Приключение ваганта - Гладкий Виталий Дмитриевич - Страница 58

В этих районах люди смогли обрабатывать только участки, тесно примыкавшие к городам, крепостям и замкам, чтобы за ними можно было бы присматривать с башни или иного наблюдательного пункта. Заметив приближение налетчиков, били в колокол, подавали сигнал горном или зажигали костер, который давал много дыма, дабы предупредить тех, кто работал в полях и на виноградниках, что нужно срочно возвращаться за крепостные стены.

Это состояние постоянной настороженности и готовности дать деру при малейшей опасности настолько широко распространилось и стало таким обыденным, что быки и рабочие лошади, после того как их освобождали от повозок, услышав сигнал тревоги, без всяких понуканий галопом неслись к тому месту, где они могли находиться в безопасности. Ту же привычку приобрели овцы и свиньи на свободном выпасе.

Жиль, Гийо и Андрейко мечтали разжиться лошадьми. Но в местах, порушенных войной, они были такой же редкостью, как и харчевни. К тому же денег на покупку коней беглецы не имели. Гийо сердито ворчал, сокрушаясь, что на пастбищах лошади охранялись настолько тщательно, притом хорошо вооруженными пастухами, что украсть их не было никакой возможности. Что касается моральной стороны этого дела, то беглецам на нее было наплевать – парижская жизнь вытравила из них многие принципы, изложенные в Священном Писании.

Беглецы шли в Азей-лё-Брюле. Жиль решил продолжить свое обучение в Болонье (по крайней мере, такие намерения у него были) и хотел вытрясти из Ангеррана де Вержи немного деньжат на это предприятие. Гийо, естественно, следовал за своим господином, а что касается Андрейки, то ему было все равно, куда идти, лишь бы в хорошей компании. Он сильно привязался к Гийо; можно даже сказать, что они подружились, несмотря на разницу в возрасте.

Передвигаться по дорогам Франции было опасно, тем более втроем. Поэтому по совету бывалого Гийо они присоединились к группе паломников, которые совершали «великое» паломничество в Рим. Среди этой толпы легче было затеряться от глаз бдительных ищеек парижского прево. Видавший виды Гийо разочаровал молодых парней, которые считали, что все их проблемы закончились, едва они покинули Париж. Не исключено, что по их следу уже идет погоня, поэтому лишняя предосторожность не помешает.

В те времена различали паломничества «великие» и «малые». К «великим» относились паломничества в Иерусалим, Рим и Сантьяго-де-Компостела. Путешественников, направляющихся в Рим, называли «ромеи», тех, кто шел в Иерусалим, – пальмиеры (название произошло от пальмовой ветви, по обычаю, привозимой паломниками из Палестины), а ходоков в Сантьяго-де-Компостела – пилигримы.

Стремление посетить святые места получило среди европейцев широкое распространение. Причины тому были самые разнообразные, равно как и характеры самих паломников. Для некоторых такое путешествие было надеждой на прощение за совершенные грехи, гарантией спасения души после смерти или, по крайней мере, уменьшения наказания за совершенные проступки. Другие жаждали исцеления от болезней, для третьих это был способ избавиться от скуки, если в их жизни не происходило ничего примечательного или интересного. Но для большинства глубоко верующих христиан паломничество в святые места было всепоглощающим желанием, которое помогало им преодолевать тяготы нелегкого пути. Чтобы припасть к христианским святыням, паломники рисковали своими жизнями, ведь они могли умереть от несчастного случая, от голода или руки врага, могли попасть в плен к пиратам или сарацинам и оказаться в рабстве со всеми его ужасами.

Паломники-ромеи, к которым присоединились беглецы, оказались потрясающими сквалыгами. У них нельзя было выпросить даже корочку хлеба. В своем большинстве паломники были увечными. Они мечтали об исцелении у подножия папского престола и всю дорогу только об этом и говорили, наводя тоску на беглецов. Тем не менее Жиль, Андрейко и даже записной болтун Гийо держали себя тише воды, ниже травы. Дело в том, что у всех паломников были королевские охранные грамоты, обеспечивающие им безопасность передвижения по странам Европы. А беглецы при встрече с людьми прево могли показать сержантам разве что пустые кошельки.

