Если свекровь - ведьма - Касмасова Лилия - Страница 59

— Да! — воскликнул Николай. — Начальство велело проверить. Им сообщили, что Михаил Реймс, возможно, двоеженец!

— Кто это им накляузничал? — возмущенно воскликнула Мелисса и поглядела на меня.

— Вообще-то я, — сказал инспектор.

Жаль, что не я.

— Это ведь ложь! — с обидой выпалила Мелисса, повернувшись к инспектору.

Тот ответил, не отводя глаз:

— Я хотел задержать свадьбу.

Мелисса насупилась.

А Николай кивнул Бондину:

— Понимаю… А списки я проверил. Чего их там нынче проверять-то? Мой, за этот год, я по дороге в самолете прочел…

Так вот что за книжка в кожаной обложке у него была!

Николай продолжал:

— Меня ведь редко свадьбы зовут проводить — основная моя специализация другая…

— Но ведь общий список очень длинный! — воскликнул Бондин.

— Ну и что, — сказал Николай. — Он же теперь в компьютере. Нажал поиск фамилии — и вся недолга.

— Как в компьютере? — удивился Бондин.

Николай нахмурился:

— Реформу провели в этом году. Я тоже теперь должен в конце года подавать в этом… ну, впечатывать в компьютер. А мне и так тридцать первого декабря некогда. Да и компьютеры я не люблю!

— Я бы могла тебе помочь, — улыбнулась Орхидея Николаю. — Я разбираюсь в компьютерах и печатаю быстро.

— Правда? — расцвел Николай. — Я был бы счастлив!

— А почему это, интересно, вы Деда Мороза пригласили? — спросил инспектор Мелиссу.

Та растерялась на секунду, потом ответила:

— У него… пальто красивое.

Похоже, она что-то не договаривает. И Бондин, видимо, тоже так решил, потому что пробормотал недоверчиво:

— Ну да, ну да.

А я подумала о том, что одна ведьма очень любит все снежное, зимнее и морозное. И она вполне могла посоветовать позвать Деда Мороза как шамана. Только вот… Далию ведь саму заколдовали. Значит, есть кто-то еще, кто тоже любит все зимнее? Или кто просто хотел перевести стрелки на Далию? Но кто?

Орхидея уже кусала куриное мясо, я тоже положила себе на тарелку курицу и салат. Мелисса ела с какой-то затаенной грустью. И если бы Миша был не моим женихом, а чьим-нибудь еще, то мне бы, наверное, стало ее даже жалко.

Мишу пришлось кормить буквально с ложечки. Потому что он начал ужин с того, что попытался фужером загрести салат из салатницы, и когда это ему в какой-то степени удалось, он перевернул фужер себе на шевелюру. Когда я забрала у него фужер и стряхнула листики шпината с его волос, он взял куриную ножку и спросил меня:

— Это микрофон?

Все прыснули. А Миша сказал, поднеся ножку к губам:

— Раз. Раз-раз. Раз-два-три…

По крайней мере, он может сосчитать до трех.

Я забрала куриную ножку, сама отрезала от нее филе, положила ему на тарелку и сказала, чтобы он ел.

Мелисса угрюмо посмотрела на Мишу и сказала:

— С любовным зельем он, по крайней мере, соображал.

— Угу, и соображал он только о тебе, — сказала я свирепо.

Мелисса уткнулась в свой салат.

Николай ел печенье, которого тут была целая гора на большой плоской тарелке, и запивал молоком. И такая еда ему явно была очень по вкусу.

— Чай? — спросила всех Орхидея.

Николай и Бондин сказали, что уже сыты. Я тоже. Миша равнодушно пожал плечами. А Мелисса сказала:

— Возьмем торт с собой на виллу?

Она сама и взялась его тащить. Орхидея «убрала» со стола: махнула ладонью — и все исчезло.

Мы погрузились в две ступы: я, инспектор и Мелисса — в одну (Мелисса на вытянутых руках держала снаружи ступы белоснежную пирамиду-торт), а парочка влюбленных и Миша — в другую.

Долетели до виллы без приключений. Орхидея сказала мне, что надо только сказать ступе: «Обратный путь». Что я и сделала, как только мы поднялись вверх, (ступа плавно и быстро полетела над деревьями назад к вилле.

Мелисса сначала тихо жаловалась, что она не виновата, что она слишком молода, чтобы ехать в Сибирь, что там и приличной магической тусовки нет, и парни дикие, бородой заросшие.

Потом спросила:

— А мои родители очень переживали, когда узнали?

— Разумеется! — сказала я.

— Ну она им хоть записку передала?

— Собака? Боб? — спросила я.

— Какой еще Боб? — удивилась Мелисса.

— Собака Маргариты Петровны, — сказала я. — Она твою записку принесла.

Мелисса возмутилась:

— Она что, отдала записку собаке?!

А инспектор спросил:

— Кто — она?

Мелисса прикусила язык.

— Зато в тайге свежий воздух, — сказал Бондин. — Полезно подышать… Лет десять.

Мелисса вздрогнула, потом всхлипнула и сказала вдруг:

— Не буду я за нее отдуваться!

— За кого? — спросил Бондин.

Она примолкла, потом призналась:

— Это была не моя идея — с Мишей убежать. Она мне сказала, что он до сих пор меня любит.

— Кто — она? — спросила я.

Мелисса бросила на меня враждебный взгляд, потом сказала Бондину:

— Я расскажу все только лично вам.

— Хорошо.

Далия — вот кто мог бы подбить Мелиссу! Далия даже Весловских нарочно в гости позвала! Да только ведь Далию саму заколдовали. Тогда кто эта таинственная «она»? Мать Мелиссы? Но она вроде не мечтала породниться с Далией… А что? Какая-нибудь тетушка Миши, которой я не понравилась? Да я всем тетушкам Миши не понравилась. И вряд ли когда понравлюсь. Я ведь не из их круга.

Ступа стала снижаться. И вот мы приземлились на знакомом дворе. Орхидея с Николаем и Мишей уже выходили из своей ступы.

Орхидея накинулась на Мелиссу — хорошо, что у той в руках был торт, иначе Орхидея ее бы точно поколотила.

— Я видела свой самолет! Ты что, не могла потерпеть и проехать пятьсот метров?! Не владеешь самолетной магией, так нечего было колдовать! И вообще, воровать чужие самолеты — подло!

Так же, как чужих женихов, например. Но у некоторых людей, похоже, просто нет совести.

— Даже не пойду смотреть, что там с винтом, — утирая слезу, сказала Орхидея.

— Я уверен, мы сможем все починить, — сказал Николай.

— Ах, даже думать об этом не хочу, — отмахнулась Орхидея.

— Не думай, — сказал Николай. — Я подумаю. Мои сани куда только не врезались… И Карлов их всегда чинит.

— Карлов?

— Если ты не починишь винт сама, вызовем его — он отлично все наладит.

— Хорошо, — согласилась Орхидея грустно.

Кота во дворе видно не было — наверное, ушел по своим кошачьим делам.

Мы зашли внутрь дома, потому что, несмотря на то что солнце снижалось, было еще довольно жарко. А внутри толстостенного белого дома ждала прохлада.

Мелисса увидела выломанную дверь чуланчика, справа от выхода на задний двор. Возмутилась:

— Не могли сначала дверь открыть, а потом ступу звать?

— Извините, — сказал Бондин.

Мелисса сказала:

— А теперь я ее даже поставить на место не могу.

— Я починю, — выступила вперед Орхидея. Взмахнула рукой, половинки двери взлетели, соединились и встали на место.

Бондин раздвинул в разные стороны стеклянные двери, ведущие на задний двор.

— Хоть ветерок, — сказал он.

Потом открыл пару окон.

Орхидея провела рукой по направлению к окнам и дверям, пояснила:

— Чтобы насекомые не залетали.

С помощью ока я увидела, что там появились тонкие, из мелкой сетки, занавеси.

Мелисса унесла торт на кухню. Бондин повесил пиджак на стул и увел Мелиссу в кабинет для разговора. Вернее, для допроса, насколько я понимаю. Шорох длинного подола ее свадебного платья был слышен, пока не хлопнула, закрываясь, дверь.

Миша пошел, улегся на узорчатый коврик у камина и заснул. Бедный. Два сильных зелья подряд любого собьют с ног. Ладно, может, проспится и станет нормальным. То есть вспомнит, что любит меня. И вообще меня вспомнит.

Орхидея и Николай отыскали где-то настольную игру — простенькую, вроде «Догони меня!». Позвали и меня играть, да я отказалась: голова была занята всякими мыслями, и я бы не смогла сосредоточиться на игре.

Они расположились на диване у низенького квадратного стола. Николай снял красный наряд Деда Мороза и снова остался в гавайской цветной рубашке и брюках-сафари. Орхидея читала вслух правила, а Николай любовался ею. И, кажется, правила совсем не слушал.