Пурпурная лилия - Басби Ширли - Страница 77

Глава 31

Был конец мая, погода стояла великолепная, и Сабрина тихонько грелась на солнце, глядя на людей, которые трудились над тем, что должно было стать ее домом. Она лежала под старым дубом на толстом стеганом одеяле, наслаждаясь покоем. Туфли она сбросила и с удовольствием трогала босой ногой молодую травку. Она радовалась, что осталась жива, что снова в Лисьем Логове и что новый дом мало-помалу поднимается из пепла…

В ту ужасную декабрьскую ночь старый дом сгорел дотла, но Сабрина долго ничего не знала об этом. Она не знала и о смерти Карлоса, и о том, что Бретт перевез ее в Новый Орлеан, и о том, что она провела без сознания много дней, и об отчаянии в глазах Бретта. Наконец она открыла глаза, и хотя была слабой и беспомощной, постепенно стала приходить в себя.

Всю зиму они прожили в Новом Орлеане, стараясь представить себе новый дом, в котором будут жить и любить друг друга. Теперь они уже не скрывали свою любовь и, лежа рядом ночами, разговаривали обо всем на свете. Прошлое перестало быть для них запретной темой.

«Террор» Уилкинсона, как назвали правление генерала в городе, бесславно закончился, потому что Аарон Бурр так и не появился в городе. Бедняга, каковы бы ни были его помыслы, был арестован девятнадцатого февраля 1807 года по обвинению в предательстве. Суд был назначен на лето.

Однако Сабрина и Бретт думали совсем о другом. В конце марта родился малыш, и тогда Сабрина, помимо счастья, которое ей дарил любящий муж, познала счастье материнства.

Она перевела взгляд на колыбель, стоявшую неподалеку и, не в силах сдержать себя, заглянула в нее, Алехандро Данджермонд. Прелестный мальчик, подумала она с материнской гордостью и погладила пухлую щечку. Ему было всего два месяцы, и он почти все время спал, распушив длиннющие черные ресницы и шевеля маленькими губками.

Сабрина вздохнула от избытка счастья и опять облокотилась о ствол корявого дуба. Как же ей повезло, подумала она и посмотрела туда, где Бретт с плотниками обсуждал план нового дома. Как он был красив в этой белой рубашке, подчеркивающей его золотистый загар! Легкий ветерок теребил его волосы, и он нетерпеливо откидывал назад прядь, все время падавшую ему на лоб.

Дом строился с удивительной быстротой, и Бретт с Сабриной надеялись, что хотя бы часть его они обживут еще в конце этого лета. Пока они пользовались гостеприимством плантатора, жившего в нескольких милях от них, большого любителя поговорить. К тому же, к их услугам всегда был дом в Новом Орлеане и Гасиенда в Накогдочезе. Сначала они решили было переехать на гасиенду, но потом отвергли эту мысль, потому что начинали новую жизнь и не хотели дурных воспоминаний.

Лишь об одной вещи Сабрина очень жалела. О браслете отца. Через несколько недель после пожара его нашли на пепелище, но в каком виде! Сабрина безутешно разрыдалась. «Все равно это самая большая моя ценность!» — шептала она сквозь слезы. Чтобы успокоить ее, Бретт обнял ее и спрятал браслет подальше…

Почувствовав на себе взгляд Сабрины, Бретт повернул голову. Она помахала ему рукой, и он подошел и растянулся рядом с ней на одеяле, положив голову ей на колени.

Сабрина тихо рассмеялась и стала смотреть в его столь родное для нее лицо. Неожиданно в ее глазах мелькнула затаенная грусть, когда она подумала о том, что они позволили недоверию и подозрительности надолго разлучить их. От Бретта ничего не могло ускользнуть.

— Что такое? Почему ты загрустила? — спросил он, садясь с ней рядом.

— Я думала о том, какими мы были дураками, когда боялись довериться своей любви, — ответила Сабрина.

Он обнял ее.

— Сабрина, невозможно переделать прошлое… но, моя Пурпурная лилия, я люблю тебя! Я любил тебя еще тогда, когда ты была большеглазой волшебницей семи лет отроду, и с тех пор ты крепко держишь мое сердце в своих маленьких ручках. Да, мы потеряли целых шесть лет счастья. Сколько я ругал себя, сколько мучил, стоило мне вспомнить, как мы позволили всяким сомнениям и страхам разлучить нас. Тем не менее, мне хотелось бы думать, что мы многому научились за это время… И наша любовь стала сильнее…

Сабрина почувствовала, что глаза ее налились слезами. Но то были счастливые слезы. Радостные слезы. Их любовь действительно стала сильнее после стольких лет страданий.

Понимая причину ее слез, Бретт поцеловал жену и потянулся за своим камзолом. У него был торжественный вид, когда он вручил Сабрине узкий черный футляр.

— Сначала я хотел подарить тебе это в первую годовщину нашей свадьбы, но лучше прими это сейчас.

Долго Сабрина держала футляр в руках, уже предполагая, что там. Потом… открыла его… Сердце затрепетало у нее в груди.

На белом атласе лежали два великолепной работы серебряных браслета с бирюзой. Они были совершенно одинаковые, только один был побольше, а другой поменьше.

— Я подумал, пусть эти браслеты будут нашим символом любви, таким же, какой был у твоих родителей, и пусть они всегда напоминают нам, что, не забывая прошлого, надо ценить настоящее.

Бретт с нежностью застегнул одни из браслетов на запястье жены, и она торжественно надела ему на руку другой. У нее перехватило в горле, по щекам катились слезы, когда она смотрела на их скрещенные руки. Потом она перевела взгляд на лицо Бретта, на колыбель сына, на их новый дом, и сердце у нее сладко заныло. Ей показалось, что она слышит голос отца:

— Вот видишь, чика! Все хорошо и будет хорошо… всегда!