После тебя - Мойес Джоджо - Страница 51

– Депрессия – крайне тяжелая вещь. И не только для того, кто ею страдает.

– А он принимал лекарства?

– Ох нет. Депрессия у него была… другой природы. Биохимия… тут ни при чем.

– А ты уверена? Я хочу сказать, что депрессия не всегда поддается диагностике.

Минуту-другую Дафна сидела, отрешенно уставившись в пол, а затем резко вскинула голову:

– Он был гомосексуалистом. – Дафна, слегка раскрасневшаяся, смотрела на нас в упор, словно предостерегая от лишних комментариев. Она произнесла это слово отчетливо и по слогам. – Я никому об этом не рассказывала. Но он действительно был гомосексуалистом. Отсюда и его депрессия. Но он был таким хорошим человеком и не хотел причинять мне боль. Поэтому он и не пытался… устраивать свои дела на стороне. Наверное, боялся, что я буду его стыдиться.

– Дафна, а с чего ты взяла, что он был геем?

– Нашла кое-какие вещи. Однажды, когда искала его галстук. Эти самые журналы. Где мужчины занимаются любовью с мужчинами. В нижнем ящике. Вряд ли нормальный мужчина стал бы держать подобные журналы.

Фред слегка напрягся.

– Конечно нет, – сказал он.

– Я никогда не упоминала об этих журналах, – продолжила Дафна. – Просто засунула их обратно туда, где они лежали. С тех пор все сразу встало на место. Он никогда не был особо охоч до секса. Но я считала, что мне повезло. Понимаете? Потому что я тоже не охотница до этого дела. Наверное, виноваты монахини. После их нравоучений только при одной мысли о сексе ты сразу чувствовала себя грязной. Поэтому, выйдя замуж за славного человека, который не пытался чуть что затащить меня в постель, я решила, будто я счастливейшая женщина на свете. Конечно, я не отказалась бы обзавестись ребятишками… Это было бы чудесно. Но… – вздохнула Дафна, – мы никогда особо не говорили о таких вещах. В наши дни это было как-то не принято. А сейчас… я жалею, что мы этого не сделали. Оглядываясь назад, я думаю: какая напрасная трата времени.

– Так ты считаешь, если бы вы тогда поговорили по душам, то что-нибудь изменилось бы?

– Ну, теперь совсем другие времена, разве нет? Сейчас нормально быть гомосексуалистом. Мой знакомый из химчистки гомосексуалист, и он такой милый человек. Да, мне наверняка было бы больно расстаться с мужем, но если он страдал из-за того, что чувствовал себя загнанным в угол, тогда… я бы отпустила его. Непременно. Я никогда не хотела никого загонять в угол. Мне просто хотелось, чтобы он стал немножко счастливее.

Лицо Дафны сморщилось, и я поспешила ее обнять. Волосы у нее пахли лаком и тушеной бараниной.

– Ну будет, будет тебе, старушка. – Фред неловко потрепал Дафну по плечу. – Уверен, он знал, что ты всегда желала ему только добра.

– Фред, ты действительно так думаешь? – Голос Дафны дрожал.

Фред уверенно кивнул:

– Да. И ты совершенно права. Тогда все было иначе. Тебе не в чем себя винить.

– Дафна, это очень мужественно с твоей стороны поделиться с нами своей историей. Спасибо, – сочувственно улыбнулся Марк. – И я искренне восхищаюсь твоей способностью взять себя в руки и двигаться дальше. Иногда, чтобы просто пережить очередной день, нужно приложить нечеловеческие усилия.

Когда я опустила глаза, то обнаружила, что Дафна взяла меня за руку. Ее пухлые пальцы переплелись с моими. Я ответила ей нежным пожатием. И, даже не успев толком подумать, я начала говорить:

– Я тоже сделала нечто такое, что хотела бы изменить. – (И все тотчас же подняли на меня глаза.) – Я познакомилась с дочерью Уилла. Она возникла словно из ниоткуда, и я решила, что это поможет мне примириться с его смертью, но в результате я чувствую себя так, будто…

Все дружно уставились на меня. Фред сделал удивленное лицо.

– Что?!

– А кто такой Уилл? – спросил Фред.

– Ты вроде говорила, что его зовут Билл.

И я даже слегка обмякла на своем жестком стуле.

