Если свекровь - ведьма - Касмасова Лилия - Страница 62

Я должна быть ему благодарна. А он меня почему-то бесит.

Но волны успокаивающе шуршали, набегали белой пеной на берег, и мои беспокойные мысли будто убегали в море вместе с ними. Я закатала штанины джинсов до колен и пошла по мелководью. Вода была теплой.

Но купаться мне не хотелось. Да и плавать я не умею.

Небо над головой было огромным. Лилово-розовые пышные полосы облаков лежали на нем от края до края, будто гигантские крокодилы в тихой реке. Я медленно пошла вдоль полосы прибоя. Остаться бы на этом острове навсегда, бродить по пляжу, сидеть на вилле в гостиной и играть в настольные игры с… черт, почему мне на ум пришел этот рыжий инспектор?

С Мишей. Навсегда — с Мишей? Смятение захлестнуло меня. И это слово — «навсегда»… Если навсегда с Мишей, то значит, никогда больше мы не сядем в баре с Бондиным и не будем болтать, и он никогда не поцелует меня больше… Но мы же можем быть друзьями… Нет, не хочу я, чтобы мы были друзьями! К черту дружбу! Кажется, он мне нравится, этот долговязый нелепый сыщик. И как-то по-другому, чем Миша. Никакого спокойствия, сплошные терзания. Это что же — я влюбилась, что ли? Это по-настоящему вот так влюбляются?

С Мишей все было по-другому. Когда мы начали встречаться, он был мне симпатичен, я чувствовала к нему теплоту и нежность… Но чтобы вот так, чтобы хотелось помчаться к нему со всех ног, взъерошить волосы, заглянуть в глаза, повиснуть на шее и…

А может, я просто свихнулась, а вовсе не влюбилась? Свихнулась от всего этого навалившегося за два дня колдовства, похищения Миши, путешествия на другой конец света!

О, а вот и Мелисса. И рыжий сыщик. Я вышла из-за небольшого песчаного холма и увидела их. Мелисса сидела на полосатом матрасике, спиной ко мне, приняв какую-то неестественную, но суперграциозную позу «а-ля голливудская звезда каких-нибудь шестидесятых», рассчитанную, по-видимому, на Бондина. Но зря. Тот, в одних синих шортах, лежал на спине, раскинув руки и уставившись в небо. Его туфли и аккуратно сложенная одежда лежали рядом.

— Инспектор, — капризно сказала Мелисса, пока что меня не заметившая, — не могли бы вы намазать мне спинку кремом от солнца…

О боже. Какой избитый, глупый и пошлый прием! Да и солнце уже садится.

— Полежите минут пятнадцать на спине, — отозвался Бондин, поворачивая голову, — солнце сядет, и крем вам не понадобится… — Он заметил меня: — Вика? — Живо приподнялся, сел. — Решила поплавать все же?

Белобрысая Крыса тоже повернулась и хмуро посмотрела на меня.

— Я не умею плавать, — ответила я.

— В таком-то возрасте, — заметила блондинка.

— Тут странный песок, правда? — сказал мне Бондин и пересыпал похожий на порох песок ладонью.

— Правда, — сказала я, подходя к нему.

— Это остатки вулканической деятельности, — сказал Бондин.

Я присела рядом с ним, бросила кроссовки. Погладила теплый песок ладонью, сказала:

— Откуда ты знаешь?

Он положил ладонь поверх моей руки, сказал:

— Читал где-то…

— А как там Миша? — раздался пронзительный голос Мелиссы. — Уже очнулся?

— Не знаю, — обернулась я, — иди проверь.

— И не боишься, что я его у тебя опять уведу? — язвительно сказала Мелисса.

— Без любовного зелья тебе это вряд ли удастся, — сказала я.

Крыса раздула тонкие ноздри, запыхтела, а потом сказала:

— Да. Но только потому, что он очень порядочный и не нарушит слово, даже если тебя не любит.

Миша порядочный. А вот я, кажется, нет. Не должна я так смотреть на Дениса Бондина. И вспоминать, как его губы прикоснулись к моим губам. Ведь я невеста! У меня свадьба в Новый год!

Моя ладонь выскользнула из-под ладони Дениса, я вскочила, сказала:

— Пойду я.

Он вскочил вслед за мной, проговорил:

— Я с тобой. Подожди, только оденусь.

— Нет, — помотала головой я. Не ходи.

Схватила за шнурки свои кроссовки и быстро пошла обратно в сторону виллы.

Слышу, шуршит за мной кто-то. Бондин, в шортах и развевающейся рубашке, с остальной одеждой в руках, догнал меня:

— Поговорим?

