Пятнадцатый рай - Клевер Алиса - Страница 14

Вторым важным качеством является умение предать.

Вовсе не так легко, как кажется, и требует огромного напряжения внутренних сил. Предавать людей нужно по-умному, чтобы дивиденды превзошли потери, чтобы последствия не были катастрофическими, а вина оказалась бы переложенной на кого-нибудь другого. Предательство и ложь – вот самое настоящее искусство, а не какие-то жалкие картинки и фотографии. Говорить правду легко и бессмысленно. Дезинформация, грамотно продуманная и высчитанная стратегия, подмена понятий и методичный обман приводят к куда лучшим результатам, если, конечно, делать все правильно и не бояться рисковать. Те, кто придумал концепцию «честные деньги – честный бизнес», были те еще шутники. Честные деньги всегда было легче всего отнять, а честный бизнес не имел надежды на выживание.

Еще одно незыблемое правило Константина Коршунова гласило – что бы ни случилось, береги репутацию.

Ты можешь быть одуревшим от денег наркоманом, ты можешь привязывать к столбу в своем подвале каждую ночь по новой девушке и хлестать их своей любимой плеткой, пока они не потеряют сознание, но все это ты можешь делать в тиши собственного подвала. С деловыми партнерами и с деловой репутацией нужно обращаться нежно, как с девственной дочерью королевской семьи. Нужно знать этикет и правильно целовать руки. Но это не означает запрет на «обобрать» и «трахнуть». Просто все нужно делать в соответствии с церемониалом.

Никому не верь, никого не бойся, ни у кого не проси.

Тюремные истины – самые верные, ибо каждое слово выбито кровью тех, кто, на свою беду, не последовал им. Константин Коршунов в тюрьмах не сидел, ибо, смотри выше, умел лгать и манипулировать людьми так, что за его грехи всегда отвечали другие. Но тюремные истины знал и применял. Никому не верил, кроме самого себя, и не раз убеждался, что любой человек способен предать, но никто не способен любить. Никого не боялся, зная прекрасно, что страх – это слабость, а выживает только сильнейший. Ни о чем не просил, предпочитая забрать насильно, украсть, уничтожить, но не договориться.

Всегда будь готов убивать.

Константин Коршунов понятия не имел, где в Москве находится такой район – Кузьминки. Коршунов не любил Москву, но не любил он в основном ее центр, Новый Арбат с его пробками, дурацкую пародию на Нью-Йорк, торчащую нелепыми выбитыми зубами недалеко от Третьего транспортного кольца – так называемый Москва-Сити, где располагался офис Коршунова. Высоко, ближе к небесам. Он там почти не бывал, не любил высоты. По той же причине не любил летать на собственном самолете, предпочитая посылать Аркашу. У каждого – свои фобии. У Арины, синеглазой прошмандовки, которую завел себе его сынок, это была вода. А у Коршунова – высота. Только он, в отличие от этой соски, умел со своими фобиями справляться.

– Вон тот дом, – один из двух охранников-мордоворотов, которых Коршунов держал рядом, указал пальцем на страшненькую, грязную пятиэтажку. И зевнул. Вставать в пять утра – этого Жека не любил, но раз боссу какая-то вожжа под хвост попала, спорить не приходится.

– Ты уверен, что она на месте?

– Она там, – кивнул Сеньтяй, второй охранник. – С вечера никуда не уезжала. Телефон на месте, она разговаривала по нему.

– Хорошо, – пробормотал Коршунов, продолжая проигрывать в голове комбинацию. Приезжать сюда, в эти Кузьминки, не было никакого повода, кроме разве что специфического внутреннего ощущения, которое Коршунов хорошо знал и которое редко его подводило. Он, что называется, «задницей чуял», когда его хотели обобрать или трахнуть, и с тех пор, как появилась чертова Белоснежка, это чувство его не покидало. Кто знает, что там происходит – в голове у его сына. Одно можно было утверждать с уверенностью – от Белоснежки следовало ждать проблем.

– Привести ее? – спросил Сеньтяй, а Жека, сидевший за рулем черного «Мерседеса», обернулся в ожидании указаний. «Мерседес» – потому что незачем выпендриваться и привлекать к себе внимание дорогими машинами, особенно когда ты в Кузьминках. Нужно быть ближе к народу.

