Если свекровь - ведьма - Касмасова Лилия - Страница 66

Та-ак. А второй этаж торта выглядит совсем по-другому. Розочки, лепесточки, желе какое-то. Третий же самый аппетитный — шоколадные завитки и орешки мелкие. Попробовать его немного, что ли?

Я поднялась. Взяла нож, оставленный Крысой на краю блюда, и нацелилась им на третий этажик, где стояла одинокая безголовая невеста.

— Нет! — вскричала Мелисса. — Их надо есть по порядку.

— С чего это? — с сомнением отозвалась я.

Опять колдовство какое-нибудь. Но и я, и Бондин видели этот торт в магической реальности. Он был чист. Может, Мелисса успела добавить любовного зелья в верхний этаж? Я опустила левую руку под стол и большим пальцем повернула око на пальце среднем.

Торт оставался таким же и в серебряном свете тоже. Да просто у этой Мелиссы какой-то бзик. Если это ее свадебный торт, значит, мы должны его есть в ею установленном порядке. Чушь какая-то.

Ну и ладно, обойдусь без тортов. Только вот есть еще хочется. Съем-ка лучше бутербродик с колбаской.

Я положила нож обратно к торту.

Вообразила на своей тарелке бутерброд. И он там появился. Как все же здорово быть ведьмой.

У моего уха раздался голос Бондина:

— И мне такой же сделай.

Я посмотрела на его тарелку, где остались только крошки от торта. Вуаля. На тарелке появился бутерброд.

— И мне, — сказал Миша, слизывая крем с пальца.

Мне было не жалко. И на тарелке Миши тоже появился бутерброд.

— Еще кто голодный? — деловито спросила я.

Мелисса надула губы, встала и, подойдя к подоконнику, включила стоявший там музыкальный центр.

Какая классная музыка. Мои ноги сами собой начали притоптывать. Самба? Что-то латиноамериканское.

Ладонь моя отстукивала по краю стола ритм. Орхидея закивала в такт. Николай встал и подошел к ней:

— Потанцуем?

Они вдвоем направились в гостиную. Николай крикнул оттуда:

— Сделайте погромче!

Мелисса усмехнулась, взяла колонки — они были без проводов — и понесла в гостиную.

Миша подошел ко мне:

— Может, мм-м… тоже потанцуем?

Миша? Хочет танцевать? Да еще какой-то огненный латинский танец? Как-то мы с ним танцевали, на вечеринке, в первые дни знакомства. Это было больше похоже на тихое и упорное утаптывание ковра в обнимку.

Бондин только усмехнулся, поглядел на нас и продолжил потягивать чай из расписанной зелеными цветами чашки.

— Нет, я… кхм… устала, — ответила я, прижимая ладонь к столу и перекрещивая ноги, будто и не рвалась танцевать минуту назад.

— Хорошо, — обиженно сказал Миша.

— А я бы потанцевала, — заявила Мелисса, появляясь из гостиной.

Миша направился к ней, взял ее под руку, и они вышли.

Прямо дежавю какое-то. Не хватало только, чтобы она его во второй раз увезла — теперь на какой-нибудь другой край земли. Я покосилась в сторону гостиной. Но бороться за Мишу желания не возникало. А может, даже хорошо будет, если она его и правда еще разочек увезет. Рука моя снова забила в такт музыке — теперь из гостиной доносилось что-то вроде диско.

Бондин улыбнулся во весь рот:

— Фирменные торты мадам Бабы-Яги.

— Что? — не поняла я.

— Нижний слой располагает к танцам. — В глазах его плясали смешливые искорки.

Я покосилась на торт:

— А средний?

— К песням. — Он встал, подошел к торту, поднял ножом одну розочку со среднего слоя, взял ее пальцами и съел. А потом вдруг… запел довольно мелодично: — Сердце краса-авиц склонно к изме-ене…

— Он голос дает, что ли? — не поверила я.

— Нет, — сказал Бондин, — просто петь хочется.

— Почему же в магической реальности не видно, что там какие-то зелья?

— Да они очень слабого действия и едва светятся, — сказал Бондин. — Серебряное магическое сияние мира их перекрывает. И к тому же они разрешенные. У Бабы-Яги на все ее зелья есть лицензии.

Интересно, сколько зелий за эти два дня — да нет! за сегодня! — я уже попробовала? Что ж, продолжим знакомство. Я подошла к торту и аккуратно взяла со второго этажа кремовую завитушку. Повертела, понюхала — ничего такого. Слизнула — сладко и обыкновенно, белковый крем с ягодно-ликерным привкусом. Кажется, малиновым… Как там в песне пелось: «По малину в сад пойдем, в сад пойдем…». Вторую строчку «и малины наберем…» я промурлыкала вслух.

Елки, действует!

Бондин смеялся.

— А третий, верхний — что?

— Третий располагает к… беседам, — сказал Бондин.

— Зачем? — Я представила гостей, которые сначала пляшут, потом поют, а потом — беседуют? Что за ерунда? Кто хочет беседовать на свадьбе?

Ладно, проверим. Я решительно подступила к третьему этажу. Поболтать я всегда не прочь, а тут, возможно, например, интересные темы будут в голову приходить.

И темы заявились.

Я с причмокиванием и смакованием откушала маленький шоколадный треугольничек бисквита, политого шоколадной глазурью. С кусочком сахарного шлейфа от платья куклешки-невесты.

Бондин смотрел-смотрел на меня, потом тоже отрезал ломтик и проглотил его. Глаза у него заблестели, будто он слегка опьянел.

— Какой у тебя таинственный взгляд, — сказала я ему. — Такой туманный и интригующий.

— Это туман твоей красоты застилает мне глаза, — сказал Бондин.

— Спасибо за комплимент, — хихикнула я.

Он пригладил волосы, присел на соседний стул.

— У тебя такая интересная профессия, — начал он, — сидеть на кассе в супермаркете, каждый день видеть новых людей…

— Откуда ты знаешь, кем я работаю? — поинтересовалась я.

— Читал о тебе, — игриво сказал он. — В заявлении Маргариты Петровны о принятии тебя в семью… Замечательная профессия.

— Ну, — скромно сказала я, — ничего такого особенного в моей профессии нету.

— Как же, как же, — возразил он, — все эти… цифры, чеки… Ты сидишь и играешь на клавишах кассового аппарата, как пианистка! Как это артистично!

Кхм. Он никогда не видел меня за кассой. Я ведь там всего без году неделя. Когда я тычу в кнопки, я больше похожа на незадачливого воришку, который никак не может подобрать код к сейфу.

Я сказала:

— Да, поэтому мне и нравится работать кассиром. Я воображаю себя на сцене Большого театра.

А в Большом театре выступают пианисты?

— Ты бы прелестно смотрелась на сцене Большого, — мило сказал Бондин. — Особенно если бы была балериной.

Это он, пожалуй, слегка загнул. Я — и вдруг балерина. Я представила себя в гофрированной пачке и с диадемой из страз на голове. Блестящая диадема — это еще ничего. Но пачка! Она же совсем, ну нисколько не прикроет мой пухлый э-э… тыл. Так что никакой прелестности во мне как балерине он бы не увидел. Ой. То есть очень даже увидел бы и решил, пожалуй, что ее слишком много.

Поэтому я сказала застенчиво:

— Лучше уж пианисткой…

— Согласен, — сказал он. — Тем более у тебя такие тоненькие изящные пальчики. Так и вижу, как они порхают над клавишами…

— У кассы — кнопки, — сказала я.

— Над кнопками, — нисколько не сбился с тона он.

— Вот у тебя, — сказала я, — и правда работа крутая. Ты как суперагент. Ну, почти. Тоже типа… спасаешь мир, от всякого нехорошего колдовства.

— О, а я бы хотел спасать тебя, — сказал он. — Чтобы ты была принцессой и тебя украл дракон, а я… — он перебил сам себя. — Не маленький горынчик, а какой-нибудь из крупных пород…

— А что, и крупные драконы существуют? — перебила я его галантности.

— А как же. Размах крыльев до двенадцати метров! Как у самолетика Орхидеи.

— Правда? — вытаращилась я на него. — Не может быть.

Хотя если существуют мелкие, почему бы не существовать крупным?

В кухню зашла только что упомянутая самолетовладелица и, обмахиваясь веером, посмотрела на нас:

— И как вы выдерживаете — не танцевать?

Бондин сказал, не обратив внимания на ее вопрос:

— Это милое создание не верит, что большие драконы существуют.

— Конечно, существуют, — сказала Орхидея. — Я сначала хотела Гигантского Красного завести. Да мне его не прокормить.