Все сокровища мира - Точинов Виктор Павлович - Страница 12

В нашей Зоне лежали все сокровища мира – все, какие только можно придумать. И чтобы найти их, не обязательно пробираться к Эрмитажу по смертельно опасному лабиринту Центра, усеянному трупами искателей легких богатств… Сокровище может найтись где угодно. Даже в предзоннике – когда бежавшие люди уносили самое ценное, это не всегда бывали деньги, лежавшие под сахарницей на расходы, да горсточка дешевых колец-цепочек-сережек из шкатулки… Например, два полотна «малых голландцев», украсивших гостиную покойного Папы Карло, я добыл из заурядного внедорожника «Чероки», пытавшегося при стихийной эвакуации объехать пробку на Киевском шоссе, застрявшего в болотце и дождавшегося там стаю Прыгучей Смерти…

Случались и другие интересные находки на периферии. Пытались покинуть город в те страшные дни далеко не все. Кто-то запирался в квартирах, надеясь, что все образуется и устаканится. А кто-то бежал громить под шумок магазины, в том числе и ювелирные, но долго пользоваться награбленным им не довелось.

Сокровищ в мертвом мегаполисе хватало. Но желающих поживиться ими было еще больше, и отнюдь не все из них желали рисковать, отправляясь в Зону. Нигде и никогда вокруг Зон Посещения не разворачивались такие масштабные криминальные войны, как под Питером. Эпопея со Службой добрых услуг – лишь эпизод тех войн, пусть и примечательный своей жестокостью и кровавостью.

«Калитки» появились на свет как попытка хоть как-то ввести в берега кровавый хаос. Проход сквозь них был платный. За вход брали фиксированную таксу, небольшую. За выход – десятую часть от хабара. Зато имелась гарантия – на выходе не пристрелят и не отберут всю добычу. Не стопроцентная гарантия, если честно… Добыча могла случиться такая, что за нее и святой оскоромится, а контролировали «калитки» люди, далеко уступавшие святым по моральным качествам.

Сквозь «дикие дырки», или просто «дырки», проникнуть в Зону и покинуть ее можно было бесплатно – тем, кто о «дырках» знал, разумеется. Но произойти там могло всякое – и при входе, и при выходе…

2

Сквозь Купчинскую «калитку» в Зону мы прошли вчетвером – я, Ильза, старина Чеширский и майор. Вчетвером – если не считать отделения «каракалов», числом одиннадцать бойцов, сопровождавших своего командира.

Спецназовцы, кстати, оказались достаточно странные. Нетипичные. Ни один и ни разу не то что не снял шлем – даже не поднял на нем затонированный щиток из бронестекла. Лиц их я не видел, голосов не слышал… Не бывает так. У нормального человека поднять щиток за несколько часов всегда найдется причина. Глотнуть воды из фляги захочется… Покурить… Нос, в конце концов, зачешется.

У этих ничего не чесалось. И жажды они не испытывали. Вообще. Фляги висели у «космонавтов», где положено по уставу, но и только.

Мне слишком часто доводилось и командовать бойцами спецназа в прежние времена, и враждовать с ними в последние годы, чтобы оценить такое небывалое поведение людей майора. Поневоле закрадывалось подозрение, что они не совсем люди: или киборги, или терминаторы, или роботы, или свой вариант, почерпнутый из фантастических блокбастеров…

Многочисленность нашей компании меня совершенно не радовала. Зона не любит, когда по ней бродят большими и шумными толпами. Ну, допустим, наша-то компания шумной не была: «каракалы» если и общались меж собой, то исключительно по встроенным в шлемы рациям. Но пятнадцать человек… Запредельное число для экскурсий по Зоне. Оптимальная группа – трое. Четверо или пятеро – тоже допустимо. Но шестнадцать… Я предпочел бы двигаться в одиночку. Одинокие путешествия рискованны, но мне не привыкать. Но если в Зону поперлись полтора десятка человек, о риске говорить уже не приходится. Это не риск, это целенаправленное вызывание огня на себя.

Значит, иначе никак для майора нельзя, значит, зачем-то бойцы майору нужны. Но зачем в таком количестве, я не мог взять в толк. Чтобы обеспечить паритет и даже преимущество в любых столкновениях со мной, с Ильзой и Чеширским, хватило бы троих или четверых «космонавтов». А остальные? Опасности в Зоне чаще всего такие, что лишний десяток стволов лишь навредит.

