Любавины - Шукшин Василий Макарович - Страница 76

– Куда?

– До Быстрянки.

– А Салтон – это дальше или ближе? (Пашка не знал дороги в Салтонский район – впервые ехал туда).

– Малость ближе. А что?

– Садись до Салтона. Дорогу покажешь.

Поехали.

Мрачное настроение председателя не привлекло внимания Пашки. Он сидел, откинувшись на спинку сиденья; правая рука на баранке, левая – локтем – на дверце кабины. Смотрел вперед, на дорогу, задумчиво щурился.

Полуторка летела на предельной скорости, чудом минуя выбоины. С одним встречным самосвалом разъехались так близко, что у Прохорова дух захватило. Он посмотрел на Пашку: тот сидел как ни в чем не бывало – щурился.

– Ты еще головы никогда не ломал? – спросил Прохоров.

– А?… Ничего, не трусь, дядя, – и спросил, как всегда спрашивал: – Главное в авиации – что?

– Главное в авиации – не трепаться, по-моему.

Пашка обжег гневного председателя ослепительной доброй улыбкой.

– Нет, не то, – совсем отпустил руль и полез в карман за папиросами. Придерживал руль только коленями. Его, видно, забавляло, что пассажир трусит.

Прохоров стиснул зубы и отвернулся.

В этот момент полуторку основательно подкинуло – Прохоров инстинктивно схватился за дверцу… Свирепо посмотрел на Пашку.

– Ты!… Авиатор!

Пашка опять улыбнулся.

– Ничего не сделаешь – скорость, – признался он. – Поэзия российских деревень, как говорится.

Прохоров внимательно посмотрел в глаза Пашке… Парень начинал ему нравиться.

– Ты в Салтон зачем едешь?

– В командировку.

– На уборочную, что ли?

– Да… Помочь надо отстающим. Верно?

Хитрый Прохоров некоторое время молчал. Он смекнул, что парня можно, пожалуй, переманить из Салтонского района к себе.

– В сам Салтон или на периферию?

– На периферию. Деревня Листвянка. Хорошие места тут у вас, – похвалил Пашка.

– Тебя как зовут-то?

– Меня-то? Павлом. А что? Павел Ефимыч.

– Тезки с тобой, – сказал Прохоров. – Я тоже по батьке – Ефимыч.

– Очень приятно.

– Поехали ко мне, Ефимыч?

– То есть как это?

– Так… Я в Листвянке знаю председателя и договорюсь с ним насчет тебя. Я, видишь ли, тоже председатель. И я тебе авторитетно заявляю, что Листвянка – это дыра, каких свет не видел. А у нас деревня…

– Что-то не понимаю: у меня же в путевке сказано…

– Да какая тебе разница?! Я тебе дам такой же документ, что отработал на уборочной – все честь по чести. А мы с тем председателем договоримся. За ним как раз должок имеется. Район-то один – Салтонский! А?

– Клуб есть? – спросил Пашка.

– Клуб? Ну как же!… Вот такой клуб!

– Сфотографировано.

– Что?

– Согласен, говорю! Пирамидон.

Прохоров заискивающе посмеялся.

– Шутник ты… Один лишний шофер да еще с машиной! На уборочной – это пирамидон. Шутник ты, оказывается, Ефимыч.

– Что делать! Значит, говоришь, клубишко имеется?

– Вот такой клуб! – бывшая церковь.

– Помолимся, – сказал Пашка. Оба – Прохоров и Пашка – засмеялись.

В тот же вечер Пашка уписывал у председателя жирную лапшу с гусятиной и беседовал с его женой.

– Жена должна чувствовать! – утверждал Пашка.

– Правильно, Ефимыч! – поддакивал Прохоров, согнувшись пополам, стаскивал с ноги тесный сапог. – Что это за жена, понимаешь, которая не чувствует.

– Если я приезжаю домой, – продолжал Пашка, – так? – усталый, грязный, то, се… так? Я должен кого первым делом видеть? Энергичную жену. Я ей, например: «Здорово, Муся!». Она мне должна весело: «Здорово, Павлик! Ты устал?».

– А если она сама, бедная, наработалась за день, то откуда же у нее веселье возьмется? – заметила на это хозяйка.

– Все равно. А если она грустная, кислая – я ей говорю: «Пирамидон». И меня потянет к другим. Верно, Ефимыч?

– Абсолютно! – воскликнул Прохоров.

Хозяйка назвала их «охальниками».

