После тебя - Мойес Джоджо - Страница 84

Я закрыла глаза и попыталась вспомнить, каково это было неделю назад лежать на траве рядом с Сэмом. Я вспоминала его длинные ноги, уютный запах его рубашки, глухой рокот его голоса, ласковое солнце на своем лице. И довольное выражение его лица, когда ему удавалось сорвать с моих губ поцелуй. А еще я вспоминала его манеру ходить чуть-чуть наклонившись вперед, хотя я еще никогда не встречала мужчину, столь твердо стоящего на ногах.

Услышав писк, я вытащила телефон. Очередное сообщение от сестры.

Я проверила время: 22 часа 48 минут. Невозможно было поверить, что я тот самый человек, который как ни в чем не бывало утром проснулся, а потом отвез Лили на вокзал. Я откинулась на спинку стула и, недолго думая, начала печатать.

Мои пальцы зависли на клавиатуре. Я моргнула и нажала кнопку «Отправить».

А затем закрыла глаза и начала молиться.

Меня вернул к действительности скрип открывающихся дверей. Мама стремительно шагала по коридору, раскинув мне навстречу руки.

– Что, черт возьми, с тобой приключилось? – Следом за мамой шла Трина, она волокла за руку Тома, одетого в тонкую куртку поверх пижамы. – Мама отказалась ехать сюда без папы, а я тоже не желаю оставаться в стороне.

Том сонно посмотрел на меня, помахав липкой ладошкой.

– Мы понятия не имеем, что с тобой произошло! – Мама, вглядевшись в мое лицо, присела рядом. – Почему ты не хочешь нам объяснить?

– Да-да, объясни, что происходит!

– Сэма подстрелили.

– Подстрелили? Этого твоего парамедика?

– Из огнестрельного оружия? – уточнила Трина.

И вот тут-то мама обратила внимание на мои джинсы. Она ошеломленно уставилась на бурые пятна на штанинах и в отчаянии повернулась к папе.

– Я была с ним.

Мама в ужасе зажала рот рукой:

– Ты в порядке?! – И, увидев, что я, по крайней мере физически, цела и невредима, спросила: – А он… Что с ним?

Мои родственники стояли, окаменев от шока, и я вдруг почувствовала облегчение. Как все-таки хорошо, что они рядом!

– Не знаю, – прошептала я, и тогда папа порывисто обнял меня.

И я наконец разрыдалась.

Мы, я и моя семья, сидели на жестких пластиковых стульях, наверное, целую вечность. Или около того. Том заснул на коленях у Трины, прижав к щеке свою потрепанную плюшевую кошку, его личико казалось особенно бледным в безжалостном люминесцентном свете. Я сидела между папой и мамой; время от времени кто-то из них гладил меня по лицу и говорил, что все будет хорошо. Я прислонилась к папиному плечу и дала волю беззвучным слезам, а мама молча вытирала их своим наглаженным носовым платком. Время от времени она все же вставала с места, чтобы раздобыть чего-нибудь попить.

– Еще год назад она бы ни за что на такое не решилась, – то ли недовольно, то ли восхищенно заметил папа, когда мама в первый раз отправилась на разведку.

Мы практически не разговаривали. Да и о чем, собственно, сейчас можно было говорить? А я мысленно повторяла, как мантру: Пусть он поправится. Пусть он поправится. Пусть он поправится.

Вот что делает с людьми несчастье: оно убирает все наносное, белый шум, разные там что, если и должна ли я. Мне нужен был Сэм. Я поняла это с пронзительной ясностью. Я хотела чувствовать на себе его руки, слышать, как он говорит, сидеть рядом с ним в его «скорой». Хотела, чтобы он готовил для меня салат из овощей, выращенных на его огороде, хотела чувствовать под своей рукой его голую грудь, равномерно поднимающуюся и опускающуюся во сне. Ну почему, почему я в свое время не сумела ему это сказать?! Почему потратила столько времени на дурацкие переливания из пустого в порожнее.

