Инь - Ян (СИ) - Бикбаев Равиль Нагимович - Страница 4

-- Вы как хотите, а я домой!

Достаю оставшиеся деньги, отделяю червонец себе на проезд, оставшиеся бросаю на стол:

-- Берите деньги, бухайте, а я пошел.

Мой кошмар расстроилась, что-то залепетала и попыталась меня удержать схватив за руку. Еще два кошмара легонько засмеялись. Олег и Пашка стали вперебой уговаривать:

-- Время час ночи ... в таком виде .... куда попрешься ... до первого патруля ... да ладно тебе оставайся ... выпей тебе и полегчает ...

Пока они меня уговаривали, я рассматривал их девушек и сравнивал со своим кошмаром, что все еще держала меня за руку.

-- Да вы .... еще и ..., а вдобавок и подлецы! - стал я матерно пенять своим собутыльникам, - себе так получше взяли, а мне?

И рукой обличающе показываю на стоящий рядом со мной кошмар. Пристыженный Пашка жертвую собой предложил поменяться. Олег предложил все обсудить, а пока выпить еще по одной. Мой кошмар вероятно догадавшись о произведенном впечатлении обиженно прямо по детски заплакала.

-- Да ладно тебе не реви, - погладил я ладонью по длинным прямым и черным волосам свой кошмар. Девушка чуть доставала мне до плеча, и гладить по голове ее было легко.

-- Хрен с вами остаюсь, - доложил я всем.

Потом обрадовал Пашку:

-- Меняться не будем,

Попросил Олега:

-- Наливай!

Посмотрел на свой кошмар, она ласково улыбнулась, я содрогнулся.

-- Тебя хоть как зовут? - безнадежным тоном поинтересовался я именем своего кошмара.

Она прокурлыкала свое имя, я разобрал только гласные.

-- По-русски, ее зовут Маша, - чуть коверкая слова, перевела имя кошмара ее подружка.

Называть Машей этот кошмар, у меня язык не повернулся. Это Мария?! Нет! Это азиатский ужас парящий на крыльях угарно пьяной ночи. Тут я припомнил как на унылых стояночных вахтах, читал потрепанный невесть как попавший на судно вузовский учебник по восточной религиозной философии, и сразу подобрал подходящее имя для своего кошмара:

- Я буду звать тебя Инь, - окрестил я свой кошмар, и по-дружески потрепал ее по плечу.

Польщенная новым именем Инь захлопала в ладошки и потянула меня обратно за стол. Выпили, потом еще раз, потом еще и практика в который раз опровергла теорию. Когда много выпьешь водки, а тем более самогона, то не то что не бывает некрасивых женщин их вообще не бывает. Выпив как следует и даже больше, я отрубился прямо за столом.

Еще не мертв, но уже и не жив. Вот так я себя ощутил когда очухался. Голый лежу в чужой постели и умираю.

О! Как ты мучительна русская национальная пытка - похмелье! Зовешь смерть как облегчение от мук, но она не приходит. Так вот он какой, наш русский ад! Каждый раз по грехам своим туда попадаем, а всё мало нам, всё не хватает, снова и снова туда проваливаемся, попав опять зарекаемся не пить, не грешить, а потом по новой, по бесконечному кругу страданий.

С трудом встаю, шатаясь иду, на столе бутылка с пивом, и послание от верных друзей:

"Поднять тебя не смогли. Если оклемаешься, то встретимся вечером"

Бросаю на пол заляпанный маслом клочок бумаги исписанный размашистым и явно похмельным почерком. Открываю бутылку с пивом выпиваю животворный напиток залпом и чувствую: буду жить! Осматриваясь по сторонам ищу одежду. Брюки, рубашка, пуловер аккуратно повешены на спинку стула. Все выстиранное, выглаженное, без следов водки, крови и блевотины. Обоняю какой то странный запах, провожу ладонью по лицу, рассматриваю и вынюхиваю результат - какая то желтоватая мазь. Нахожу зеркало и рассматриваю свою физиономию: "Свет мой зеркальце скажи, да всю правду доложи..." Опухшая, обритая, похмельно - противная морда юного пропойцы украшенная синюшными разводами кровоподтеков угрюмо смотрела на меня из зеркала.

Быстро одеваюсь и ухожу. Всё, с меня хватит. Теперь только сухое вино в малых дозах и романистические вздохи на свиданиях со сверстницами.

