добротного, мехом подбитая, была снегом мокрым заляпана. Офицер русский как-то неловко себя чувствовал. Не завоевателем выглядел а, скорее, гостем нежданным.

— Что ж вы, сударыни мои, гостя в дверях держите? — заговорил, наконец, Мейергельм. — В дом приглашайте. К столу.

— Господин майор, — Веселовский к хозяину обратился, — коль уж такая заминка вышла, не позволите моим людям на сеновале переночевать да лошадей покормить.