— Нет.

— Да не беги ты так! Чего ты боишься?

Я остановилась. Посмотрела смело ему в глаза:

— Ничего я не боюсь. А у тебя там Мелисса не сбежит?

— Да куда она сбежит, — небрежно сказал он, — в браслете.

— А что браслет? — Мне было все равно, какие свойства у браслета, но я не знала, что говорить.

— Он антиугонный кроме прочего, к моему телефону пришвартован, дальше ста метров уйдет — сирена включится, — сказал он. Помолчал минуту будто ожидая, что я скажу, потом заговорил сам: — Мы вернемся в поместье, я выясню все о побеге Мелиссы и Михаила, заберу виновного в департамент…

Значит, будет Далию арестовывать.

— И что? — сказала я.

— И мы больше не увидимся.

— Правильно.

Он посмотрел на меня:

— Правильно? Или — «я рада»?

— Я рада, — буркнула я.

— Ты его правда любишь, Мишу?

— Да. — Я глядела вдаль, на море, мимо него.

— Не обманывай себя.

— С чего ты взял, что я себя обманываю? — сорвалась я. — С чего ты вообще ко мне прицепился? Любишь — не любишь? Чего ты от меня хочешь? Я что, должна перед тобой отчитываться? Кажется, это не входит в обязанности инспектора? Или ты и инспекцию чувств должен провести…

Он вдруг взял и поцеловал меня. Уронил одежду на песок и обнял. А я стояла и не могла от него оторваться. И минуты тянулись вечно. А в ушах бухало сердце.

Через бесконечные сотни-сотни тысяч мгновений я отодвинулась от его теплой, с прилипшими песчинками, груди.

— Ты весь в песке, — машинально сказала я.

Он тихо засмеялся, отряхивая песок с себя ладонями:

— Извини.

— Я совсем запуталась, — сказала я ему. — Я должна подумать.

Его лицо стало отчужденным, замкнутым:

— Подумать…

Я сказала, сбиваясь:

— Я тебя совсем не знаю. Мы только вчера познакомились. Я не хочу…

— … разрушать устоявшиеся отношения… — угадал он то, что я собиралась сказать.

— … из-за непонятно чего, — договорила я.

Он усмехнулся горько:

— Я для тебя, получается, непонятно что…

Я хотела сказать ему, что вовсе не «непонятно что», а очень важный человек Может быть, самый важный в жизни. Только вдруг я ошибаюсь? Вдруг постепенно выяснится, что мы совсем не подходим друг другу?

Он посмотрел на меня огорченно, а потом вдруг сказал:

— Жаль, я оставил очки в доме.

— Что? — не поняла я.

Он сказал еще более непонятно:

— Но я уверен, что они сейчас есть.

— Кто «они»? — растерялась я. — Очки?

— Поверни кольцо, увидишь.

Я повернула камень внутрь ладони. Все вокруг окрасилось серебристой дымкой, и в этой дымке между мной и Денисом вспыхивали и тут же гасли крошечные, но такие яркие золотые искры.

— Видишь их? — настойчиво спросил Денис, вглядываясь в мои глаза. — Ведь они есть?

— Ну и что, — сказала я безразличным голосом, но эти искры меня взволновали.

— Знаешь, когда они появляются?

— Ты же отказался просвещать меня на этот счет.

— Есть такое выражение, в людском мире: «Между ними искра пробежала»… Это от наших пошло. Они загораются в тот момент, когда возникает сильное взаимное чувство.

Ничего себе. Я стояла и смотрела исподлобья на Дениса и на золотые огоньки между нами.

Но искорки — это всего лишь искорки. Как там пелось в одной старой песенке: «Одна дождинка — еще не дождь…» Может, это всего лишь влечение, симпатия, да мало ли что! А с Мишей мы уже полгода вместе, мы жениться собрались!

Я отвернула перстень. И сказала:

— Ну и что.

— Ну и что?

— Да.

Он кивнул, подобрал одежду с серого песка и пошел прочь, но не туда, где осталась Мелисса, а вперед, вдоль берега.

Я долго смотрела ему вслед, как он бредет, долговязый и ссутулившийся. Потом вдруг испугалась, что он обернется, и пошла прочь от моря, от набегающей белой пены.

Ушла подальше, за камни, где песок был сухой. Вообразила небольшое покрывальце, и оно появилось, красивое, белое с синим, только… со своеобразным рисунком: посередине большое сердце, а в нем написано «Денис». М-да. Ладно, если я на него сяду, никто и не увидит, что там за кренделя. Да и нет тут никого.