Огонь! Бомбардир из будущего - Корчевский Юрий Григорьевич - Страница 13

Мы уселись на стулья, закурили по трубочке. Табак на удивление был хорош – легкий, ароматный, с привкусом то ли дуба, то ли еще какого-то дерева. Сделав затяжку, я удивился, затем одобрил:

– Very good!

Эти слова даже при моем скудном словарном запасе я знал. Лицо Патрика расплылось в самодовольной улыбке.

– Вест-Индия!

Он поднял указательный палец. Я очень давно не курил, с непривычки слегка закружилась голова. Патрик достал бутылку виски, разлил по рюмкам. Мы выпили – это оказалось отменное виски. Я одобрительно поднял большой палец. Патрик захохотал и хлопнул меня по плечу. Затем через переводчика я ответил на его многочисленные вопросы, начиная, чем протирал живот и кончая вылущиванием узлов. Разговор продолжался долго, часа два, под конец я попытался сказать, что теперь мне надо проведать пациента. Патрик удивился:

– А зачем? У его постели будут бессменно дежурить два английских врача, при ухудшении состояния вас немедленно известят, единственная просьба – не уходить из дворца, дабы вас можно было быстро найти. Такие руки, как у вас, – Патрик завистливо покосился на мои руки – надо беречь, они стоят значительно дороже золота.

Он не предполагал, что в далекой Московии могут быть хирурги такого уровня. Поскольку он является членом Британского общества хирургов, просит разрешения подробно описать ход операции на собрании. Я великодушно согласился. Поскольку за операцию я все-таки устал, причем больше сказывалось нервное напряжение, все же король, владыка половины мира, если считать колонии, ошибка могла бы мне дорого стоить, решил отдохнуть. Утром, не надеясь на английских коллег, пошел взглянуть на пациента. Состояние было неплохим. Король постанывал, капризничал – но на то он и монарх, повязка была почти сухой, рядом сидели два врача в зеленых камзолах, возле них лежали перевязочные материалы. Я пощупал лоб, небольшая температура была. Дав некоторые указания, взяв переводчика, я отправился побродить по дворцу, не каждый день приходится бывать в замке английских королей. Я помнил, что дворец французского короля Людовика мне так и не удалось осмотреть. Меня проводили в картинную галерею, где были портреты всех родственников короля, осмотрел доспехи и оружие, причем кое-что смог надеть на себя ради интереса. Затем отправился обедать. Меня обслуживали быстро, вежливо, но как-то уж безразлично. У всех слуг каменные, ничего не выражающие лица. То ли вышколены во дворце, то ли все англичане такие. Уныло прошла неделя, король начал вставать, легко самостоятельно мочиться. По-моему, он обо мне и не вспоминал. Дня через три через переводчика, совместно с Патриком, я осмотрел короля Якова, признал его состояние удовлетворительным, в моих услугах он больше не нуждался. Патрик был со мной согласен. Я напомнил королю, что хорошо бы со мной рассчитаться, и попрощался. Часа через два в мою комнату вошел королевский казначей, скривясь, отсчитал золотые и попросил расписку, которую я незамедлительно написал. Да, порядок в Англии был, это не французский двор, уж я-то мог сравнить. Следом после ухода казначея вошел вельможа, что сопровождал меня по пути в Англию, объяснил, что во дворе стоит экипаж, который отвезет меня в порт, корабль ждет меня, капитан предупрежден, и меня доставят назад в любой порт на побережье Балтики. Мы раскланялись, я собрал свои небогатые пожитки и сумку с инструментами и вышел. Сопровожденный слугой, который нес сумки, сел в экипаж и направился в порт, по дороге снова разглядывал улицы, дома, мосты. Тумана в этот день не было, и можно было хоть что-то разглядеть. У пристани стоял прежний бриг, дежурный матрос позвал дежурного офицера, тот узнал меня, и я поднялся на борт. Меня поместили в ту же каюту, бриг поднял паруса и вышел в море. Ветер был небольшой, и ход был невелик. Но постепенно земля скрывалась из виду. Я стоял на палубе, глазел, как матросы четко и быстро выполняют команды.

