Мумия блондинки (Сборник) - Гарднер Эрл Стенли - Страница 54

Я обратила внимание на то, что, говоря все это, он неотрывно смотрел на жену.

—  Она захватила с собой две последних своих работы, за которые получила тройку. Одно время эта студентка подавала большие надежды, но постепенно сдала свои позиции. Она хотела поговорить со мной об этих работах и потребовала объяснить, почему я поставил ей такие низкие отметки, да еще и обвинила меня в предвзятом к ней отношении.

Я постарался ее убедить, что работы были выполнены весьма посредственно, и посоветовал усиленно готовиться к экзаменам. А когда понял, что мое присутствие ее явно раздражает и только вызывает истерику, я уехал.— Он помолчал и добавил: — Вот почему она плакала, когда мы с деканом Эпплом приехали туда.

И тут Трент задал неожиданный вопрос:

—  Знала ли Грейс Хау, что вы собираетесь вечером в театр?

—  Возможно, я упомянул об этом, но точно не помню.

— Но вы с ней беседовали во время первого антракта?

Все присутствующие замерли. Вряд ли это ускользнуло от внимания лейтенанта.

—  Да,— удивительно спокойно ответил Хаднатт,— я с ней разговаривал.

— И она продолжила сцену, начатую в каменоломне?

—  Нет... Как сказала мисс Ловеринг, мы говорили о пьесе. Кажется, она попросила меня перевести какие-то стихи на английский.

Он солгал: я не только расслышала, но и запомнила его слова.

— Какие именно, доктор Хаднатт?

—  Прошу прощения, но я не помню. Мне кажется, мисс Ловеринг слышала наш разговор. Может быть, она вспомнит.

Хаднатт, разумеется, понимал: я знаю, что это ложь, но на всякий случай, в такой вот странной форме, просил его поддержать. Не легкое же дело вспомнить что-то из «Федры»! Но все же у меня в мозгу всплыла одна знаменитая строчка, которую я и выпалила отнюдь не на безукоризненном французском языке. Произнося ее, я сообразила, что при переводе мне не избежать слова «кворри», имеющего два значения: «каменоломня» и «добыча, преследуемая жертва».

Лицо Хаднатта моментально просветлело. Лейтенант наблюдал за нами обоими.

— Надеюсь, мисс Ловеринг, вы сжалитесь над невежественным полицейским и переведете это на английский?

Я была уверена, что он знает перевод, однако пробормотала:

— Венера, вцепившаяся, как мрачная смерть, в свою жертву.

И была поражена изменившимся выражением лица доктора Хаднатта, когда он услышал эти слова. Улыбка исчезла, лицо было не просто напряжено — он казался измученным, выжатым как лимон.

Я совершенно ничего не понимала.

В комнате воцарилась гнетущая тишина. Я почти физически чувствовала, что Роберта, Пенелопу и Мерсию мучает общая тревога.

И повернулась к лейтенанту. Заметил ли он? Конечно заметил. Он сидел, откинувшись на спинку кресла, его губы кривились: то ли улыбка, то ли усмешка. Я была уверена, что лейтенант достиг какой-то заранее запланированной цели.

Молчание казалось невыносимым. Лишь через несколько секунд, медленно, даже с какой-то ленцой, Трент поднялся на ноги.

Насмешливо прищурившись, он поочередно посмотрел на Роберта, Пенелопу, Мерсию и, наконец, на Большого ЭпПла.

— Благодарю вас. Огромное спасибо. Вы все мне очень помогли. 

 Глава 7

Неожиданно лейтенант Трент превратился в самого обычного респектабельного офицера. Он повернулся к Эпплу:

—  Как мне сообщили, ваш отец — поверенный семейства Хау, не так ли? Я буду вам крайне признателен, если вы просветите меня относительно финансового положения этой семьи.

 Большой Эппл растерялся:

 -— Боюсь, я практически ничего об этом не знаю.

 — Но возможно, вы все же сумеете мне помочь. Не разрешит ли доктор Хаднатт перейти в его кабинет?

 Хаднатт пробормотал «конечно», и Трент в сопровождении смущенного Большого Эппла вышел из комнаты. Тотчас Пенелопа «вспомнила», что ей нужно поговорить с ректором, и выскочила в другую дверь.