А потом, как раз в тот момент, когда в конце коридора показалась мама с четырьмя стаканчиками чая на картонной подставке, двери операционной распахнулись, оттуда вышла Донна, по-прежнему в испачканной кровью униформе, и устало провела рукой по волосам. Лицо ее было мрачным, глаза покраснели от усталости. Она подошла поближе, и мне показалось, что еще немного – и я потеряю сознание. Наши глаза встретились.

– Крепкий, как пара старых башмаков, наш приятель, – устало улыбнулась Донна. Я непроизвольно всхлипнула, и она дотронулась до моей руки. – Лу, ты сегодня держалась молодцом. – И добавила с тяжелым, прерывистым вздохом: – Просто молодцом.

Ночь он провел в интенсивной терапии, а утром его перевели в палату с усиленным уходом. Донна позвонила родителям Сэма и сказала, что заедет покормить его живность, но сперва немного передохнет. Вскоре после полуночи мы с ней зашли на него посмотреть. Он крепко спал, его пепельно-серое лицо было почти полностью скрыто кислородной маской. Я хотела подойти поближе, но не решилась из-за всех этих проводов, трубок и датчиков.

– С ним действительно все будет хорошо?

Донна кивнула. Возле него дежурила медсестра, деловито проверявшая пульс и капельницу.

– Нам крупно повезло, что это был пистолет старого образца. Теперь ребятки сплошь и рядом пользуются полуавтоматическими. Вот тогда точно кранты. – Донна потерла глаза. – Скорее всего, об этом расскажут в новостях, если, конечно, больше ничего не случится. Представляешь, другой бригаде прошлой ночью пришлось заниматься убийством матери и ребенка на Афина-роуд, так что наши новости, возможно, теперь и не новости вовсе.

С трудом оторвав взгляд от Сэма, я повернулась к Донне:

– А ты и дальше будешь?

– Ты о чем?

– Работать парамедиком.

Она сделала удивленное лицо, словно не совсем поняла вопрос:

– Конечно. Это же моя профессия. – Донна похлопала меня по плечу и повернулась к выходу из палаты. – Лу, иди поспи хоть немножко. У него в крови сейчас не меньше восьмидесяти семи процентов фентанила.

Родители, ждавшие меня в коридоре, не стали ни о чем спрашивать. Я слабо кивнула. Папа взял меня за руку, а мама потрепала по спине.

– Поехали домой, милая, – сказала она. – Тебе надо переодеться.

У начальника, которому ты несколько месяцев назад сообщила, что не можешь выйти на работу, так как упала с пятого этажа, и которого теперь просишь поменяться с тобой сменой, поскольку у твоего, а может, и не твоего бойфренда две огнестрельные раны в животе, как оказалось, припасены специально для тебя особые, очень специфические интонации:

– Ты… Он был… Что?

– У него два огнестрельных ранения. Его уже перевели из интенсивной терапии, но мне хочется быть рядом, когда он очнется. Вот я и подумала, не могли бы вы поменяться со мной сменами?

В разговоре повисла длинная пауза.

– Хорошо… Э-э-э… Ну ладно. – После короткой заминки Ричард спросил: – А его что, реально подстрелили? Из реального ствола?

– Если хотите, можете приехать и лично проверить его раны. – Мой голос звучал до смешного спокойно.

Затем мы обсудили парочку рабочих вопросов: неотложные звонки и визит из головного офиса, и прежде, чем я отключила телефон, Ричард немного помолчал и спросил: – Луиза, скажите, ваша жизнь всегда такая?

И я вспомнила, какой я была всего два с половиной года назад, свою жизнь, измеряемую количеством шагов между кафе и родительским домом, унылую повинность наблюдать по вторникам за пробежками Патрика или не менее унылые ужины с родителями. Я бросила взгляд на мешок для мусора, где лежали мои заляпанные кровью кроссовки: