Мое любимое убийство. Лучший мировой детектив (сборник) - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 83

Тот беспомощно в него упал.

— Я гостила у Винслоу, — начала она. — Они с папой давние друзья. На старика Винслоу он только что не молится — потому что молится он лишь на себя самого. Поводом для праздника был день рождения одного из бесчисленных Винслоу-младших, кой благополучно достиг совершенных лет. Разумеется, ожидалось ликование народное и веселье сердец по этому поводу. Разумеется, отец тоже туда собрался — но случилась очередная катастрофа вселенского масштаба. То ли сталь поднялась на одну восьмую, то ли сало упало на двадцать четвертую, то ли еще что — но мир, как всегда, рухнул. Пришлось отправиться в одиночку. А это около двадцати миль за город, и приходится идти по безлюдной местности, которую еще называют Смоки-парк. Местность сия пуста и безвидна, и…

— Мисс Дженнер! Молю, не надо библеизмов! Нет, ты как хочешь, но просто твой отец…

— Книга Иова? — живо уточнила та. — «Он поставил меня притчею для народа и посмешищем для него. Помутилось от горести око мое, и все члены мои, как тень»? Следовало ожидать. Но вернемся к нашей забавной истории… Во время танцев не случилось ничего особенного — разве что я заметила, как ты отчаянно домогаешься к Сибилле Торберн.

— Я? Домогаюсь? — взвыл Бобби. — О боже… нет, не важно. Продолжай.

— Как бы то ни было, ты изо всех сил пытался чего-то от нее добиться. Джек Марш сказал.

— С него станется. Но чтоб я домогался к жене моего лучшего друга… бред какой-то! Но что дальше-то было?

— Я ехала домой, уже после полуночи, и тут мотор заглох. То ли масло залили в бензобак, то ли бензин в двигатель — уж не знаю. Как бы то ни было, Андерсон, наш шофер, нырнул под днище машины и не вернулся, давая о себе знать только невнятным нытьем вперемешку с ругательствами. А-а, нет: пару раз он высунулся, извинился и посетовал на погоду. А видишь ли, ночь обещала быть теплой, поэтому я взяла открытую машину, без верха, вот тут и пошел дождь. Лило просто… просто не знаю, как сказать…

— Дьявольски сильно?

— Вот да, спасибо. Поняв, что еще немного — и я промокну до нитки, я начала искать укрытие и тут вспомнила, что невдалеке был домик — здание местного гольф-клуба. Мы же на поле заглохли. Оставив шофера в неведении, я пробежала вдоль дорожки к зданию клуба. К тому моменту полило еще более так, как ты сказал. Дверь была закрыта, но не заперта, так что я зашла. Причем, заметь, я была от машины на расстоянии громкого крика, но шофер не знал, что я вообще куда-то ушла, понимаешь?

Кивок.

— И вот стоило мне зайти — как меня накрыло жуткое чувство, что рядом кто-то есть. В тихом ужасе я попятилась к двери — и тут меня осторожно, но очень крепко ухватили за руку. «Закричишь, — сказал кто-то, изменив голос (именно изменив, я это как-то почувствовала), — оторву твою башку ко всем чертям!».

— Джентльмен, однако, — хмыкнул Бобби.

— Он не был каким-нибудь злодеем, — пожала плечами Лесли. — Даже наоборот. Очень любезно объяснил, что он бы никогда, но это для моего же блага, и я, как разумная девушка, должна понять, что все это он делает только по вине неких ужасных обстоятельств. В какой-то момент я с изумлением поняла, что он боится даже больше, чем я.

— И ты его не видела?

— Именно так. Было темно. Меня позвал шофер; я хотела было откликнуться, но мне заткнули рот. Вскоре послышался шум мотора: должно быть, Андерсон решил, что я пошла пешком и поехал потихоньку, надеясь перехватить меня по дороге. Не знаю, что я тогда сказала этому незнакомцу, но точно ничего хорошего. Впрочем, он не обратил внимания. Только сказал, что до половины второго я должна сидеть тихо.

— Жутко испугалась, наверное?

— Да нет, знаешь… самое странное — мне было совершенно не страшно. Я сидела и думала, что встретилась с весьма необычным человеком. Версии строила — одна фантастичнее другой…

— Это какие? — Бобби даже заинтересовался.