Вдали показались паруса трех кораблей, они шли встречным курсом, быстро сближаясь. Капитан со старшим офицером долго смотрели в подзорные трубы, взволнованно переговариваясь. Засвистела боцманская дудка, матросы резво забегали, заскрипели люки орудийных портов. Похоже, корабли были неприятельские. Я подошел к старшему офицеру – указал рукой на корабли, он коротко бросил.

– Испания!

Вот дела, мне не хватало встрять в морской бой, тем более один корабль против трех неприятельских навевал нехорошие предчувствия. Сделать что-либо я не мог, просто стоял, опершись на борт, и глазел, как испанцы обходят нас слева и справа. Слева по ходу надвигались два судна, по размеру вроде нашего – кажется, каравеллы, а справа тяжеловесной тушей подходил здоровенный галеон. Порты всех орудий были открыты, было уже видно, как на палубе суетятся матросы. Если сейчас грохнут, нам будет полный капут. С галеона засемафорили флажками, на английском бриге спустили паруса, и мы остановились. Вокруг капитана собрались офицеры, матросы с боцманом стояли у мачт, все ждали дальнейшего развития событий. От галеона отвалила шлюпка, стала приближаться к нам. Сам галеон – здоровенное судно с тремя рядами орудийных портов по борту – стоял недалеко, не более чем в кабельтове. Было видно, как испанский капитан стоит на корме и наблюдает за нами в подзорную трубу. Шлюпка подошла, с брига сбросили веревочный трап, и испанцы полезли на корабль. Первым на палубу взобрался молодой испанский офицер в расшитом золотом синем мундире, за ним посыпались матросы, держа в руках короткие абордажные сабли, но сопротивляться никто и не думал. Офицер подошел к англичанам, протянул руку, и капитан отдал ему свою шпагу. Испанец повернулся к галеону и в высоко поднятой руке помахал шпагой в ножнах. Как я понял, мы попали в плен. Мои нехорошие предчувствия еще там, в Москве, меня не обманули. Похоже, и деньги плакали, и сам теперь в испанском плену окажусь. И дернуло же меня связаться с англичанами. От галеона отвалила еще одна шлюпка, на палубу взобралась новая партия испанцев. Офицеров разоружили, отвели в кормовую каюту, меня после разговоров капитана и испанского офицера поместили к ним же. Матросов заперли в трюме. И у трюма, и у кают с офицерами поставили вооруженных часовых. По судну чувствовалось, что оно делает поворот, испанцы подняли паруса, и в окружении трех испанских судов английский бриг направился на юг, в Испанию. Английские офицеры вели себя спокойно, достали из шкафчика виски или бренди, уселись на пол и занялись поглощением алкоголя, неспешно переговариваясь. Было такое ощущение, что они не больно-то и переживали пленение и сдачу корабля. Для военного любой страны это позор, сдача вместе с судном без боя – позор вдвойне. Конечно, война в Европе идет давно, и воюющие страны от нее подустали, но не до такой же степени. Может быть, выдержка у англичан отменная? Скорее всего после окончания военных действий их обменяют на испанских пленных или выкупит английская казна. Я же сам по себе, обо мне английский король беспокоиться не станет, и как гражданскому лицу обмен на пленного испанца мне не грозит тоже. Может, по прибытии на место требовать интернирования? Россия сейчас ни с одной страной Европы не воюет, а с Испанией не воевала никогда, капитан судна должен подтвердить, что меня привезли из России и везли обратно, ни в каких военных действиях я участия не принимал. Другой вопрос – поверят ли пленному англичанину испанцы, а если и поверят, захотят ли отпустить? О жестокости испанцев разговоров было полно, слухи докатывались и до России. Могут посадить гребцом на галеры, век тогда не освободишься, тем более ростом и силой я не обижен. За размышлениями я не заметил, как наступили сумерки. Изредка небольшими группами нас выводили в туалет, дали питьевой воды. Офицеры улеглись в каюте на пол и дружно принялись храпеть. Ко мне же сон не шел, я крутился на жестких досках пола и строил планы своего освобождения. Ничего разумного в голову не приходило – ну не бросаться же с корабля в открытое море. С тем под утро и уснул. Нас в каюте никто не беспокоил, только в полдень принесли питьевой воды и сухарей. К вечеру по палубе раздался топот ног матросов, захлопали опускаемые паруса. Один из