Если свекровь - ведьма - Касмасова Лилия - Страница 46

Инспектор, который, разумеется, все слышал, даже присвистнул.

Я тоже хочу стать женой. Миши. Пока его не повесили. То есть не захомутали.

Минут через двадцать самолет сел на аэродроме острова Тенерифе. Ганс сам вышел в салон нас проводить и вручил нам на прощание пакетики с растворимым кофе «три-в-одном» с напутственными словами:

— Хоть зажуйте его по дороге.

Вид при этом у него был ужасно мрачный — я видела с помощью перстня.

— Почему он такой? — прошептала я Бондину.

Но капитан расслышал. Сказал хмуро:

— Двадцать шесть!

— Что — двадцать шесть? — не поняла я.

— Шесть часов двадцать шесть минут, — тихо пояснила Фиалка. — Медленнее, чем в прошлый раз.

— О! — произнесла я. — Но зато… полет был замечательный.

Ганс сказал:

— Угу. — Кивнул сердито и ушел в кабину.

Фиалка, будто извиняясь за его неприветливость, улыбнулась своей очаровательной прореженной улыбкой. Потом направилась к выходу, где отдала цветной чемодан Николаю и сообщила ему:

— Ваш транспорт уже выпустили.

Выпустили? Она, наверное, имела в виду… что? Наверное, что транспорт вызвали. Просто русский язык для нее неродной.

— Как это — выпустили? — шепотом осведомилась я у инспектора.

— Из грузового отсека самолета, — ответил он.

— Машину?

— Навряд ли, — загадочно ответил инспектор.

— А что?

— Увидим.

Хм. Он, похоже, знает, но не хочет мне говорить. Ладно, увидим.

Стюардесса вручила инспектору саквояж и при этом что-то прошептала ему на ухо, отчего его щеки порозовели.

А когда мы пошли прочь от самолета, стюардесса крикнула:

— Счастливого плаванья!

Мы обернулись. Она помахала рукой и окликнула Бондина:

— Дэнис? — и она покрутила пальцем, будто набирала номер на телефоне.

Инспектор кивнул. И я заметила, как он скомкал какую-то бумажку в ладони и сунул ее в карман плаща. Стюардесса ему свой телефон успела дать? Вот прохиндейка. Да и что она в нем нашла? Я украдкой взглянула на Бондина: длинный, худой как жердь, глаза дикие, волосы топорщатся. К тому же инспектор. И зануда.

Но, в общем-то, мне было не до рассматривания инспектора. Потому что и без него было вокруг много чего интересного. За летным полем, огороженным забором из сетки-рабицы, колыхали широкими листьями пальмы, столбами стояли зеленые кактусы и цвели мелкими желтыми цветами какие-то полусухие кусты. Вдалеке на пологом коричневом склоне виднелись белые домики. Все было таким чужим, будто я на Марс попала, а не была по-прежнему на планете Земля. Даже солнце здесь было другим: вместо застенчивой сентябрьской лампочки — яркий и самоуверенный летний софит.

Орхидея и Николай шли впереди и разговаривали без умолку. Николай нес под мышкой свою кожаную книжку, в другой руке у него был чемодан.

— Паром ровно в четыре? — спросила я шедшего рядом Бондина.

— Да.

— А сейчас… — я посмотрела в телефон, — уже без двадцати пяти! Мы не успеем!

— Успеем, — спокойно сказал инспектор. — Николай ведь сказал, что подвезет нас. Ему тоже на паром надо.

Все же нам повезло, что этот Николай приехал сюда в отпуск. Хотя отпускники обычно могут себе позволить не спешить и опаздывать на паромы сколько угодно.

Я поневоле ускорила шаг. Мелисса с Мишей должны были прилететь на Ла Гомера как раз к шести по Москве. Они могли взять да и пожениться сразу по прилету. Или вообще передумать насчет времени и пожениться в воздухе! Может, шаман летел с ними?

Но ведь Бондин напугал шаманов. Интересно, сколько часов у них уйдет на просмотр списков?.. Да ведь сейчас все хранят данные в компьютерах! У них на проверку уйдет минуты две! С другой стороны, разве шаманы будут пользоваться компьютерами? С их-то профессией! Это будет неуважением к бубнам, танцам у костра и… травкам-муравкам…

— А шаманы пользуются компьютерами?

— Обычно да! Не дикие же они. Ну не все дикие, по крайней мере.

Тогда мы, может, зря прилетели?

Но Бондин досказал:

— Только списки с именами они там не хранят.

— Точно?

— Угу. Иначе бы проверка их нисколько не задержала. Они у них по традиции в свитках.

Ха-ха. Сидят сейчас шаманы по всему миру, шуршат длиннющими свитками, выискивая имя Михаила Реймса. И все только потому, что Бондин им наврал. Наврал — из-за меня. Ему ведь по службе не обязательно было это делать. Даже, наверное, наоборот, это было очень неправильно с его стороны. Тогда зачем он? Так стало меня жалко? У меня, наверное, сегодня ужасно несчастный вид.

Было тепло, я сняла кофту. Инспектор снял плащ, перекинул его через руку.

Орхидея и Николай ворковали в нескольких шагах впереди.

— Знаешь, а мы с тобой и сами могли бы Мишу спасти, без Орхидеи, — сказала я. — Пусть она едет с этим Николаем.

— Ты забываешь, что Мелисса Весловская — ведьма, — сказал инспектор. — А ты совсем ничего не можешь.

Я повернула кольцо и пощелкала пальцами. Да, искра не объявилась.

— Ну ничего, — проговорила я себе под нос, — поцелую Мишу, и она вернется.

— Да, только это он должен тебя поцеловать, а не ты его, — сказал инспектор. — А пока что нам необходима поддержка Орхидеи.

— Ну ладно, если ты такой трусишка.

Он приостановился:

— Я ведь о тебе беспокоюсь. Чтобы ты смогла вернуть себе жениха!

— Или тебе двух подследственных, — сказала я.

— Верно, — хмуро сказал он. — Давненько я никого в Сибирь не отправлял. А тут сразу две кандидатуры.

— Миша не виноват, — сказала я. — Его околдовала эта Крыса!

— Это мы еще проверим, — сказал Бондин.

— Хочешь сказать, что он в нее сам… сам влюбился?! — Да я сейчас придушу этого рыжего негодяя! Вон какая у него шея костлявая, пожалуй, и одной рукой получится.

— Кто знает, — пожал он плечами. — По крайней мере, любовное зелье не действует так сильно на… — Он замолк и быстро зашагал вперед.

Я догнала его:

— На кого не действует сильно?

— Кто? — спросил он.

— Зелье! — рявкнула я. — Не притворяйся дурачком! Ты сейчас только сказал…

— Я ничего не говорил, — ответил он.

Вот и попробуй выбить из него признание. Такой и под пытками не заговорит. Осел. Упрямый осел и негодяй. Что он там хотел сказать? Что любовное зелье не действует на того, кто морально устойчив? А у самого-то оно как мозги вышибло утром?

— А сам-то ты с утра вообще вел себя с Орхидеей по-идиотски! — высказалась я.

— Ну и что, — сказал он. — Я не был тогда влюблен.

Он сказал это «тогда» с какой-то странной интонацией. Что значит — «тогда»? То есть после этого он что, влюбиться успел? В кого это, интересно?

Я покосилась на него. Идет себе, тащит саквояж и плащ и сосредоточенно смотрит куда-то вдаль.

Да нет, тогда — значит просто «в тот момент». Да он вообще любил когда-нибудь в своей жизни? Ах да, он же жениться собирался. И что там произошло, интересно? Почему не женился? Спросить, что ли. Он же вот считает, что имеет право обсуждать моего жениха и наши с ним отношения, так почему же я не могу? М-да. Почему-то не могу. Неудобно. Да ладно, какое мне, в конце концов, дело до его невест и до его женитьб? Да абсолютно никакого. Мне абсолютно наплевать на этого служаку магического закона.

Я снова на него покосилась. А профиль у него забавный. То есть не забавный. А тонкий, симпатичный в общем-то профиль. Нос такой э-э… правильный. И подбородок красиво очерчен. И у зануд бывает внешность ничего себе.

Интересно, какая была у него невеста? Тоже, наверное, зануда. Может, коллега по работе. Этакая Жасмин. Ему бы подошла такая вот командирша. С его-то упрямством и вредностью.

— Может, хватит меня разглядывать? — раздраженно сказал вдруг Бондин.

Ой, кажется, все это время я на него пялилась, воображая, как бы он рядом с Жасмин смотрелся. Она, пожалуй, выше него будет.

— Я просто… задумалась, — сказала я.

— Неужели обо мне? — ехидно спросил он.

— Ага. Пыталась представить, какая у вас могла быть невеста.