Два часа спустя Пашка появился в здешнем клубе – нарядный, как всегда (он возил с собой чемодан с барахлишком).

– Как здесь население? Ничего? – довольно равнодушно спросил он у одного парня, а сам ненароком обшаривал глазами танцующих: хотел знать, какое он произвел впечатление на «местное население».

– Ничего, – ответил парень.

– А ты, например, чего такой кислый?

– А ты кто такой, чтобы допрос мне устраивать? – обиделся парень.

Пашка миролюбиво оскалился.

– Я – ваш новый прокурор. Порядки приехал наводить.

– Смотри, как бы тебе самому не навели тут.

– Ничего, – Пашка подмигнул парню и продолжал рассматривать девушек и ребят в зале. – Целинники есть?

– Пошел ты!… – сказал парень.

Пашку тоже разглядывали. Он такие моменты очень любил: неведомое, незнакомое, недружелюбное поначалу, волновало его. Больше всего его, конечно, интересовали девки.

Танец кончился. Пары расходились по местам.

– Что это за дивчина? – спросил Пашка у того же парня – он увидел Настю Платонову, местную красавицу.

Парень не захотел с ним разговаривать, отошел. Пашка стоял около стенки, поигрывал концами гарусного пояска, смотрел на Настю.

Заиграли вальс.

Пашка прошел через весь зал к Насте, слегка поклонился ей и громко сказал:

– Предлагаю на тур вальса.

Все подивились изысканности Пашки; на него стали смотреть с нескрываемым веселым интересом.

Настя спокойно поднялась, положила тяжелую руку на сухое Пашккно плечо. Пашка, не мигая, ласково смотрел на девушку…

Закружились.

Настя была несколько тяжела в движениях, ленива. Зато Пашка начал сходу выделывать такого черта, что некоторые даже перестали танцевать – смотрели на него.

Пашка выдрючивался, как только мог. Он то приотпускал от себя Настю, то рывком приближал к себе и кружился, кружился… Но окончательно он доконал публику, когда, отойдя несколько от Насти, но не выпуская ее руки из своей, пошел с приплясом. Все так и ахнули. А Пашка смотрел куда-то выше «местного населения» с таким видом, точно хотел сказать: «Это еще не все. Вот будет когда-нибудь настроение – покажу, как это делается».

Настя раскраснелась, ходила все так же медленно, плавно.

– Ну и трепач ты! – весело сказала она, глядя в глаза Пашке. Пашка только повел бровью. Ничего не сказал.

– Откуда ты такой?

– Из Питера, – небрежно бросил Пашка.

– Все у вас там такие?

– Какие?

– Такие… вображалы.

– Ваша серость меня удивляет, – сказал Пашка, вонзая многозначительный ласковый взгляд в колодезную глубину темных загадочных глаз Насти.

Настя тихо засмеялась.

Пашка весь затрепетал в ее руках, весь ходуном заходил…

– Вы мне нравитесь, – сказал он, – я такой идеал давно искал.

– Быстрый ты, – Настя в упор, спокойно смотрела на Пашку.

– Я на полном серьезе, – сказал он.

– Ну, и что?

– Я вас провожаю сегодня до хаты. Если у вас, конечно, нет какого-нибудь другого хахаля. Договорились?

Настя усмехнулась, качнула отрицательно головой. Пашка не обратил на это никакого внимания.

Вальс кончился.

Пашка проводил девушку на место, опять галантно поклонился и вышел покурить в фойе к парням.

Парни косились на него. Пашка по опыту знал, что так бывает всегда.

– Тут забегаловки нигде поблизости нету? – спросил он, подходя к группе курящих – решил сразу войти в доверие. – Пивишка бы выпить…

Парни молчали… Смотрели на Пашку насмешливо.

– Вы что, языки проглотили? – спросил Пашка.

– Тебе не кажется, что ты здесь слишком бурную деятельность развел? – спросил тот самый парень, с которым Пашка беседовал до танца.

– Нет, не кажется.

– А мне лично кажется.

– Крестись, если кажется.

Парень нехорошо прищурился.

– Выйдем на пару минут? Потолкуем?

Пашка отрицательно качнул головой.

– Не могу.

– Почему?

– Накостыляете сейчас ни за что… Мы потом когда-нибудь потолкуем. Вообще-то, чего вы на меня надулись? Я, кажется, никому еще на мозоль не наступал.

Парни не ожидали такого поворота. Им понравилась Пашкина прямота. Разговорились.