– Уилл и есть Билл. Просто раньше мне не хотелось произносить его имя вслух.

По залу пробежал тихий ропот.

Дафна похлопала меня по руке:

– Не волнуйся, дорогая. Это ведь просто имя. В предыдущей группе у нас была женщина, которая вообще все придумала. Она говорила, будто ее ребенок умер от лейкемии. А оказалось, что у нее дома даже золотой рыбки никогда не было.

– Все нормально, Луиза. Ты можешь с нами об этом поговорить.

Марк наградил меня своим особым выразительным взглядом. Я ответила ему сдержанной улыбкой, дав понять, что его посыл принят. И что Уилл не был золотой рыбкой. Какого черта! – подумала я. Моя жизнь запутана не больше, чем у других.

И тогда я им все рассказала. Рассказала о появлении Лили и о том, что я рассчитывала найти с ней контакт и способствовать воссоединению семьи, которое бы всех осчастливило, и как меня расстроила собственная наивность.

– У меня такое чувство, будто я подвела Уилла. Всех подвела. В очередной раз, – призналась я. – А теперь Лили ушла, и я не устаю спрашивать себя, что можно было бы сделать по-другому, но, в сущности, просто боюсь посмотреть правде в глаза. Ведь у меня не хватило ни силы духа, ни смелости взять все под контроль и как-то исправить.

– Но твои вещи! Они ведь украли твои драгоценности! – Дафна накрыла мою руку своей мягкой влажной ладошкой. – Ты имела полное право рассердиться.

– То, что у нее не было отца, еще не дает ей права вести себя как последняя сучка, – сказал Сунил.

– Ну, вообще-то, с твоей стороны было уже очень мило пустить ее пожить. Я бы не рискнула, – заметила Дафна.

– Луиза, а как, по-твоему, поступил бы на твоем месте ее отец? – Марк налил себе очередную чашку кофе, и я вдруг пожалела, что у нас нет ничего покрепче.

– Не знаю, – ответила я. – Но у него был дар брать все под свой контроль. И это притом что он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Он бы нашел способ заставить ее перестать валять дурака. Так или иначе, он сумел бы привести ее в чувство.

– А ты, часом, не идеализируешь его? – засомневался Фред. – На восьмой неделе занятий мы все занимаемся идеализацией. Ведь я тоже делаю из Джилли чуть ли не святую. Правда, Марк? И я забыл, что в душе она вечно вешала свои чулки на кронштейн для занавески, чем доводила меня до бешенства.

– Возможно, отец твоей Лили не смог бы ей ничем помочь. Откуда тебе знать. Возможно, они вообще не переносили бы друг друга.

– Судя по всему, у этой юной леди очень непростой характер, – произнес Марк. – И мне кажется, ты дала ей столько шансов, сколько смогла. Но, Луиза… иногда двигаться дальше означает в том числе и то, что мы должны себя как-то защищать. И быть может, подсознательно ты это поняла. Если Лили вносит в твою жизнь хаос и негатив, то в данный момент ты, возможно, приняла единственно верное решение.

– О да. – Все члены нашей группы дружно закивали. – Не казни себя. Ты ведь живой человек.

Они были такими милыми и так сочувственно мне улыбались, явно желая меня подбодрить.

И я им почти поверила.

Во вторник я предупредила Веру, что отлучусь на десять минут, туманно намекнув на женские проблемы, и она кивнула, словно желая дать мне понять, что женская жизнь – это одни сплошные проблемы, и пробормотала, что после непременно расскажет мне о своих фибромах. И вот, прихватив с собой ноутбук, я поспешила в женский туалет – единственное место, где Ричард не мог меня достать. Набросила поверх униформы блузку, положила ноутбук возле раковин и подключилась к бесплатному в течение тридцати минут аэропортовскому Интернету, усевшись прямо напротив экрана. Звонок скайпа мистера Гупника раздался ровно в пять часов, когда я только-только успела стащить с головы кудрявый парик ирландской танцовщицы.

И хотя я видела лишь пиксельное изображение лица Леонарда Гупника, я могла смело сказать, что он богат. Великолепно постриженные волосы цвета перца с солью. Даже на моем маленьком экране мистер Гупник выглядел очень властным, и говорил он, не тратя лишних слов. Ну а кроме всего, у него за спиной на стене висели в золоченых рамах картины старых мастеров.