Опыт о законе народонаселения - Мальтус Томас Р. - Страница 18

Правда, в цивилизованной стране, знакомой с теми благами, которые доставляет достаток, подобный предрассудок не может вполне уничтожить естественные понятия, но он может значительно помрачить их. До тех пор этот мрак не будет рассеян, пока бедные не поймут причины своих страданий и пока им не будет внушено, что они сами себя должны винить за испытываемые бедствия, – до тех пор мы не вправе утверждать, что в деле супружества каждому человеку может быть предоставлен свободный выбор.

VII

Какое влияние на гражданскую свободу оказывает знакомство

с главной причиной бедности

Из всего сказанного выше вытекает, что сам народ является главнейшим виновником своих страданий. Быть может, на первый взгляд такое утверждение покажется неблагоприятным для свободы. Мне могут заметить, что это утверждение дает правительству основание для угнетения подданных и в то же время отнимает у последних право жаловаться на угнетение, а правительству дает возможность сваливать пагубные последствия притеснения на естественные законы природы или неблагоразумие бедных. Однако не следует судить по первому впечатлению. Я уверен, что при ближайшем знакомстве с предметом нетрудно убедиться, что лишь полное и всеобщее понимание главной причины бедности является самым верным средством для утверждения на прочных основаниях действительной и разумной свободы и что, наоборот, главное препятствие к ее утверждению заключается в неведении этой причины и в естественных последствиях, проистекающих от такого неведения.

Бедствия низших классов населения и привычка винить в этих бедствиях правительство представляются мне истинной опорой деспотизма. Эти бедствия и эта привычка создают основание для злоупотребления властью, практикуемого якобы с целью сдерживать недовольных. Вот почему свободному правительству нередко грозит погибель от терпимости тех, кто обязан его поддерживать; вот истинная причина бесплодности самых великодушных усилий и гибели во время революций возникавшей свободы. Пока всякий недовольный, обладающий талантами человек будет иметь возможность волновать народ, внушая ему, что нужно винить правительство в своих бедствиях, до тех пор всегда будут отыскиваться новые способы и поводы для возбуждения неудовольствия. Свергнув правительство, народ, оставаясь под гнетом прежней нищеты, обращает свою ненависть на тех, кто занял место прежних правителей. Не успеет он погубить эти новые жертвы, как уже требует других, и нельзя предвидеть конца мятежам, вызываемым все той же деятельной причиной. Неудивительно поэтому, что большая часть благонамеренных людей обращается к неограниченной власти. Они убедились, что правительство, придерживающееся благоразумных границ, неспособно обуздать революционные страсти; их утомили бесконечные перемены; они утратили веру в собственные силы и ищут покровителя, способного оградить их от неистовств анархии.

Мятежная толпа есть следствие излишка населения. Она возбуждается испытываемыми страданиями, не зная того, что сама является виновницей этих страданий. Эта безумная мятежная толпа есть злейший враг свободы; она порождает и поддерживает тиранию. Иногда она яростно сокрушает тиранию, – но для того лишь, чтобы тотчас же восстановить ее в иной форме. Англия, быть может, не замедлит представить пример влияния мятежа на возникновение тирании. Как сторонник свободы и противник многочисленных постоянных армий, я должен с глубоким прискорбием сознаться, что лишь благодаря этой силе во время последних неурожаев (1800 и 1801 гг.) народ, поощряемый невежеством и безрассудством высших классов, не покусился на самые пагубные насилия, которые могли повергнуть страну во все ужасы голода. Если такие бедствия повторятся (а настоящее положение страны дает возможность это предвидеть), то нам предстоит мрачная будущность. Английская конституция пойдет быстрыми шагами к той медленной смерти, которую предсказал ей Юм, если только какое-нибудь народное возмущение не остановит ее, но это будет печальное средство, способное лишь усилить наш ужас. Когда политические неудовольствия присоединяются к воплям, вызываемым голодом, когда революции производятся народом из-за нужды и недостатка пропитания, то следует ожидать постоянных кровопролитий и всевозможных насилий, которые могут быть остановлены лишь безусловным деспотизмом.

Трудно допустить, чтобы естественные защитники английской свободы подчинились обнаружившимся в последнее время постепенным захватам власти, если бы они не надеялись избежать этим путем еще больших бедствий. Как бы сильно ни было влияние подкупов, из уважения к народным представителям в парламенте, я не могу допустить, чтобы они отказались от прав, обусловливающих их свободу, если бы не находились под влиянием непритворного страха, что со стороны народа угрожает большая опасность, чем со стороны властей. Они перешли на сторону правительства, вероятно, под условием, чтобы оно охраняло их от черни; если бы опасности не существовало в действительности или в их воображении, они никогда не решились бы на такую печальную сделку. Нельзя отрицать того, что подобные опасения искусственно преувеличивались и превысили пределы возможного; тем не менее я считаю несомненным, что постоянные походы против несправедливых общественных учреждений и лживые доводы в защиту равенства, распространяемые среди низших классов народа, вызывали справедливые опасения и заставляли предполагать, что если бы народу в этом вопросе был предоставлен свободный голос, то это был бы голос заблуждения и даже безумия.

Если бы британская конституция окончательно выродилась в деспотизм, как это ей пророчили, ответственность за это, по моему мнению, пала бы на народных представителей в гораздо большей степени, чем на министров. Тем не менее, желая быть справедливым к этим представителям, я готов признать, что оставление некоторыми из них поста защитников британской свободы было следствием скорее страха, чем подкупа, и что основанием для этого страха служило невежество народа, могущество, которое ему приписывали, и ожидание ужасающих смут в том случае, если бы при подобном состоянии умов народ захватил власть посредством восстания.

Полагают, что лекции Пейна о правах человека причинили много вреда среди низших и средних классов общества. Это весьма вероятно и не потому, чтобы человек не имел прав или чтобы он не должен был знать о них, а потому, что Пейн впал в важные заблуждения относительно оснований правительственной власти и оказался несведущим относительно сущности общественного устройства. Он заблуждается, между прочим, также относительно тех нравственных влияний, которые оказывают различные физические условия Англии и Америки. Тот особый вид черни, который всюду встречается в Европе, не имеет ничего себе подобного в Америке. Физические условия Соединенных Штатов не допускают существования большого числа людей, не имеющих собственности, поэтому в этой стране нет надобности в столь сильном, как в Европе, гражданском управлении, которое всегда имеет целью охранение собственности. Пейн совершенно справедливо утверждает, что какова бы ни была кажущаяся причина народных возмущений, действительная их причина всегда кроется в бедствиях народа. Но когда он прибавляет, что это служит признаком какого-либо несовершенства правительства, когда он приходит к заключению, что последнее причиняет вред общественному благосостоянию, вместо того, чтобы охранять его, он впадает в весьма распространенное заблуждение, возлагающее на правительство ответственность за все народные бедствия. Нетрудно заметить, что бедствия могут существовать и вызывать возмущения при отсутствии знакомства народа с причиной бедствий и без всякой вины со стороны правительства. Избыток населения в старых государствах представляет такую причину, совершенно неведомую в Америке. Если бы для устранения бедствий был установлен, согласно предложению Пейна, налог в пользу неимущих, то этим значительно усилилось бы зло, и общество вскоре было бы поставлено в невозможность собрать необходимые для такого назначения суммы.