Самая правильная ведьма. Трилогия (СИ) - Смирнова Ольга Викторовна - Страница 23

— Но, позвольте, — вмешалось обвинение. — Жила же как‑то ваша подопечная сколько там… двадцать два года и ничего, выжила и без вашего присмотра. Что теперь‑то изменилось? Уважаемая Судия, обвинение считает, что ангел второго ранга Петр преувеличивает собственное значение в сомнительном деле спасения земной девы Миранды Новиковой, дабы избежать наказания.

— У вас есть, что на это возразить, обвиняемый?

— А то, у меня всегда есть, что сказать. Только на этот раз лучше пояснит Касс, он в этом деле больше понимает, чем я.

— Ваша честь, — вступил в беседу Касс, — как ангел первого ранга я до положения мне должности хранителя сто тридцать два года назад работал — и могу предоставить соответствующие выписки — в должности лаборанта в отделе по распутыванию заклинаний и проклятий при нашем институте Жизни и Истины. Сорок лет, почитай, там трудился и схемы проклятий наизусть выучил, порой, особенно в сезоны обострений, приходилось по пятьдесят штук в день снимать. Так вот, по просьбе ангела второго ранга Петра, я изучил ауру его подопечной и могу с уверенностью сказать: те проклятия, что наложены на нее, имеют определенный срок действия. Они… как бы это объяснить… не убивают сразу, а имеют тенденцию со временем усиливаться, навлекая на проклятого несчастья и горе, доводя в большинстве случаев до самоубийства. И если до сей поры они не достигли своего пика, то только благодаря тому, что на земной деве лежит материнское благословение. Оно и защищает, но, к сожалению, уже порядком истрепалось. Обычно колдуны ограничиваются одним проклятием на одного человека — больше не требуется. Но на земной деве Миранде Новиковой я насчитал как минимум пять проклятий, ведущих ее к гибели — одни сильнее, другие — слабее. Они высасывают жизненные силы девы, чем дальше, тем больше. На данном этапе я бы сказал, что жить ей осталось не больше пяти лет. На протяжении этого срока — либо смертельная болезнь, либо сумасшествие, после — либо самоубийство, либо болезнь возьмет свое. С наибольшей долей вероятности я бы предположил…

— Возражаю, Ваша честь, — вступил прокурор. — Данная информация ничем не подтверждена, по сути является умозрительными заключениями обвиняемого и к делу приобщена быть не может.

— Еще как может! — выкрикнул ангел второго ранга Петр. — Это сущая правда, ты на нимб его посмотри! Творение Истины не может врать!

— Врать не может, а сочинять — сколько душе угодно, — парировал прокурор. — Или искренне верить в свои слова.

— Слушай ты, умозрительный наш, здесь судьба человека решается!

— Именно на это я и хотел бы обратить внимание Судии, — голос прокурора был сух. — Что здесь решается судьба человека, а каждый человек очень важен для нас.

— Тишина в зале! Тишина! Просьба к сторонам соблюдать тишину! Суд выслушал ваши аргументы и удаляется для принятия решения. Всем встать.

Стук молоточка вновь зазвучал, но был каким‑то дребезжащим, напоминающим звонок. Мира открыла глаза и первым делом подумала, что завтра же по мере своих сил уберет эти зеркала из дома. Ну и что, что дорогие, жизнь дороже. Даже если приснилось, что жить ей осталось всего пять лет. Видимо, это ночные события привели к столь пессимистическому настрою. Опять страсти какие‑то чудятся.

Было очень холодно — Мира лежала в неудобной позе в ванне, голая, мокрая, с огромными шишками на затылке и на лбу, которые она даже трогать боялась. Соблюдая максимальную осторожность, девушка вылезла из ванны, наплевав на валяющуюся под ногами мыльную мочалку, и, обмотавшись теплым махровым полотенцем так, что виден остался только кончик носа, протопала в спальню. Там забралась под пуховое одеяло, утонула в мягком матрасе и блаженно сопнув носом, провалилась в глубокий сон.

Разбудили ведьмочку две вещи — нещадно раскалывалась голова, и где‑то настойчиво звонил телефон. Застонав сквозь зубы, Мира высунулась из‑под одеяла, но вставать ни в какую не хотелось. Телефон продолжал разрываться и было в этом что‑то болезненно знакомое — наверное, из управления звонят, на ковер вызывают, догадалась Миранда, больше никто так рогом не упирается. А раз так, то трубку по — любому надо успеть поднять, иначе приедет специальный курьер, а после его визита по больницам бегать замучаешься, нашлет для профилактики и в назидание заразу какую‑нибудь.

