Слуги Государевы. Курьер из Стамбула - Шкваров Алексей Геннадьевич - Страница 57

«Швеция намерена действовать с силою, чтобы скорее окончить войну и тем уменьшить издержки. Мы намерены послать в Финляндию 30 000 пехоты, так как местность там очень неровная, гористая и изрезана реками, почему кавалерии будет трудно действовать. Армию будет прикрывать галерный флот, который сам будет прикрываться корабельным. В самой Швеции будет оставлен обсервационный корпус, состоящий из армии и флота, чтобы наблюдать за Данией».

Сен-Северен изумился:

— И это все?

Ему подтвердили радостно:

— Да!

Левенгаупт поднялся и произнес:

— Ваше сиятельство, господин посланник. Нами уже разработаны условия мира, которые мы приготовили для русских. Не хотите ли ознакомиться?

Сен-Северен, дворянин и офицер, достаточно времени проведший в боях и сражениях под знаменами Бурбонов до назначения на дипломатическую службу, был настолько ошарашен, что молча махнул рукой, соглашаясь. Лучше бы отказался…

Условия мира зачитывал их автор — епископ Эрик Бенцелиус:

«Если Россия будет просить мира, то не вступать с нею даже и в перемирие раньше, чем прелиминарно не будут уступлены Швеции Карелия, Кексгольм, Выборг, Петербург, Кронштадт, Кроншлот и вся Нева. Основанием настоящего мира принять Столбовский договор, заключенный в 1617 году. Поэтому Швеции и ея союзникам, кроме упомянутого выше, должны еще быть уступлены вся Эстляндия, Лифляндия, Карелия и Ингерманландия, и все принадлежавшие прежде Швеции острова, и сверх того все Ладожское озеро, так что граница должна быть значительно отодвинута к востоку против той, которая была назначена в 1617 году, и идти чрез Онежское озеро до Белого моря». — Бенцелиус торжествующе посмотрел на французского посланника. Сен-Северен молчал. Епископ продолжил:

«Если же шведское оружие потерпит какой-либо урон на сухом пути или на море, или стечение конъюнктур (обстоятельств) стало бы вообще невыгодно для Швеции, то тогда требовать только, чтобы были возвращены острова Эзель и Даго, а также другие острова Финского залива, а также вся Эстляндия, Ингерманландия, Карелия и Кексгольмская губерния со всеми предлежащими к ним городами и крепостями, одним словом, восстановлены границы, которые существовали до 1700 года».

— Ну и последнее, благородный граф Сен-Северен, — епископ снова посмотрел на француза, — «…если против всякого ожидания шведское оружие потерпит значительное поражение или на Швецию восстанут другие державы и чрез то ей будет угрожать опасность, то довольствоваться, в таком случае, следующими условиями: вся Карелия, Кексгольм, Выборг и вся Нева с крепостью Нотебург, Петербург, Кронштадт и Кроншлот должны быть уступлены Швеции. Россия должна обязаться не иметь военных судов и галер в Финском заливе или у берегов Эстляндии и Лифляндии, откуда вывоз хлеба должен быть дозволен на условиях Ништадтского мирного договора, о котором, впрочем, ни под каким видом не упоминать, но считать его совершенно уничтоженным, так как он заключает в себе такие пункты, которые служат России предлогом вмешиваться в частные дела Швеции». — Епископ закончил и теперь выжидающе смотрел на французского посланника.

Сен-Северену под конец чтения уже стало смешно. «Театр, настоящий театр. Они, что, издеваются? Нет, кажется, это все серьезно. Господи, о чем они думают?» — пронеслось в голове посланника. Чтобы проверить до конца свои умозаключения, Сен-Северен спросил:

— А что, господа, вы будете делать, если русские не согласятся и нанесут — вам поражение и захватят, ну скажем, Финляндию?.

Ответ был великолепен:

— От потери Финляндии не зависит жизнь или смерть Швеции! Охраняемая своим флотом, она не будет подвержена опасностям войны. А разве Европа будет равнодушно смотреть, когда дело дойдет до решения, кому владеть Финляндией? Разве в случае несчастного исхода войны другие державы не вмешаются и не захотят, чтобы не нарушалось так сильно равновесие на севере?

Сен-Северен поднялся. Ему больше здесь нечего было делать. В поражении Швеции он даже не сомневался:

— Благодарю вас, господа. Я лично убедился в том, что к войне вы «готовы». Граф, — он обратился к премьер-министру Карлу Гилленборгу, — вы не могли бы уделить мне несколько минут тет-а-тет.