офицеров, стоя у кормового окна, сказал, что узнает эти берега – мы приближаемся к Картахене, одному из портов Испании. Мимо проплыли гранитные, обросшие мхом валуны портовой крепости, из амбразур торчали внушительные чугунные стволы крепостных пушек. Корабль мягко стукнулся о причал, пришвартовались. Часа через два открылась дверь, и нас поодиночке стали выводить из каюты. Стоящие у входа матросы накидывали веревочные петли на шею, связывали руки. Мы образовали цепочку связанных между собой людей. Спереди и сзади встали матросы из охранения, на плече у каждого висел мушкет, в руке обнаженная абордажная сабля. По трапу нас согнали на причал, где уже находились связанные матросы, и погнали в город. Среди матросов и офицеров раздавались возгласы «Картахена», видно, кто-то из них ранее посещал этот порт и город, но мало кто тогда знал, что придется вернуться в ином качестве. Дорога поднималась в гору, не доходя до города, мы свернули на боковую дорогу и через километр уткнулись в ворота крепости. Команда судна была слишком велика, чтобы поместить ее в городскую тюрьму, и нас решили заточить в крепости. Ворота со скрипом распахнулись, нас провели по территории. Пока мы медленно шли, я старался рассмотреть, где что находится: вон вдали крепостная стена с пушками, почти в центре трехэтажное каменное здание, вероятно, комендатура крепости и крепостные службы, у небольшого домика толкутся испанские солдаты, в руках у них миски с похлебкой – тоже понятно, что кухня. Крепость была окружена только тремя стенами, с четвертой стороны – гора с довольно крутыми склонами. У подножия горы – небольшая дверь и часовой. Надо запомнить на всякий случай, скорее это склад, вот только какой – артиллерийский или продовольственный? Больше толком ничего рассмотреть не удалось. Нас затолкали в подвал, предварительно сняв веревки, да и зачем они были нужны, в стенах у самого потолка маленькие оконца с толстыми решетками, единственная железная дверь с двумя часовыми. Причем наша импровизированная тюрьма внутри крепости, где полно солдат, шансов сбежать отсюда тоже нет, надо было ждать удобного случая. В подвале было прохладно и сыро, на полу валялась слежавшаяся солома, в углу пищали крысы, с потолка капало. С непривычки уснуть здесь было тяжело, но сморенный усталостью, я нашел себе местечко, лег и уснул. Утром увели капитана и принесли воды с сухарями. Во время дележки сухарей я заметил у некоторых матросов ножи. Нас не обыскали на судне, крепостные вояки понадеялись на моряков, не видно в руках сабель и шпаг, а на плечах мушкетов, да и ладно. Вернулся капитан, переговорил с офицерами и подошел ко мне. Насколько я смог понять – из всей команды заинтересовались мной. Как бы интерес этот не вышел боком, испанцы большие любители жестоких пыток. Не успел я обдумать слова капитана, как пришли за мной, нашли безошибочно, ведь я единственный был в гражданской одежде, офицеры и матросы английского брига все были в форме. Как я и предполагал, меня повели в трехэтажное здание в центре крепости. Я как можно незаметнее попытался передвинуть оставшийся у меня пистолет подальше, чтобы он был хорошо прикрыт полой камзола. Меня провели в большую комнату на первом этаже, где за столом сидели два сеньора в испанской военной форме. Один был уже стар и сед, но строен и подвижен, в расшитом золотом камзоле и широкополой шляпе, второй значительно моложе и упитанней. Испанцы начали разговор по-английски, но я сразу сказал: «Ноу» и развел руками, продолжили на испанском, затем немецком, но я лишь разводил руками и повторял: «Русо, Московия». Испанец сделал знак, и меня снова увели в подвал. До вечера меня никто не беспокоил, но уже утром снова повели в комендатуру. Были те же лица, но прибавился еще один человек, сидящий в углу на стуле. Одет был скромно, если не сказать бедно, причем в гражданскую одежду. Переводчика отыскали – догадался я. И точно, испанец спросил, кто я такой и как попал на английский военный корабль, переводчик складно перевел, говорил он со странным акцентом, но понять его было можно. Я объяснил, что я лекарь из Московии, звать меня Юрий Кожин, по приглашению английского короля был в Англии, чтобы лечить короля Якова. После того, как переводчик перевел, седой расхохотался.