Зарубежная литература древних эпох, средневековья и Возрождения - Новиков Владимир Иванович - Страница 16

Входит хор трезенских женщин: до них дошел слух, что царица Федра больна и бредит. Отчего? Гнев богов, злая ревность, дурная весть? Навстречу им выносят Федру, мечущуюся на ложе, с нею ста­рая кормилица. Федра бредит: «В горы бы на охоту! на цветочный Артемидин луг! на прибрежное конское ристалище» — все это Ипполитовы места. Кормилица уговаривает: «Очнись, откройся, пожалей если не себя, то детей: если умрешь — не они будут царствовать, а Ипполит». Федра вздрагивает: «Не называй этого имени!» Слово за слово: «причина болезни — любовь»; «причина любви — Ипполит»;

«спасение одно — смерть». Кормилица выступает против: «Лю­бовь — всесветный закон; противиться любви — бесплодная горды­ня; а от всякой болезни есть лекарство». Федра понимает это слово буквально: может быть, кормилица знает какое-нибудь целительное зелье? Кормилица уходит; хор поет: «О, да минет меня Эрот!»

Из-за сцены — шум: Федра слышит голоса кормилицы и Ипполи­та. Нет, речь была не о зелье, речь была о любви Ипполита: кормили­ца все ему открыла — и напрасно. Вот они выходят на сцену, он в негодовании, она молит об одном: «Только ни слова никому, ты ведь поклялся!» — «Язык мой клялся, душа моя ни при чем», — отвечает Ипполит. Он произносит жестокое обличение женщин: «О если бы можно было без женщин продолжать свой род! Муж тратится на свадьбу, муж принимает свойственников, глупая жена тяжка, умная жена опасна, — я сдержу клятву молчания, но я проклинаю вас!» Он уходит; Федра в отчаянии клеймит кормилицу: «Проклятие тебе! смертью я хотела спастись от бесчестья; теперь вижу, что и смертью от него не спастись. Осталось одно, последнее средство», — и она уходит, не называя его. Это средство — возвести на Ипполита вину перед отцом. Хор поет: «Ужасен этот мир! бежать бы из него, бежать бы!»

Из-за сцены — плач: Федра в петле, Федра скончалась! На сцене — тревога: является Тесей, он в ужасе от неожиданного бедст­вия. Дворец распахивается, над телом Федры начинается общий плач, Но отчего она покончила с собой? В руке у нее — писчие дощечки;

Тесей читает их, и ужас его — еще больше. Оказывается, это Иппо­лит, преступный пасынок, посягнул на ее ложе, и она, не в силах снести бесчестья, наложила на себя руки. «Отче Посейдон! — воскли­цает Тесей. — Ты когда-то обещал мне исполнить три моих жела­ния, — вот последнее из них: накажи Ипполита, пусть не переживет он этого дня!»

Появляется Ипполит; он тоже поражен видом мертвой Федры, но еще больше — упреками, которые обрушивает на него отец. «О, по­чему нам не дано распознавать ложь по звуку! — кричит Тесей. — Сыновья — лживее отцов, а внуки — сыновей; скоро на земле не хватит места преступникам.» Ложь — твоя святость, ложь — твоя чистота, и вот — твоя обличительница. Прочь с глаз моих — ступай в изгнание!» — «Боги и люди знают — я всегда был чист; вот тебе моя клятва, а об иных оправданиях я молчу, — отвечает Ипполит. — Ни похоть меня не толкала к Федре-мачехе, ни тщеславие — к Федре-царице. Вижу я: неправая из дела вышла чистой, а чистого и правда не спасла. Казни меня, если хочешь». — «Нет, смерть была бы тебе милостью — ступай в изгнание!» — «Прости, Артемида, прости, Трезен, простите, Афины! не было у вас человека чище серд­цем, чем я». Ипполит уходит; хор поет: «Судьба переменчива, жизнь страшна; не дай мне бог знать жестокие мировые законы!»

Проклятие сбывается: приходит вестник. Ипполит на колеснице выехал из Трезена тропой меж скал и берегом моря. «Не хочу я жить преступником, — взывал он богам, — а хочу лишь, чтобы отец мой узнал, что он не прав, а я прав, живой или мертвый». Тут море взревело, вскинулся вал выше горизонта, из вала встало чудище, как морской бык; кони шарахнулись и понесли, колесницу ударило о скалы, юношу поволокло по камням. Умирающего несут обратно во дворец. «Я отец ему, и я обесчещен им, — говорит Тесей, — пусть же он не ждет от меня ни сочувствия, ни радости».

И тут над сценой является Артемида, богиня Ипполита. «Он прав, ты не прав, — говорит она. — Не права была и Федра, но ею двигала злая Афродита. Плачь, царь; я делю с тобою твою скорбь». На носилках вносят Ипполита, он стонет и молит добить его; за чьи грехи он расплачивается? Артемида наклоняется над ним с высоты:

«Это гнев Афродиты, это она погубила Федру, а Федра Ипполита, а Ипполит оставляет безутешным Тесея: три жертвы, одна несчастнее другой. О, как жаль, что боги не платятся за судьбу людей! Будет горе и Афродите — у нее тоже есть любимец охотник Адонис, и он падет от моей, Артемидиной, стрелы. А тебе, Ипполит, будет в Трезене вечная память, и каждая девушка перед замужеством будет прино­сить тебе в жертву прядь волоо. Ипполит умирает, простив отца; хор заканчивает трагедию словами:

М. Л. Гаспаров

Геракл (Heracles ) - Трагедия (ок. 420 до н. э.)

Имя «Геракл» означает «Слава богини Геры». Звучало это имя ирони­чески. Богиня Гера была небесной царицей, супругой верховного Зевса-громовержца. А Геракл был последним из земных сыновей Зевса: Зевс нисходил ко многим смертным женщинам, но после Алкмены, матери Геракла, — уже ни к кому. Геракл должен был спасти богов Олимпийцев в войне за власть над миром против восставших на них земнородных Гигантов: было пророчество, что боги победят Гигантов, только если к ним на помощь придет хотя бы один смерт­ный человек. Таким человеком и стал Геракл. Гера должна была бы, как все боги, быть ему благодарна. Но она была законной женою Зевса, покровительницей всех законных браков, и внебрачный сын ее мужа, да еще и самый любимый, был ей ненавистен. Поэтому все сказания о земной жизни Геракла — это сказания о том, как пресле­довала его богиня Гера.

Главных таких сказаний было три. Во-первых, о двенадцати под­вигах Геракла: Гера устроила так, чтобы могучий Геракл должен был отслужить двенадцать подневольных служб ничтожному царю Еврисфею. Во-вторых, о безумии Геракла: Гера наслала на него исступле­ние, и он перебил из лука собственных детей, приняв их за врагов. В-третьих, о мученической смерти Геракла: Гера сделала так, чтобы жена Геракла, сама того не зная, подарила ему пропитанный ядом плащ, который так истерзал героя, что тот сам сжег себя на костре. О самосожжении Геракла Софокл написал свою трагедию «Трахинянки». А о безумии Геракла Еврипид написал трагедию «Геракл».

В разных концах Греции, как всегда, эти мифы рассказывались по-разному. В Средней Греции, в Фивах, где будто бы родился Геракл, лучше всего помнился рассказ о безумии. На юге, в Аргосе, где Ге­ракл служил царю Еврисфею, лучше всего помнился рассказ о двенад­цати подвигах. На севере, возле горы Эты, где был Гераклов погребальный костер, рассказывали о его самосожжении. А в Афинах говорили иначе: будто Геракл не сжег себя, а нашел последний приют от гнева Геры здесь, в Афинах, у своего молодого друга, афинского героя Тесея. Этот малораспространенный миф и взял Еврипид для развязки своей трагедии. А жену Геракла у него зовут не Деянира (как у Софокла), а Мегара (как называли ее в Фивах).

Небесным отцом Геракла был Зевс, а земным отцом Геракла был герой Амфитрион, муж его матери Алкмены. (Про Амфитриона, Алкмену и Зевса напишет потом комедию римлянин Плавт.) Амфи­трион жил в Фивах; там родился и Геракл, там женился он на фиванской царевне Мегаре, оттуда ушел он в Аргос служить царю Еврисфею. Двенадцать лет — двенадцать служб на чужбине; послед­няя — самая страшная: Геракл должен был сойти под землю и вы­вести оттуда чудовищного трехглавого пса, сторожившего царство мертвых. А из царства мертвых — люди знали — никогда и никто не возвращался. И Геракла сочли погибшим. Этим воспользовался со­седний злой царь Лик (имя которого значит «волк»). Он захватил Фивы, убил фиванского царя, отца Мегары, а Мегару, и ее детей, и старого Амфитриона приговорил к смертной казни.