— Ну там, старинная вражда, кровная месть, все такое, романтический герой пускается в бега, когда я случайно становлюсь у него на пути… Помню, гадала, зачем мне нужно сидеть так долго — аж до половины второго. Потом, правда, кое-что прояснилось: я слышала, как по дороге проехала машина, даже увидела огни фар на склоне. И вот эта машина остановилась точно там, где до того заглохла наша. Кто-то пошел по дорожке, я услышала громкий свист. И тут начинается самое занятное! Он толкнул меня в угол, рявкнул: «Ни звука!» — и пошел к дверям. Кто-то спросил его: мол, это ты? А он ответил — жутким, хриплым, нечеловеческим каким-то голосом: «Да пошел ты!» Второй промолчал и пошел прочь — я слышала, как он шлепал по лужам, а потом машина унеслась прочь на дикой скорости.

— А что твой тюремщик?

— Вернулся и хохотал так, как будто устроил лучшую шутку в своей жизни. Но для него-то это было дело нешуточное. Понимаешь, я как раз начала со всей возможной суровостью требовать от него, чтобы он, как причина моих бед, лично доставил меня домой — и тут как раз прибыл папа. Я мельком увидела его машину и услышала, как он распекает Андерсона: «Неужели ты, дурак, думаешь, что моей дочери могло не хватить мозгов спрятаться от дождя? Разумеется, она в здании гольф-клуба!» Он потребовал фонарь, и мой тюремщик занервничал, и спросил, кто это. Я холодно известила его, что это мой отец, — и тут бедняга испугался так, что мне снова стало его жаль. А уж когда я назвалась, он и вовсе чуть не свалился в обморок.

— Я так смотрю, он и не знал, какую крупную рыбку поймал…

— Не надо сарказма, а? И вот папа шел с фонарем по тропинке, когда мой злодей распахнул дверь и помчался прочь, путая следы, как перепуганный заяц. Папа только и увидел, что его спину, и то на пару секунд. А потом… — Лесли нахмурилась. — Потом я заварила кашу, которую нам расхлебывать. Нет, будь я тогда в здравом уме, я бы просто сказала всю правду, по порядку, вот как тебе…

— Но эта правда выглядела недостаточно правдоподобно? — мрачно уточнил Бобби.

Лесли кивнула.

— Именно. Но это правда. Неправдоподобность ее была так очевидна, что я живо представила отца, как он стоит, руки в боки, и смотрит на меня, как на… У меня всегда было слишком живое воображение. Я просто не смогла бы ничего объяснить. А он как раз начал спрашивать — так мягко и ласково, что ужас: «Кто был этот человек?» И я нашла самый легкий выход. Просто назвала первое имя, пришедшее в голову.

— Мое.

— Да.

— И тебе, конечно, не пришло в голову, что надо будет объясняться со мной? Что ты рушишь мою только начавшуюся карьеру, очерняешь мое доброе имя и лишаешь меня будущего?

— Пришло, но не сразу, — покаялась та. — Когда мы были уже дома, я побежала к папе и рассказала все как есть. Сперва он заявил, что я тебя выгораживаю, потом… ради всего святого, я должна покаяться, ради всего святого, он едва тебя не пристрелил, ради всего святого, никогда наш гордый герб не был осквернен подобным… Я поняла, насколько была не права. Я и сейчас это понимаю. Бобби, прости меня, пожалуйста, — мне ведь еще с Джеком Маршем объясняться!

— А Джек у нас что, заинтересованное лицо? — уточнил молодой человек. Лесли помедлила.

— Ну… в общем, да. Тут такое дело… понимаешь, он мне очень нравится, но я его очень боюсь. Ты мне тоже нравишься, и тебя я не боюсь совсем. Понимаешь?

— Понимаю. И мне это очень нравится.

Она бросила на него короткий резкий взгляд — слишком уж многозначительно прозвучали его слова.

— Ах да! Ты ведь так и не рассказал, как прошел ваш разговор. Он предлагал тебе жениться на мне?

Бобби кивнул.

— Он этого настоятельно требовал, я бы сказал.

— Ох, бедняга. Наверное, сложно было вывернуться, да?

— Да нет, в общем-то. — Бобби смахнул с колен несуществующие крошки. — Я и не выворачивался.

— Ты… не выворачивался? — Она ахнула и воззрилась на него в изумлении.

— Ну да. Просто сказал «Ладно, хорошо».

Повисло молчание.

— То есть… ты… То есть ты принял мою руку и сердце? — совсем тихо сказала Лесли.

Бобби кивнул — в который уже раз.