 Несколько минут мы сидели втроем в полном молчании, стараясь не смотреть друг на друга. Затем Мерсия бросила красноречивый взгляд на Хаднатта и вопросительно подняла брови. Тот кивнул и с видимым облегчением направился к выходу.

 Я тоже было встала, но Мерсия удержала меня.

 — Не уходи, Ли... Я понимаю, что ты измучена. Тебе досталось больше всех нас.

 — Самым трудным было говорить правду, и только правду, ничего, кроме правды.

 — Куда труднее узнать, когда правда помогает, а когда она сбивает с толку. Если бы лейтенант Трент узнал то, что Роберт на самом деле говорил Грейс вчера вечером в театре, он бы расценил это по-своему. Я благодарю тебя за поддержку и уверяю: все это не имеет никакого отношения к убийству Грейс.

 Я знаю, о чем ты думаешь, Ли. Уверена, что и Роберт хочет, чтобы я сказала тебе правду... Ты, конечно, знаешь, как Грейс относилась к нему?

 — Я знала, что она была от него без ума. Но все это было лишь с ее стороны. Мне кажется, доктор Хаднатт даже и не подозревал о ее существовании.

 — Согласна с тобой. Его студентки были для него лишь отметками в Журнале. Когда-то Г рейс была «пятеркой», а потом дошла до «тройки». Поэтому вчера в карьере она застала его врасплох, неожиданно появившись там. Сначала он даже не узнал ее, а она принялась обвинять его бог знает в чем: в придирках к ней, умышленном занижении оценок и тому подобном. Она взвинтила себя до истерики, угрожала пойти к его жене и пожаловаться на его отношение. Роберт не сумел справиться с этой ситуацией. Он не имеет ни малейшего понятия о том, какова логика молодых девушек. Не сомневаюсь, что он ответил ей именно так, как не следовало бы, например, что вечером он пойдет на «Федру», думая, что, в надежде увидеть его еще раз вечером, сейчас она оставит его в покое. Единственным его желанием было отделаться от нее.

— Не понимаю! — воскликнула я.— Грейс не стала бы устраивать такую сцену, а затем еще и вторую, вечером в театре, только из-за недостаточно высоких отметок.

— Конечно, ты этого не понимаешь, ибо в Грейс не так-то легко было разобраться — она уже давно беспокоила меня, да и Пенелопу тоже. Она почему-то вбила себе в голову, что ей все дозволено. А человек с таким самомнением рано или поздно становится опасным для окружающих! Ты помнишь, вчера в театре я просила тебя прислать ко мне Грейс. У меня было какое-то предчувствие, что из-за нее у нас будут неприятности. Роберт мне рассказал про сцену в карьере, и я не хотела повторения в присутствии Пенелопы. Та ничего не знала, и у меня были причины избавить ее от волнений. Но я опоздала. Во время первого антракта Пенелопа неважно себя чувствовала, и я немного посидела с ней. А когда вышла в фойе, Грейс уже загнала Роберта в угол.

Грейс вела себя беспардонно. Мне бы не хотелось плохо говорить о ней, поскольку ее уже нет в живых, но она со смаком копалась в жизни других, выискивая все самое дурное. Возможно, ты этого не замечала. Она каким-то образом раскопала нечто ужасное в прошлом Роберта, о чем в Вентворте знали только он да я и о чем он тщетно старался забыть. Вечером в театре Грейс заговорила об этом и пригрозила предать эту историю всеобщей огласке. Я не имею понятия, почему она так вела себя, могу лишь предположить: она была в отчаянии, вообразив, что приятель обманул ее,— вот и старалась сорвать зло на других.

Так или иначе, но Грейс дала слово, что повредит карьере профессора Хаднатта в Вентворте. Он почувствовал, что почва уходит у него из-под ног...— Она помолчала несколько секунд, крепко сжав губы.— Теперь ты понимаешь, почему мы должны попытаться скрыть это от полиции? Я не могу ничего добавить, Ли, не имею права, но прошу тебя об одном. Сейчас для нас многое поставлено на карту. Мы можем все потерять — Роберт, Пенни и я,— если полиция услышит неверное толкование кое-каких поступков. Понимаю, это кажется отвратительным, когда преподаватель факультета подбивает студентку участвовать в заговоре. Но то, что касается нас, не имеет никакого отношения к убийству Грейс, клянусь в этом! Ты поддержишь нас?