Слуги Государевы. Курьер из Стамбула - Шкваров Алексей Геннадьевич - Страница 18

Господь миловал Алешу, мелкие царапины и порезы от турецких ятаганов были не в счет, зачем было пугать старушку. Писал лишь токмо то, что отличился, был повышен в звании да деньгами награжден за труды воинские.

Командир Вятского драгунского полка, сухонький и прихрамывавший полковник Кирилл Максимович Редькин испросил позволения фельдмаршала Мини-ха отстранения от службы за старостью и слабостью. Граф согласился, лично побеседовав с полковником, и подал рапорт на Высочайшее имя с ходатайством об увольнении Редькина. На что последовало соизволение Императрицы, и Редькин был отпущен со службы (в 62 года!) и даже награжден бригадирским чином.

Правда, уходя на зимние квартиры, добросердечный Редькин уступил просьбам многих офицеров полка и отпустил их в отпуска, да и сам уехал, не дождавшись Высочайшего соизволения на отставку. Делать этого без разрешения Миниха он никак не мог. Веселовский по молодости даже не просился, посему остался за ротного командира. А многие уехали. Сие было замечено и доложено Военной Коллегии. За что бригадир, теперь уж, Редькин был заново отозван на службу, а до тех пор, пока не явится, в залог забирались две его деревушки — Усть-Парцы Шацкого уезда и Обухово Калужской губернии. Что с ними потом стало — то неведомо.

За год до этого, в 1735, началось восстание башкир близ Уфы, Им даже удалось разгромить Вологодский драгунский полк, посланный на их подавление. Для усмирения бунта из армии был отправлен сначала генерал-поручик Румянцев, затем его сменил бригадир Хрущов. Но сил не хватало, они нуждались в подкреплении. Не успел Вятский полк оправиться от тяжелого похода, как последовал Высочайший указ о командировании из армии графа Миниха двух драгунских полков «с добрыми командирами» для усмирения бунта башкир, «понеже интерес наш всемерно требует, чтоб чрез нынешнюю зиму тех бунтовщиков усмирить и сие замешательство к вящему расширению не допускать».

Выполняя волю Императрицы, Миних распорядился послать туда осенью 1736 года Вятский и Ростовский полки. Лошадей своих, что пережили крымский поход, драгуны передали в другие полки, а сами отправились в поход пеши, держа путь свой на Воронеж. Таков приказ был.

Надо ж случиться, что встретил Алеша в походе старого знакомца — подполковника Павлова. Да, того самого, что взял их когда-то с матушкой в обоз своей роты, шедшей в Петербург.

— Господин подполковник! — изумленно обратился к ветерану Веселовский. — Не узнаете?

Павлов посмотрел на молодого поручика сначала недоуменно. Лоб наморщил. Потом лицо его прояснилось:

— Постой, постой, поручик. Уж не тебя ли я забирал с матушкой в Петербург, когда собирали полк наш по приказу фельдмаршала Миниха?

— Меня, господин подполковник! Значит, запомнили? — радовался Алеша.

Павлов заулыбался. Постарел ветеран, видимо, нелегко дались ему походы крымские, но все такой же был широкоплечий, кряжистый. Заграбастал он Веселовского по-медвежьи в объятья свои. По спине похлопал:

— Помню, помню. Только, отроком был ты еще совсем малым. В кадеты определялся. Вижу — удачно карьер пошел. Вона, в поручиках ходишь. А про море-то думаешь все? — И это помнил старый Павлов.

— Да забыл уже! Когда думать-то?

— Вот то-то. Что я тебе говорил тогда? Правда, и нонешная война…, — Павлов махнул рукой, не договаривая. — Но рад, рад видеть тебя.

Два месяца шли полки, пока не достигли Ельца. Здесь их догнал курьер с Высочайшим указом остановиться. Бригадир Редькин к этому времени был уже снова в своем полку, и лишь встали на зимние квартиры близ Ельца, отправился опять в Петербург, в Военную Коллегию за получением отставки. Командиром бригады остался старый знакомый Веселовского — Павлов, ставший командиром Ростовского полка и получивший к тому времени патент полковничий. А командиром Вятских драгун вскоре был назначен Иван Семенович Тютчев. Новый полковник разительно отличался от Кириллы Редькина и статью, и голосом звучным, и строгостью командирской. Хотя были они почти ровесники. Неподалеку от Брянска, в трех днях езды от полковых зимних квартир, Тютчев имел поместье Карповку. Там и проживало его семейство — супруга Анна Захаровна, две дочери — Елизавета старшая и Мария — младшенькая. Было еще у старого полковника два сына: старший — Степан Иванович, от первой еще жены покойницы — Прасковьи Юрьевны, находился в службе по артиллерийской части с 1712 года и младший — Михайло, ровесник Алешин. Состоял он по гвардии — в Измайловском полку, прапорщиком. От гвардии в турецкой кампании было отряжено по батальону с каждого полка. Так и Тютчев-младший оказался в армии Миниха. В боевых действиях до сей поры гвардейцы не участвовали, выполняя караульную да курьерскую службу. Старый Тютчев очень гордился своим младшим сыном и в тайне радовался, что состоит он ныне при ставке, а не в полевых войсках. Риску меньше и карьер можно удачный сделать. О старшем почти и не вспоминали. Жил он бобылем, единой службой, с отцом редко переписывался, а уж в имение-то родовое вообще не заглядывал.

Алеша Веселовский сопровождал не один раз своего полкового командира, когда тот отлучался домой. Деревенька их Карповка была совсем небольшой — дворов тридцать-тридцать пять, да крепостных с дворовыми — душ двести, не более того.

Там и произошло его знакомство с сестрами. Младшая — Мария, Машенька, как мысленно называл ее про себя Алеша, сразу понравилась молодому офицеру. Семнадцатилетняя, стройная, высокая, с русыми волосами, заплетенными в длинную косу, видневшуюся из-под платка, с острым смеющимся взглядом голубых глаз покорила сердце Веселовского. Она тоже видела, что нравится офицеру, и всегда с радостью встречала, когда он приезжал с отцом. Тихими зимними вечерами сидели они всей семьей за чаем в гостиной, и Алеше, порой, казалось, что он непозволительно часто и долго заглядывается на Марию Ивановну. Что это увидят. Конфуз получится. От того краснел, когда взгляды их встречались, и скорее отводил очи в сторону. Но и сама Маша заглядывалась на молодого офицера. Возвращаясь в полк, Веселовский невольно ловил себя на мысли, что постоянно думает о ней, вспоминает ее звонкий голос, серебристый смех. Как быстро пробегает по залу мелкими-мелкими шажками, нет-нет да посмотрит на молодого поручика и тут же отворачивается.