Мое любимое убийство. Лучший мировой детектив (сборник) - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 38

— Вот беда-то какая. Так что, работорговец и вправду умер?

— Мертвее не бывает, сегодня после обеда похоронили.

— Жуть! А Джим сознался?

— Нет. Только говорит, что негру бесполезно оправдываться, если против него двое белых.

— Это верно, не так ли, ваше величество?

— Да, так и есть — негру выше головы не прыгнуть.

— А может, это не он убил? Не было ли вокруг подозрительных личностей?

— Нет, никого.

— Точно?

— Точно. А если б даже и были, где у них мотив? Не станут же они убивать человека просто так, от нечего делать?

— Не станут. Но, может, и у Джима мотива не было?

— Был, ваша светлость, в том-то вся и штука, что был. Все знают, как этот работорговец однажды поступил с Джимом, а двое слышали, что Джим обещал отомстить ему когда-нибудь. Я-то знаю, что это одни слухи, да что толку? Ведь распускали-то их белые, а Джим — всего-навсего негр.

— Да, плохи у Джима дела.

— Бедняга Джим, он и сам знает. Все говорят, что его повесят, и на его стороне никого нет — ведь он же вольный негр.

Все молчали. Значит, думаю, я им хорошо объяснил — теперь-то они оставят Джима в покое, и нам с Томом никто не будет мешать, и мы найдем тех двоих и выручим Джима из беды. На душе у меня стало хорошо, спокойно. Немного погодя Герцог говорит:

— Я кое-что придумал. Мне нужно с вами переговорить, ваше величество.

Они с Королем отошли в сторонку и стали о чем-то шептаться, а когда вернулись, Герцог говорит:

— Вижу, ты любишь Джима и тебе жаль его. Как, по-твоему, что лучше — если его продадут на Юг или если его повесят?

Такого поворота я не ожидал. Меня будто оглушило. Я не мог понять, к чему он клонит. Не успел я опомниться, а он продолжает:

— Тебе решать. Мы с Королем уже не раз выходили на след Джима и вновь теряли его. Дело в том, что у нас есть ордер на арест Джима — от губернатора штата Кентукки для губернатора штата Миссури и других уполномоченных лиц. Подделка, конечно, но бумага и печати настоящие, и по этому ордеру мы можем схватить Джима где угодно, и никто нам не помешает. Сначала, когда мы шли по этому следу, он привел нас в Александрию, что за шестьдесят миль к северу отсюда. Мы потеряли его вновь и решили уже отказаться от поисков навсегда. А сегодня сели на этот пароход…

— Не зная, что справедливое, всемогущее Провидение…

— Замолчи ты, старая пивная бочка, и не перебивай. В твоей власти, Гек, спасти Джима или отправить его на виселицу. Ну, выбирай!

— Видит Бог, ваша светлость, я дорого бы дал, чтобы его спасти, — только скажите мне как!

— Проще простого. Представь, что Джим убил человека где-нибудь в Теннесси, или в Миссисипи, или в Арканзасе год с небольшим назад, когда вы с Джимом помогали нам с Королем вести плот, и мы с Королем хотели продать Джима как нашего собственного негра — да он и был наш, по праву нашедшего, ведь это мы его нашли, когда он плыл по реке на плоту без хозяина…

— Да, он и сейчас наш, — рявкнул Король.

— Заткните глотку, ваше величество, и не сотрясайте попусту воздух. Представь, Гек, что Джим и вправду убил человека — плантатора или кого-нибудь там еще. Теперь понятно, к чему я клоню?

— Совсем непонятно! Джим никого не убивал. Он ни на шаг от меня не отходил, и даже если бы…

— Хватит, не прикидывайся дурачком. Ясное дело, он никого не убивал, не в этом суть. А суть вот в чем: представь, что он вправду убил человека. Ясно? По-настоящему. Теперь понятно?

— Нет.

— Дьявольщина! Понимаешь, черт побери, что Джима нельзя судить здесь, если там его уже судили? Все убийства нужно расставить по порядку, так ведь? Это и ежу ясно. Отлично. А теперь — наш план: нам он поможет заполучить обратно нашего негра, а тебе — спасти жизнь твоему черному приятелю. Завтра в Сент-Луисе мы зайдем к одному нашему другу, который занимается темными делишками. Это он сделал для нас фальшивые бумаги, а теперь их подправит, как нам нужно: вместо «побег» напишет «убийство» — ну, то самое, что Джим совершил на Юге. А завтра-послезавтра вернемся сюда, предъявим бумаги, заберем Джима на Юг и там продадим — разумеется, не в Кентукки, а как можно дальше к устью реки, куда не доберутся власти Миссури, когда поймут, что их обвели вокруг пальца.

