Знатная плутовка - Басби Ширли - Страница 11

Хиггинс не торопился с ответом. Ему на память пришла та необычная застенчивость, которую проявлял юнга, стоило появиться рядом капитану. Наконец он произнес:

– Я бы не сказал, что заметил нечто странное.

Наверное, паренек просто взрослеет, и ему уже неловко служить на побегушках. Может быть, в нем просыпается своего рода честолюбие.

Сэйбер фыркнул.

– Сомневаюсь. Хотя, может быть, ты и прав. Мне следует подумать о его будущем.

Николь этот разговор мог повергнуть в сильную озабоченность, но, к счастью, она его не слышала. Как ни в чем не бывало она продолжала исполнять свои будничные обязанности, хотя в душе вновь проснулось беспокойство: не заподозрил ли чего капитан?

Мысли о нем не оставляли ее и потом. Когда несколько дней спустя Николь в одиночестве лежала на пустынном пляже, она снова вспомнила о капитане. В тот день она, поборов страх, опять решилась искупаться. Правда, она не стала заплывать далеко. Если б капитан об этом узнал, подумала она, то посмеялся бы над ее малодушием. Выйдя из воды, она повалилась на горячий песок и вздохнула: любой повод вызывает у нее воспоминания о капитане Сэйбере.

До недавних пор она не задумывалась над теми отношениями, которые у них сложились. Николь не могла не признать, что в первые годы своей службы она восхищалась им. Ведь благодаря ему ей удалось осуществить свою мечту – избавиться от невыносимых опекунов, окунуться в жизнь, полную приключений. Так было до тех пор, пока не началась война с Англией, которая заставила ее по-новому взглянуть на свои чувства.

Странно, вдруг подумала она. За пять лет, что они прожили бок о бок, капитан не выказал ни малейшего интереса к своему слуге. Ни разу он не спросил, отчего она так страстно рвалась в море и есть ли у нее родители, которые наверняка беспокоятся.

Отчасти это, видимо, объяснялось традицией не задавать нескромных вопросов тем, кто поступал на корабль. Это было неписаным правилом: никто, даже капитан, не имеет права допытываться, какими судьбами человек оказался в море. Сэйбера Николь интересовала лишь постольку, поскольку исполняла некоторые обязанности. Он был требователен, но не жесток. Она тоже не задавала лишних вопросов, лишь смотрела на него с обожанием. Так было до тех пор, пока он не повел себя, по ее мнению, совершенно бессердечно.

Это произошло три месяца назад, когда они плыли из Франции в Новый Орлеан. Один из членов команды – восемнадцатилетний парень – в порту тайно провел на шхуну женщину. Это была проститутка, каких множество в любом портовом городе. Николь недоумевала, чем эта невзрачная женщина с грубыми чертами лица сумела пленить матроса Тома. Он был настолько ослеплен любовью и так ловко управляем более старшей и опытной подругой, что отважился нарушить строжайший морской запрет – никаких женщин на борту в открытом море. Проститутку обнаружили через два дня после отплытия из Франции. Николь поежилась, вспоминая выражение лица капитана, когда Тома с подругой привели к нему. Сэйбер приказал дать Тому тридцать плетей. Наказание было суровым, но, в конце концов, Том знал, на что шел. Николь вполне отдавала себе отчет, что капитан просто вынужден железной рукой поддерживать на судне установленный порядок. Она могла не одобрять суровость наказания, но и не осуждала за это капитана. Ее потрясло его отношение к женщине.

По завершении порки Сэйбер обратил свой взгляд на проститутку. Он долго смотрел на нее, как будто сомневаясь, как с ней поступить. Женщина неверно истолковала этот пристальный взгляд и ответила капитану кокетливой призывной улыбкой. На его лице не отразилось никаких чувств, когда он резко бросил:

– Отправить ее в трюм. Раз уж на борту оказалась шлюха, пускай команда попользуется ею в свое удовольствие.

Матросы с хохотом поволокли упиравшуюся жертву в трюм. Николь поняла, какая участь ожидает женщину на корабле, и ей едва не сделалось дурно. Какой же он жестокий и бесчувственный, этот Сэйбер, подумала она.

Ей было очень жаль несчастную. Никакая женщина, пускай даже уличная девка, думала она, не заслуживает того, чтобы быть брошенной на потеху целой корабельной команде.

Сейчас, живо вспоминая этот ужасный эпизод, она зябко поежилась, хоть солнце и палило нещадно. Как отвратительны мужчины! Но тут слабая улыбка коснулась ее губ. Нет, не все. По крайней мере, не Ален.

Мысль об Алене ободрила Николь. Именно он намекнул Сэйберу, что не следует Нику быть свидетелем абсолютно всего, что происходит в каюте. Капитан вспомнил, как он не раз развлекался с женщинами легкого поведения, когда Ник, как предполагалось, крепко спал в своем уголке. Сэйбер с ухмылкой распорядился обустроить юнге отдельное местечко. Так Николь оказалась владелицей персонального закутка рядом с капитанской каютой. На самом деле это был платяной шкаф, но Ален позаботился, чтобы его расширили. В результате Николь поселилась в крошечной комнатке, где, однако, вполне хватило места для гамака и сундучка с ее скромными пожитками. Со временем она преисполнялась все большей благодарности Алену за его мудрый совет капитану.

Солнце пекло все жарче, лежать нагишом на раскаленном песке становилось невыносимо. Николь встала и медленно побрела вдоль кромки прибоя. Страх перед акулами совсем утих, и она с радостью окунулась в бодрящую воду. Немного поплавала, пока не почувствовала легкую приятную усталость. Потом нехотя вышла из воды и подставила улыбающееся лицо солнечным лучам. Зная, что никто ее не видит, она вела себя по-детски непосредственно. Но Николь ошибалась. Она была не одна.

Скрытый буйной тропической растительностью, за ней тайком наблюдал мужчина. Открывшееся зрелище привело его в такой восторг, что он замер в безмолвном оцепенении и жадно пожирал глазами смеющуюся девушку с рассыпавшимися по плечам наподобие роскошной соболиной мантильи золотистыми волосами.

За эти годы малышка Николь из угловатого подростка превратилась в стройную, прекрасно сложенную девушку. Она была неширока в кости; узкая талия резко контрастировала с округлившимися бедрами; высокая грудь, хоть, и не массивная, составила бы гордость любой женщины. Глядя на эту юную красоту, мужчина сардонически ухмыльнулся: как можно было пребывать в заблуждении относительно пола этого восхитительного создания! Сгорая от вожделения, он был уже готов ринуться к ничего не подозревавшей девушке, как вдруг его остановил звук приближавшихся шагов. Из-за деревьев показался человек, которого притаившийся соглядатай сразу узнал.

– Черт побери. Ник! Сколько раз я тебя предупреждал? Ведь так кто-нибудь может застать тебя врасплох!

Николь вздрогнула, но, узнав своего друга, улыбнулась.

– Ах, Ален, ты преувеличиваешь. Корабль стоит на рейде на другом конце острова, и вся команда развлекается в городке. Разве что-нибудь на свете может оторвать их от рома и девок и заставить явиться сюда?

– Ты не права! Возможна любая случайность. Нам тогда не поздоровится. Я много раз говорил тебе: хочешь искупаться – дай мне об этом знать, чтобы я хоть покараулил'.

Николь, нимало не смущаясь своей наготы, скорчила рожицу и пробурчала:

– По-моему, ты напрасно беспокоишься. Ален грустно покачал головой.

– А по-моему, ты недооцениваешь опасность, которой себя подвергаешь. Оденься!

Николь нехотя натянула грубые штаны и, не позаботившись туго перевязать грудь, что она обычно делала, надела рубаху.

– Теперь ты удовлетворен? – вызывающе усмехнулась она.

На его озабоченном лице появилась улыбка.

– Вполне. Хотя я все-таки мужчина и предпочел бы, чтобы ты осталась как была. Ну ладно, давай я тебя причешу.

Николь послушно подошла к нему и присела рядом. Привычными движениями Ален туго зачесал ее непослушные волосы назад и заплел их в матросскую косичку. Закончив, он помог ей подняться и еще раз окинул придирчивым взглядом. Ее огромные глаза светились топазовым блеском, оттененные пушистыми ресницами. Полный чувственный рот совсем не походил на мужской. И прямой, слегка вздернутый носик был явно не мужским. Ален с тревогой подумал: ее маскарад становится все более рискованным.