Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

В стране мехов (иллюстрации Риу Эдуарда) - Верн Жюль Габриэль - Страница 36


36
Изменить размер шрифта:

глазами.

— Эскимосы, говорят, всегда голодны,—сказал Гобсон,—и я думаю, что никто из них не откажется от куска мяса.

По приказанию лейтенанта, капрал Джолифф принес эскимосам несколько

кусков оленины, которые они съели с большим аппетитом. Молодая

эскимоска, говорившая по-английски, все время не спускала глаз

с Полины Барнетт и других женщин. Заметив ребенка, которого миссис

Мак-Нап держала на руках, она подбежала к нему и начала его ласкать, что-то нежно приговаривая.

Полина Барнетт, разговаривавшая с эскимоской, старалась выражаться

с помощью лишь самых употребительных слов и узнала, между прочим, что эскимоска находилась целый год в услужении у датского губернатора

в Упернавике, у которого жена была англичанка. Потом эскимоска

покинула Гренландию и присоединилась к своим родным. Двое мужчин

были ее братья, другая женщина— ее невестка и мать обоих детей. Они

все возвращались с острова Мельбурна, направляясь на запад к мысу

Барроу, где жило их семейство, и были крайне удивлены, найдя факторию

у мыса Батурст. Оба эскимоса как-то неодобрительно качали головой, увидя в таком месте здание. Может быть, они находили место неудачно

выбранным для постройки форта. Но как лейтенант ни старался, он не мог

заставить их объясниться, или, может быть, он не понимал, что они ему

отвечали.

Молодой эскимоске, называвшейся Калюмах, очень понравилась Полина

Барнетт. Несмотря на то, что она ознакомилась с жизнью цивилизованных

людей, она покинула без сожаления дом губернатора в Упернавике, так как

была очень привязана к своим родным.

Насытившись и разделив между собою полпинты водки, которую дали

даже и детям, эскимосы собрались уходить; тогда Калюмах стала просить

Полину Барнетт посетить их снежную хижину. Путешественница обещала

притти на другой же день, если только не помешает погода.

На следующий день Полина Барнетт, в сопровождении лейтенанта, Мэдж и нескольких солдат с ружьями, взятыми на случай встречи с медведями, отправились к мысу Эскимосов, как они назвали выступ, у которого

расположились туземцы.

Калюмах выбежала навстречу к своей новой знакомой и с довольным

видом указала ей на свою снеговую хижину. Это был широкий конус из

снега; на вершине его было сделано узкое отверстие для выхода дыма

от находящегося внутри жилища очага. Эскимосы умеют удивительно

быстро устраивать свои временные жилища из снега. Хижины эти замечательно

приспособлены к климату, и их обитатели чувствуют себя в них

прекрасно даже в сорокаградусный мороз. Летом эскимосы живут в палатках, сделанных из оленьих или тюленьих кож.

Проникнуть в такую хижину—дело далеко нелегкое. В ней имеется

только одно входное отверстие, выкопанное на уровне земли. Чтобы пробраться

в хижину, надо было ползти через узкий коридор в метр длины,

так как такой именно толщины сделаны стены хижины. Подобное затруднение

не могло, конечно, остановить опытную путешественницу и Полина

Барнетт храбро поползла в узкий проход за молодой эскимоской. Что

касается лейтенанта Гобсона и его солдат, то они не сочли удобным

вход в хижину.

Проникнув в хижину, Полина Барнетт нашла, что оставаться в ней

было гораздо труднее, чем лезть в нее. Весь воздух был пропитан запахом

жира, моржовых костей, горевших на очаге, испарениями от кожи и мяса

моржей. Дышать было положительно нечем. Мэдж не могла выдержать

и выползла скорее вон. Полина Барнетт, чтобы не огорчить девушку, пробыла в хижине целых пять минут—пять веков. Кроме Калюмах, в хижине

находились дети и их мать, мужчин же не было дома; они отправились

,, охотиться на моржей за четыре или пять тысяч "миль от лагеря.

Полина Барнетт, выйдя из хижины, с наслаждением вдыхала свежий

воздух, вернувший краску на ее побледневшее лицо.