Миранда быстро, но аккуратно сползла с постели и, как была в полотенце, вышла в гостиную. Поискала телефон — тот обнаружился под столом.

— Алле!

В ухо ей зазвучал механический бесполый голос.

— Миранда Новикова приглашается завтра, седьмого июля, в одиннадцать двадцать две по местному времени в Главное управление по делам ведьм и проклятий для дачи объяснений по поводу отсутствия её на последнем Шабаше. Кабинет сто четыре.

Вот так — ни здрасьте вам, ни до свидания — это считается плохим тоном. Чем больше грубости, тем лучше. А вообще любое проявление доброты и вежливости для ведьмы — уже плохой тон.

Миранда вздохнула, положила трубку и тут же пометила в небольшом настенном календарике завтрашний день — жирно обвела красным и подписала: одиннадцать двадцать две, кабинет сто четыре и три восклицательных знака нарисовала.

И что это за бестолковое время — одиннадцать двадцать две? Почему не двадцать пять или не половина двенадцатого в конце концов? И что за кабинет? Разве ее не к Старшей отчитываться вызывают?

Ладно, это не столь существенно, важнее было разыскать таблетки от головной боли или настойку какую, а то от боли тошнило. Но ни на кухне, ни в спальне, ни в гостиной ничего похожего Мира не обнаружила и с тоской поняла, что придется идти в аптеку. Подошла к зеркалу, в который раз ужаснулась собственному отражению — волосы дыбом, глаза безумные, красные от недосыпа, как у вампира, завидевшего жертву, на лбу переливается всеми цветами радуги здоровенная шишка, да еще душ смыл тональный крем с лица и на подбородке явственно проступил вчерашний синяк. Мда, что и говорить — Мира выглядела как жертва домашнего насилия, либо как базарная торговка, вступившая в неравный бой за свой товар.

И с этим тоже что‑то надо было делать — завтра ей предстояло явить свое подпорченное личико в участок, а затем — в управление. Мира поломала голову и решила — не пойдет она в аптеку, а наведается лучше к местной знахарке в лавку недалеко от дома. Там и снадобье можно обезболивающее прикупить и зельем, синяки сводящим, разжиться. Уж сколько невезучая ведьмочка на своем веку этих зелий перепила — не сосчитать, пора скидку требовать как постоянному клиенту.

Одевшись потеплее — на дворе было начало июля, но холод с утра стоял неимоверный, в платьице не погуляешь — Мира нахлобучила на голову кепку, надвинула пониже козырек, дабы ее украшения не бросались в глаза, и вышла из дома.

Добралась до знахарки без приключений, и за это была богине Ярости очень благодарна. Войдя в лавку, девушка окунулась как в воду в невероятные ароматы трав, витавшие в воздухе. Можно было учуять засушенный шиповник, аралию и арнику, одуванчик и падуб, на общем фоне выделялись горькие нотки полыни. На прилавке девушка заметила перевязанный синей ленточкой вороний глаз, а также букетик вереска. Витая узкая лесенка из мореного дуба убегала на второй этаж. Большие, от пола до потолка, шкафы со стеклянными дверями были заполнены разномастным баночками и сборами. Отдельно в темном углу стоял шкафчик, где хранились сушеные травы и соцветия, а так же семена и плоды. Здесь царил приятный полумрак, было чистенько и опрятно, что очень многое говорило о хозяйке лавки. Некоторые знахари, державшие подобные магазины, например, не слишком усердствовали в уборке помещений по той причине, что травы и цветы вечно умудрялись осыпаться где надо и где не надо, и даже после часа ползания со шваброй в зубах и выскребания пыльцы и лепестков из углов, результата зачастую не видно вообще.

Не успела Мира сделать и пары шагов, как навстречу ей вышла — из ниоткуда — сухонькая старушка. Сморщенная, как изюм, с блестящими круглыми, вороньими, глазами. Одета она была в чистую сорочку с вышивкой, идущей по подолу и рукавам, подпоясана передником. Седые волосы собраны в аккуратный пучок, на тонких слегка дрожащих пальцах красовались перстни, в мочках ушей висели затейливые сережки — обереги. Это и была знахарка, хозяйка лавки, звали ее Матрена Патрикеевна.