Ей-богу, я был на седьмом небе от счастья — даже ангелы, наверное, так не радуются, когда смотрят с небес, как детей католиков тащат на веревке в пресвитерианскую воскресную школу. Вот ведь какие чудеса бывают: только что ходил грустный, на сердце кошки скребли, и, казалось, конца не будет твоим бедам, а потом вдруг случается какая-нибудь мелочь, которой вовсе и не ждал, — и сердце уже прыгает от радости, и все твои печали позади, и ты доволен и счастлив, как Содом с Гоморрой и все прочие патриархи![16] Говорю про себя: вот так удача для Тома Сойера! И для Джима тоже. Если Король с Герцогом все сделают как надо, то Джим в безопасности, и если через три месяца Джим не будет в Англии на свободе — значит, мы разучились освобождать негров и лучше нам заняться чем-нибудь другим.

Я им сказал: мне план по душе, я согласен. Король с Герцогом обрадовались и даже руку мне пожали — в первый раз в жизни они до меня так снизошли. Я и говорю: хочу вам помочь, только расскажите как. Герцог в ответ:

— Ты можешь нам очень здорово помочь, Гек, и при этом ничем не рискуешь. Все, что от тебя требуется, это держать язык за зубами.

— Договорились.

— Если хочешь, можешь рассказать Джиму. Скажи ему: когда увидит нас, узнает, что мы от шерифа, и услышит, зачем мы пришли, пускай сделает испуганный и виноватый вид. Это должно подействовать. Только пусть ничем не показывает, что видел нас раньше. И ты тоже виду не подавай, что знаешь нас. С этим надо очень осторожно.

— Хорошо, ваша светлость, буду осторожен и ничем не выдам, что мы знакомы.

— А теперь скажи, что ты делаешь на этом пароходе?

Такого я не ожидал. Я не знал, что ответить, и сказал: путешествую, чтобы поправить здоровье. Но Король с Герцогом были в хорошем настроении и не стали ничего выпытывать, только рассмеялись и спросили, где же курорт. А я отвечаю: вон там — видите, огни горят? Ну, они меня и отпустили. Стали прощаться и говорят: смотри не опустоши там все курятники!

Я отправился к рубке, настроение было лучше некуда, а потом вспомнил, что все это время не следил за челноком, но, думаю, невелика беда — все равно никакого челнока не было, а то бы Том с рулевым его заметили и бросились в погоню. Наверху контролер проверял билеты, мы с Томом спустились на крышу рубки, и я говорю ему шепотом:

— Представляешь, Король и Герцог здесь — внизу, на полубаке!

— Не может быть!

— Да провалиться мне на этом месте! Хочешь посмотреть?

— Еще бы! Пошли!

Мы скорей бегом на полубак. Король и Герцог после наших с Джимом приключений стали у нас в городе знаменитостями — Том, как и любой другой на его месте, все бы на свете отдал, чтобы взглянуть на них. Когда Том их видел в Арканзасе, они были с ног до головы в дегте и в перьях, и люди с факелами тащили их верхом на шесте — ну точь-в-точь облачный столп, который вывел Моисея из тростников.[17] И сейчас Том, понятное дело, хотел полюбоваться на них без перьев, потому что в перьях они были больше похожи на лопнувшие подушки.

Но ничего у нас не вышло. Пароход подходил боком к плавучей пристани, и помощники капитана, само собой, всех прогнали с полубака. Там не осталось ни одного пассажира — только матросы с грузами носились туда-сюда, ярко-красные при свете топки и огней, а на остальной палубе — тьма кромешная и ничего не видно. Мы спрыгнули на берег и отправились к северной окраине города, там нашли длинный плот из бревен и поплыли. Уселись на краю, свесив ноги в воду, а вокруг — тихо-тихо, только волны слегка плещут о плот. Мы болтали и смотрели, не покажется ли челнок, а кругом комары пищали, и лягушки квакали вовсю, как у них водится в такие летние ночи, и было тепло, уютно и славно.