— Понравились вам эскимосские дома, милэди?—спросил ее Гобсон.

— Ничего,—ответила путешественница,—только вентиляция плоховата.

Эта интересная семья эскимосов прожила на выбранном ими месте

целую неделю. Оба эскимоса проводили половину суток на охоте за моржами, выжидая с необыкновенным терпением, когда моржи выйдут из

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

проделанных ими во льду отверстий, чтобы подышать свежим воздухом.

Как только показывался морж, ему сейчас же накидывали петлю, охватывавшую

все его туловище под ластами, и тогда оба эскимоса вытаскивали

его, иногда с большим трудом, и убивали ударами топора. Это походило

скорее на рыбную ловлю, чем на охоту. Убив моржа охотники пили его

горячую дымящуюся кровь, которую эскимосы очень любят.

Ежедневно, несмотря на низкую температуру, Калюмах приходила

в форт Надежды. Ей доставляло большое удовольствие обходить все

комнаты, смотреть, как шьют, и следить за всеми кулинарными манипуляциями

миссис Джолифф. Она распрашивала, как назывались по-английски

разные вещи и целыми часами разговаривала с Полиной Барнетт, если

можно назвать разговором подыскивание понятных друг для друга слов.

Когда путешественница читала вслух, Калюмах слушала чтение с величайшим

вниманием, хотя, наверное, ничего не понимала.

Калюмах иногда пела своим мягким голосом песни, холодные, мелан-

холичнью, какого-то странного размера. Полина Барнетт имела терпение

перевести одну из этих „саг“ , любопытный образчик северной поэзии, которому грустный, прерываемый паузами напев придавал какой-то особенный

оттенок. Вот слова этой песенки, списанные с альбома путешественницы:

„Небо черно, и солнце еле светит. Моя душа полна тоски. Белокурое

дитя смеется над моими песнями, и зима наполняет ее сердце

льдинами. Мой друг, я опьянен твоей любовью, я не побоялся мороза, лишь бы мне быть с тобою. Но, увы, от моих жарких поцелуев не растаял

снег в твоем сердце! Ах, если б завтра твоя душа слилась с моею, и ты бы

вложила любовно свою руку в мою! Ярко засветит солнце на небе, и от

любви настанет оттепель и в твоем сердце!“

20-го декабря эскимосы пришли прощаться с обитателями форта Надежды.

Калюмах очень привязалась к путешественнице. Миссис Барнетт охотно

оставила бы ее у себя, но молодая эскимоска не хотела покинуть свою

семью. Она, впрочем, обещала вернуться летом в форт Надежды.

Ее прощанье было очень трогательно. Она подарила миссис Полине

Барнетт маленькое медное колечко и получила взамен нитку бус, которые

сейчас же надела на себя. Джаспер Гобсон распорядился, чтобы эскимосам

был дан на дорогу хороший запас провизии, которую они сложили на свои

сани. После нескольких слов благодарности, сказанных Калюмах, эскимосская

семья направилась к западу и вскоре исчезла в тумане, которым

было окутано все побережье.

XX. Даже ртуть замерзает

Сухая тихая погода продолжалась еще несколько дней. Но охотники

боялись уходить далеко от форта, да к тому же обилие дичи давало им

возможность охотиться на довольно ограниченном пространстве. Лейтенант

Гобсон мог быть вполне доволен, что выстроил форт на этом пункте

материка. В западни попадалось очень много пушных зверей разных пород.

Сабин и Марбр убили большое количество зайцев. Выстрелами из ружей

было убито до десятка волков. Эти хищники бродили целыми стаями

вокруг форта, оглашая окрестности своим хриплым лаем. Между снежными

холмами стали часто появляться медведи, за приближением которых охотники

следили всегда с большим вниманием.

С 25-го декабря пришлось опять отказаться от всяких охотничьих

экскурсий. Ветер подул с севера, и наступил сильный холод. Нельзя было

оставаться на воздухе, не рискуя замерзнуть. Термометр Фаренгейта показывал

восемнадцать градусов ниже нуля (двадцать восемь градусов ниже

нуля по Цельсию). Ветер выл, напоминая свист картечи во время стрельбы.