Может, майор предусмотрительно запасся грузчиками для выноса Триггера? Хм-м-м…

Или предвидит столкновения с конкурентами, тоже двинувшимися в немалом количестве? Еще раз хм-м-м…

На все мои возражения, произнесенные вчера, в коттедже: такой оравой, дескать, будет идти опаснее, чем троим-четверым, – майор отвечал, что втроем мы можем пытаться попасть в камеру СИЗО, но не факт, что попадем. Можем и скончаться от огнестрела при попытке побега. А в Зону пойдем, как он сказал.

Началось же все с того, что майор отключил диктофон и почти дословно процитировал мою фразу про Коалотриггер. А затем сразу, не дожидаясь ответа, поинтересовался приборами Ильзы, живописно разложенными на моем рабочем столе.

3

– Это опытные образцы техники, разработанной в нашем НИИ, – не задумываясь, ответила Ильза, у нее хватило времени на придумывание любых объяснений.

– Я вообще-то и не сомневался, – сказал майор. – Вопрос в другом: у вас, разумеется, есть разрешение на их вынос за пределы института?

Тон его подразумевал, что ничего подобного у Ильзы иметься не может по определению. Но Ильза сумела удивить, причем не только майора, но и меня.

– Разрешите? – Она потянулась к небольшой папке формата А5, лежавшей среди ее вещей; судя по толщине, папочка была туго набита бумагами.

Чего там только не было… И опись приборов, разрешенных к выносу, с названиями и инвентарными номерами, и бланки протоколов полевых испытаний на каждый из них, и заверенные сертификаты, свидетельствующие, что оные испытания, по мнению науки, будут совершенно безопасны для мирных жителей, невзначай оказавшихся поблизости.

Но странное дело, чем больше документов предъявляла Ильза, тем сильнее крепло у меня подозрение, что все ее бумаги – фальшивки.

Подозрение мое окончательно превратилось в уверенность, когда среди документов обнаружилось разрешение испытывать один из приборов не где-то, а непосредственно в РОР – то есть в районе особого режима, попросту говоря, в Зоне.

Я не один год занимался опекой зоноведческой науки – опекой там, на переднем крае. И хорошо знаю, как проводятся подобные испытания: отнюдь не одинокой кандидаткой наук в сопровождении одинокого телохранителя Чеширского. В Зону – в самые ее безопасные, периферийные районы – прискакала бы под усиленной охраной целая орава научных деятелей, включая не имевших никакого отношения к разработке прибора. И них, у яйцеголовых, весьма ценится небольшой значок, свидетельствующий: его носитель побывал в Зоне. Не то значок и удостоверение к нему дают преимущества при начислении пенсии, не то еще какие-то полагаются за него бонусы… Короче, желающих заработать эту висюльку хватает с избытком.

А тут одинокая экспериментаторша с одиноким лаборантом, по совместительству телохранителем… Не бывает.

Жемчужиной Ильзиной коллекции и вишенкой на торте оказался договор подряда. Он, как выяснилось, подряжал не кого-то, а именно меня – в качестве лаборанта и помощника Ильзы в упомянутых испытаниях, проводимых в РОР.

Едва лишь речь зашла об этом документе, я подался вперед, внимательно в него всматриваясь. И узрел закорючку, весьма и весьма напоминающую мою подпись. Лихо…

Документы лежали на столе, как разложенный пасьянс. Или как небьющаяся комбинация в покере.

Неизвестно, что подумал насчет бумаг Ильзы майор. Но произнес он вот что:

– Я, собственно, и был уверен, что все разрешения у вас, Ильза Николаевна, в порядке. Потому что сам получил сегодня предписание сопровождать вас в РОР и оказывать всестороннюю помощь как в обеспечении безопасности, так и в проведении исследований.

И он предъявил свою бумагу, одну-единственную. Выглядела она в сравнении с документами Ильзы как замызганная Золушка на фоне благоденствующих сестер. Текст был написан от руки на потрепанном бланке, словно бы давно болтавшемся без дела среди прочих бумаг, печать оказалась лиловая и несколько размытая.