Вернувшись домой, ещё поспал, потом сожрал приготовленный мамой обед, принял душ и с тоской отметил в календаре, до отправки в часть осталось тринадцать дней. Босиком полуголый я заметался по нашей небольшой квартире. Что делать то, Господи? Господу было не до меня, и я сам нашел ответ: Надо спешить жить! Надо пить! Гулять! Радоваться остаточным крохам свободы. Ну и конечно любить девушек изо всех сил!

Ну и много ты нагуляешь, если под глазом два фингала? Кто с таким встречаться будет? Я и так далеко не красавец, а лысый да еще с такими синюшными украшениями так вообще просто кошмар. Да именно кошмар! А раз так то у меня есть достойная меня кошмарная подруга - Инь.

Время было как раз шесть часов полполудня, рабочая смена на трикотажке уже закончилась. Пора трезвыми глазами взглянуть в лицо своему кошмару, а потом в конце то концов при акте всегда можно закрыть глаза, а уж если кошмар будет непереносимым то просто встать и уйти.

Вечером в коридоре общаги совсем не экзотично воняло жареной рыбой, девушки вернувшись с работы, готовили ужин. Ещё пахло сушившимся бельем и какими-то притираниями. Для любой женской общаги обычный букет ароматов. Встречавшиеся вьетнамки оптимизма и желания общаться с ними не вызывали. Все они как на подбор были почти на одно лицо, желтое лицо моего кошмара, к тому же усталые не накрашенные и тщедушные. Переговаривались они между собой на курлыкающем языке. На меня внимания не обращали. Номер комнаты где я очухался, я еще с утра запомнил, поэтому никого и не о чем не спрашивая упорно шел навстречу своему ночному ужасу. Постучался в хлипкую дверь, и не дожидаясь приглашения вошел. В комнате никого не было. Я уселся на уже застеленную кровать и стал ждать.

Она вошла одетая в старенький застиранный халатик и держа в руках дурно пахнущую кастрюлю. Маленькая, смешная в своем явно ей большом халате, страшненькая, щупленькая. Увидела меня и как вздрогнет, только большая кастрюля в ее руках ходуном заходила.

-- Привет Инь, - весело и непринужденно поздоровался я.

Вскочил с кровати и взял из её рук кастрюлю. Стараясь не дышать, поставил емкость на стол. Объяснил:

-- Вот зашел тебя проведать

-- Здрвству товарич, - исковеркав русский язык, испуганно ответила девушка, потом сердито закурлыкала на родном языке и подложила под горячую кастрюлю деревянную подставку.

По ее тону я сразу определил, мне совсем не рады. Впрочем учитывая обстоятельства нашей первой встречи, меня это ничуть не удивило. Если для меня Инь была кошмаром, то я для нее уж точно принцем не был.

Инь все рассерженно курлыкала, а я улыбался как идиот и мыча междометиями кивал ей головой. Диалог культур все не получался, и не получался. Инь этот разговор и мое общество явно надоели, она взяла меня за рукав пуловера и потащила к выходу из комнаты. "Не больно то и надо!" - обиделся я. Тоненькая ручка у нее оказалась сильной, да я и не сопротивлялся. Вытащив меня из комнаты, Инь не отпуская моей руки, поволокла меня по коридору. Я безвольной баржой тащился за своим буксиром, а голове пульсировала крайне обидная рифма: "Обломался! Обломался! Даже тут ты обломался!" Самолюбие было жесточайшим образом уязвлено. Инь дотащила меня до крайней комнаты, энергично толкнула меня вовнутрь, зашла туда и сама. Навстречу мне из-за стола поднялся уже знакомый тщедушный неопределенного возраста азиат. Инь опять возмущенно закурлыкала, азиат бесстрастно её выслушав, твердо мне заявил:

-- Денег не верну, это ты виноват, а не девушка.

-- Ты вообще кто такой? - обалдев от его утверждения, спрашиваю я

-- Руководитель группы и секретарь партии, - серьезно и с достоинством отвечает азиат.

-- Да я не за деньгами пришел, - растерянно объяснил я.

-- А зачем? - недоуменно и с подозрением спросил секретарь партии.

-- ?! - вытаращил я глаза и поспешно объяснил, - я с Инь просто повидаться пришел, спасибо ей сказать за то что одежду постирала.

Азиат переводит, Инь облегченно всхлипывает и улыбается, вьетнамский руководитель мне объясняет: