Слуги Государевы. Курьер из Стамбула - Шкваров Алексей Геннадьевич - Страница 50

— И для чего мы послали в Финляндию Будденброка? — Карл Гилленборг неистовствовал. — Я же указывал ему, что все донесения адресуются мне, и только мне. Он не имел права писать Королю!

— А что он сообщил в своем письме нашему несчастному Фредерику? — полюбопытствовал Левенгаупт. Оба сиятельства сидели в кабинете премьер-министра.

— Да почти то же, что писал выживший из ума старый Кронштет!

— Ну… будьте, ваше сиятельство, снисходительны к ветерану. Его любили и Карл XII, и фельдмаршал Стенбок. После Гадебуша граф, Стенбок писал Королю, что, кроме Бога, он обязан победой только Кронштету. — Левенгаупт лениво рассматривал бриллианты на руках.

— Ах, бросьте, — Гилленборг раздраженно отмахнулся, — когда это было! Тридцать лет назад. Сейчас другие времена.

— Не соглашусь, дорогой граф, победа при Гадебуше — это золотая страница славы шведского оружия. — Левенгаупт принимал участие в этом сражении и отличился, командуя драгунами. Удачно атаковал саксонцев, обойдя их с фланга.

Гилленборг не слушал его:

— Мы тратим столько усилий, склоняя крестьянство к войне. У них одно условие — чтобы армия была заранее обеспечена продовольствием. Боятся дополнительных налогов.

— Ну и при чем здесь Будденброк? — не понимал Левенгаупт.

— При том! Кто его просил писать Королю о том, что в Финляндии неурожай был этим летом. Король разрешил выдать 3000 бочек хлеба неимущим жителям из армейских магазинов, остальное проели те полки, что мы отправили в прошлом году, в результате, армию ждет голод! — Гилленборг даже вскочил и принялся метаться по кабинету, кипя от возмущения. — Он пишет Королю, что вынужден не собирать поселенные финские полки, так как им не хватит даже той провизии, которой они снабжены от своих гейматов, выступая в поход для соединения с основной армией! Что мы теперь будем говорить нашим крестьянам в риксдаге?

— О том, дорогой граф, что война будет быстрой и победоносной. Что нам не потребны огромные хлебные запасы, ибо мы их возьмем у русских. Ну, а что касается Будденброка, то я надеюсь, когда возглавлю армию, а я думаю, что больше некому это сделать в нашем королевстве, его грехи забудутся.

— Да, вы правы, — Гилленборг успокоился и снова сел, — нужно срочно перенести сейм риксдага на два года. Вместо октября 42-го на декабрь этого года. Вас на этом сейме мы вновь избираем предводителем дворянства, и, кроме вас, возглавить нашу армию некому.

— А Король?

— Ах, дорогой граф, — премьер-министр заулыбался, — разве наш Король держал в руках шпагу, кроме придворных церемоний? Его всегда интересовали дела альковные, а не бранные. А потом, нужно же, чтоб кто-то остался в центре страны, с кем можно было бы совещаться по поводу всех военных операций.

— Совещаться, но не вмешиваться, — Левенгаупт понял намек и подхватил. Оба графа рассмеялись, довольные друг другом.

Стокгольм не хотел слышать никаких доводов против войны. Только от отчаянности положения Будденброк решился написать Королю. Он был старым солдатом и понимал, что в таких условиях начинать войну было самоубийством. Армию просто нечем было кормить! А ведь это еще далеко не вся армия. Когда прибудут основные силы из Швеции, они просто вымрут от голода.

Будденброк обхватывал голову и мучительно разглядывал отчеты о наличии хлеба, круп и сухарей в провиантских магазинах. Разрешенная казной цена закупки хлеба у помещиков в 27 талеров ассигнациями никого не устраивала. Неурожай взвинтил цены, и лишь малое число помещиков согласились продать несколько сотен бочек, при этом доставка их к армии должна была осуществиться тоже за счет казны. Будденброк выбирал те области страны для сбора войск и их постоя, что еще не были этим обременены и этот постой их еще не разорил. Наиболее удаленным был Саволакский полк, который также надлежало вызвать к основным шведским силам. Здесь еще усугублялось все тем, что стоял он очень растянуто вдоль границы и отделен был сплошными озерами и реками. При неожиданном начале военных действий он мог просто не успеть соединится и, весьма вероятно, оказался бы отрезанным. А вытащить на основные квартиры Саволакский и другие поселенные финские полки опять же мешала беда с провиантом.

— Ладно, — решил Будденброк, — отпишу командиру Саволакского полка полковнику Лагергельму, чтоб был в постоянной готовности выступить. Пошлем ему денег, — пусть закупает у владельцев гейматов все, что те могут продать сверх определенного регламентом продовольствия. Хотя, — подумал генерал, — там недостаток продовольствия не менее здешнего и вряд ли Лагергельму удастся собрать много.

Саволакс — страна тысячи озер, рек, речушек и ручьев. Сказочная по красоте провинция и сиротливая в своем скорбном одиночестве. Сосняк и ельник, пригорки с камнями, заросшими мохом, гранитные искрящиеся скалы, выступающие прямо из земли, острова и тихая водная гладь озер, и бурные потоки ручьев, зеленоватые унылые болота. И сотни, тысячи крестьянских дворов, разбросанных в этой глуши как острова среди лесного и озерного края. Каждый двор действительно как остров, отделен от другого водой. И вековой труд крестьян… Они расчищают землю под пашню, рубят и валят деревья, корчуют и выжигают пни, выворачивают тяжеленные камни, на голые скалы гранита привозят землю. Каждый клочок здесь требовал труда целых поколений. Казалось, сама природа насмехалась над человеком, кинув его среди болот и озер на голые камни. Но человек выжил. Он принял этот вызов и кропотливым трудом победил. В России встречаются такие каменные гряды. Новгородцы и псковичи их называют «чертовы сахарницы». А финны натаскали сюда земли и создали пашни и сады. Но сколько пота, трудов это стоило.

Пекка Ярвинен был выбран в Саволакский пехотный полк от нескольких гейматов Руоколакса, села на самом юге провинции. Солдатскую лямку он начал тянуть давно, лет в тринадцать. Таких молодых новобранцев — дриблингов, что с трудом могли удержать в руках тяжелую фузею, а не то чтоб действовать ею, было много среди солдат поселенных финских полков. Так комплектовалась тогда шведская армия. Несколько хуторов или гейматов назывались ротою и должны были выставлять одного пехотинца и содержать за свой счет. Взрослых мужиков совсем не осталось, всех повыбило в годы Большого Зла, как называли прошлую войну финны, в армию набирали совсем младенцев.

А на Пекку выбор пал отнюдь не случайно. Его отец — Матти Ярвинен — был солдатом того же полка в каролинской армии[24]. Да пропал без вести. А коль известия о смерти не было, то считался Матти живым. Пока Король-солдат воевал с русскими да саксонцами в Европе, Саволакский полк стоял без надобности в провинции. Матти Ярвинен, как и другие пехотинцы, наделенный казенным земельным наделом, только считался солдатом, а жизнь вел обычную, крестьянскую. Сначала холостым был, а затем к тридцати годам присмотрел себе смешливую девчонку Миитту из Раутярви да и женился на ней по осени семьсот десятого года. Только сыграли свадьбу, как война перекинулась в Финляндию. Не успел Матти и протрезветь как следует, был вызван срочно к своему батальону и отправился усиливать гарнизон крепости Нейшлот. А тут дошли слухи, что пал Выборг, за ним Кексгольм, и ненавистные «рюсси» идут прямо на них. Настала очередь Финляндии платить по шведским векселям.

Матти Ярвонен со своим батальоном был переведен в армию генерала Либекера и вместе со всеми войсками отступал по дорогам все выше и выше на север. Сначала шведы оставили Гельсингфорс, отступали к Або. Но здесь русские прорубили за одну ночь просеку, способную пропустить целую армию через лес, и обошли шведов, отрезая от побережья. Либекер вновь отступил, не принимая боя, к Тавастгусу. Его нерешительность вызывала недовольство всех. Сколько же можно было отступать. Неразговорчивые финны угрюмо молчали, но недовольство висело в воздухе грозовым напряжением.

Так что вовремя отозвали Либекера, и место командующего занял молодой и порывистый генерал Армфельд. И буквально сразу же попытался остановить русских в деле при Пелкиной, 5 октября 1713 года. Да не вышло. Обманули русские. И позиция была хороша — на перешейке меж двух озер, с полевыми укреплениями да с пушками. Храбро дрались и финны, и шведы. Но опять обошли их. Отвлекли атакой с фронта. А в то же время в густом тумане на плотах русские высадились во фланг, смяли карельских драгун, а дальше отступившую армию погнала русская конница — казаки и драгуны. Много тогда пало финских солдат.