– Жди, Сеня, – покачал головой Коршунов. Оба мордоворота – и водитель, и Сеньтяй – кивнули и застыли, стараясь не мешать шефу думать. Жека прикрутил радио. Оба они надеялись, что верная служба Коршунову вознесет их на вершины мира. Каждый день мог стать уникальной возможностью, когда ты вращаешься по обжигающе горячей орбите планеты Больших Денег. Оба они были готовы на все или почти на все ради своего господина. По крайней мере, пока их господин стоял на вершине, как царь горы. Таких подручных Коршунов за долгие годы сменил немало. Многих похоронили с почестями на Ваганьковском. Некоторым пришлось просто исчезнуть. Жди, Сеня.

Коршунов освежил в памяти последний доклад Аркаши. Ничего особенного, ничего подозрительного. Вся информация подтверждалась, не было никаких причин перепроверять ее лично. Тогда откуда такое чувство, что Аркаша лжет? Да все оттуда же. Аркаша всегда был на его стороне, за исключением случаев, когда дело касалось Максима. Как, например, сейчас. Все из-за Максима. Неизвестно что. Аркаша умеет молчать, он всегда спокоен и сосредоточен, но он так же прекрасно умеет врать и предавать. Нельзя забывать об этом. Риск не узнать правды выше, чем риск вызвать ненужные подозрения. Плевать на подозрения. Плевать на Аркашу.

– Да, приведи ее, Сеньтяй – скомандовал Коршунов. – Ты ее ни с кем не перепутаешь?

– Жека, дай еще раз глянуть? – Сеня взял в руки распечатанную фотографию – портрет рыжеволосой девушки, выходящей из новенькой машинки-иномарочки. На что только не способны женщины ради машинки.

– Дешевка. – Жека приоткрыл дверцу автомобиля, перегнулся и сплюнул на асфальт. – Хной красится.

– Дешевка, говоришь, – задумчиво протянул Коршунов. – Вот и Аркаша говорит, что дешевка.

– Аркадий знает, о чем говорит, – пробормотал Сеньтяй уважительно.

– Да, да. Знает, – согласился Коршунов. – Иди, иди.

Подруга Белоснежки чуть ли не сама запросилась к ним, предлагая доносить на девушку Максима за весьма скромное вознаграждение. Не такое, правда, скромное, чтобы продолжать жить в этой дыре рядом с метро «Кузьминки». Но это было условием сделки – не менять место проживания, продолжать вести прежний образ жизни, чтобы не вызвать подозрений у Белоснежки.

Если только Белоснежка в принципе способна на подозрения.

Согласно отчетам, которые были предоставлены Аркашей, Белоснежка была непуганой идиоткой, полной романтических идей о любви и счастье. Она не лгала, верила людям, лечила зверушек и позволяла Максиму развлекаться с нею на манер, который его отец вполне понимал и одобрял. Вот только… в последнее время все стало меняться странным, неправильным и непредсказуемым образом. К примеру, Максим решил жениться. С чего бы вдруг?

ЖЕНИТЬСЯ!

Шантаж? Какая-то непонятная пока игра с его стороны? Или с ее? Интересно то, что именно после визита Аркадия к Белоснежке с вежливым предложением убираться подобру-поздорову идея жениться посетила ветреную голову коршуновского сына. Может быть, Аркадий неправильно оценил фигуру Белоснежки? Он оценил ее как пешку, она же действовала как ладья. Свадьба не входила в планы Коршунова. Ошибся Аркаша или намеренно ввел своего босса в заблуждение, блюдя интересы Максима, – это и хотел выяснить Коршунов, когда приказал притащить Нелли в свой «Мерседес». Но сообщать подручным о своих резонах Коршунов не собирался. Использовать людей лучше всего вслепую.

Константин Коршунов улыбнулся, представляя, как Сеньтяй звонит в дверь квартиры, как на вопрос «Кто там?» отвечает «Сосед сверху». Соседям всегда открывают двери. А дальше… вряд ли Сеньтяю понадобится много времени, чтобы убедить Нелли пройти с ним в машину. У нее только два варианта – пойти добровольно или пойти против воли. Сеньтяю одинаково хорошо даются обе «доставки».

Они появились во дворе минут через десять. Нелли шла по доброй воле, по крайней мере на первый взгляд. Потрепанная заспанная девица, не привыкшая вставать в такую рань. Бледная, полноватая, на лице несколько прыщей. Неухоженная. Простая, с такими Коршунов не имел дела давным-давно. Все его женщины были, как картошка в «Макдоналдсе», подобраны по одному размеру, высокие и стройные, одинаковые, великолепно ухоженные, осведомленные, искушенные и тоже, возможно, генно-модифицированные. Эта была другая, она боялась по-настоящему и надеялась, что пронесет. Она застыла на мгновение у раскрытой двери черного, затонированного «Мерседеса», и ее жалкая улыбка, улыбка жертвы, была такой искренней, что у Константина внезапно зачесались ладони.