Распевая псалмы в промежутках между болтовней, паломники двигались от прихода к приходу, от часовни к часовне, останавливаясь у чудодейственных источников и находя гостеприимство в монастырях. Именно этот момент больше всего и привлекал беглецов. Одно дело – ночевать где-нибудь в поле, а другое – за надежными стенами монастыря. Тем более что сердобольные монахи предлагали не только кров, но и еду, правда весьма скудную и грубую.

Первым от такой жизни взбунтовался Гийо:

– Мессир, вы как хотите, но я больше не могу выслушивать кошачьи вопли этих бродяг! Предлагаю от них отделиться. Конечно, нас могут подстерегать опасности, но зато есть шанс поохотиться и обеспечить себя пропитанием. Монастырская каша у меня вот где стоит… – Гийо указал на свой кадык. – Без мяса мы точно протянем ноги. Кстати, впереди леса, где полно оленей. Жирненьких, вкусных… – он сглотнул голодную слюну и облизал сухие губы.

– Ты хочешь поохотиться на оленя во владениях бургундского герцога? – Жиль скептически ухмыльнулся и покачал головой. – Однако… Наш Филипп недавно издал новый свод лесных законов по английскому образцу, и там ясно указано, что за охоту на оленя полагается казнь. Ты хочешь посмотреть на мир с высоты дерева, на котором тебя повесят?

– Все в руках Господа нашего… – прогнусавил Гийо, копируя одного из паломников, который все набивался в приятели к беглецам.

Это был вполне здоровый мужчина лет сорока с хорошо заметным брюшком и загробным голосом. Его звали Гастон. Похоже, он жил не бедно и шел в Рим, чтобы замолить какой-то большой грех. На плече у него висела туго набитая сумка, в которой находились продукты и вино. Но Гастон не поделился с беглецами даже хлебной крошкой, жевал в сторонке, прикрывая еду от чужих глаз листком лопуха. Запас продуктов, полученный от цыгана, у беглецов быстро закончился, и они отчаянно голодали.

– Не возражаю, – согласился Жиль. – Но только у лесников герцога руки гораздо длиннее и быстрее. Не успеешь и ахнуть, как окажешься на осине.

– А вы как думаете, Андре? – обратился Гийо к Андрейке.

Юному Нечаю паломники надоели еще больше, чем Пройдохе. Перехожих калик хватало и в Киевском княжестве, но французские паломники своим фанатизмом могли дать им сто очков форы. Многие из них шли босиком, хотя башмаки были у всех. Но одно дело – идти по мягкой пыли битого шляха или по лугу, а другое – по дороге, усеянной мелкими острыми камешками. К вечеру босые паломники сбивали ноги в кровь, но боль и страдания они принимали как должное и поутру продолжали ковылять дальше со скоростью черепахи, что никак не устраивало беглецов.

– Ну их всех к дьяволу! – решительно заявил Андрейко. – От них идет вонь, как из грязного хлева. А от воды они шарахаются словно черт от ладана, не хотят помыться. Что за дикость?! Я тоже за то, чтобы отделиться от паломников. Как-нибудь перебьемся. Тагар подарил нам добрый лук, а стрелять я умею неплохо. Поэтому жаркое нам на ужин обязательно будет.

Андрейко уже знал, что проповедники призывали ходить в рванье и никогда не посещать баню, так как именно таким образом можно было достичь духовного очищения. А еще мыться нельзя было потому, что человек смывал с себя святую воду, к которой прикоснулся при крещении. Поэтому некоторые истинно верующие не мылись годами. Кроме всего прочего, парижане справляли нужду, как малую, так и большую, где придется, и у Андрейки на первых порах глаза лезли на лоб от удивления и смущения. Даже самый забитый киевский пахолок не позволял себе такого непотребства.

Паломники, к которым примкнули близнецы, тоже боялись воды. Когда они переходили вброд неглубокие речушки и ручьи, то вымазывали ноги толстым слоем грязи – чтобы вода не коснулась кожи. Поэтому дух от их немытых тел шел отвратительный. Даже Гийо чихал, когда ветер дул со стороны плотной массы бредущих впереди паломников. Беглецы старались держаться позади, потому что драть глотки, распевая вместе со всеми псалмы, ни у кого из них не было ни малейшего желания.