Уединившись, Сен-Северен дал волю эмоциям:

— Я не мог и предполагать, дорогой граф, что вас так смущают лавры Мольера! Но если Франции позволительно играть комедии, то Шведскому королевству это явно не по карману. Вы что, всерьез намерены воевать с русскими таким образом? Я считал вас с Левенгауптом, — француз замялся, сдерживаясь и подыскивая подходящее слово, не очень оскорбительное, — прозорливее.

— Понимаю ваше беспокойство, — Карл Гилленборг улыбался. — А войны никакой не будет, мой милый Сен-Северен.

— Что вы имеете в виду? — раздражение не уходило.

— Разве маркиз де Шетарди не известил вас о грядущих переменах в российской столице? — улыбка не сходила с лица Гилленборга.

— Каких переменах? Что вы имеете в виду? Очередной дворцовый переворот? Вы на него рассчитываете? Точнее, на дочь царя Петра — Елизавету?

— Безусловно, граф!

— Ах, — Сен-Северен махнул огорченно рукой и опустился в кресло, — все это призрачно.

— Я бы так не сказал, — Гилленборг сел напротив.

Сен-Северен пропустил замечание премьер-министра:

— Да, Елизавета пользуется популярностью среди русской гвардии, уставшей от засилья выходцев из различных германских княжеств. Да, она берет деньги у маркиза де Шетарди. Но никаких гарантий при этом! Елизавета вам не Остерман. Если оный берет деньги от Габсбургов, то верно служит им.

— Может, доблестный маркиз Иоахим Жак де ла Шетарди не был достаточно щедр с будущей русской Императрицей? — хитро прищурясь, спросил Гилленборг.

— Бросьте, ваше сиятельство, — отмахнулся француз, — только при последней встрече он передал Елизавете 2000 золотых монет.

— Что можно получить за две тысячи золотых монет? — мечтательно закатил глаза шведский премьер-министр. — Неужели Франция хочет за эту смехотворную сумму купить русскую Императрицу со всей русской гвардией?

— Елизавета не Императрица! Она изолирована от двора. Русская инквизиция генерала Ушакова следит за каждым ее шагом. Сам маркиз Шетарди опасается за свою жизнь, которая может в любой момент или закончиться на плахе, или в Сибири. А Сибирь, говорят, — это хуже нашей Бастилии и Кайенны, вместе взятых.

— Вы преувеличиваете, мой друг, — Гилленборг отпил вина и жестом предложил сделать то же самое Сен-Северену. — Наш посланник, Эрик фон Нолькен, сообщает совсем другое из Петербурга.

— Что ж такого интересного мог сообщить ваш посланник? — француз взялся за бокал и рассматривал его на свет, проверяя прозрачность вина.

— Елизавета, дочь Петра, благосклонно приняла от Нолькена сто тысяч, — Гилленборг замолчал, ожидая реакции собеседника, но не дождался и продолжил, — в ответ она обещала то, что русская армия не будет драться с нами за младенца Императора. А деньги… деньги она передаст в гвардейские полки. Это ускорит их выступление против правительницы Анны.

— И вы верите в это? — Сен-Северен поставил бокал обратно, так и не притронувшись к вину. — Она дала вам что-нибудь, кроме неких устных заверений?

— Пока нет. Но Нолькен уверяет, что это дело нескольких недель.

— Ваш Нолькен, — граф поднялся, — и ранее утверждал, что русская армия и ее фельдмаршал Миних ни на что не способны. Но если бы не интриги Австрии, то турок, которых мы всемерно поддерживали в последней войне, ждал бы неминуемый и полный разгром.

— Ваше сиятельство, — Гилленборг продолжал сидеть, — он это делал по прямому нашему указанию. Нашему риксдагу незачем было знать об истинном положении дел в русской армии. Иначе мы бы никогда не получили бы большинства и не смогли бы объединить нацию в едином желании отомстить русским. Слишком сильны в народе воспоминания о великом лихолетье последней войны. А уверения в слабости России и гнев, вызванный убийством несчастного майора Синклера, в чем нам, каюсь, очень помогли русские, сплотили народ. Финансовая помощь, что оказал нам Его Величество Король Франции, позволит провести войну без потерь. Русские сами передерутся между собой, а мы лишь окажем им помощь в избавлении от министров-иностранцев. Нами заготовлены уже обращения к русскому народу. А в благодарность новая Императрица вернет нам все, что мы у нее попросим. Вот так, дорогой граф! — Гилленборг торжествующе и слегка насмешливо посматривал снизу вверх на француза: